Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

Перепуганная Даркина хозяйка подзывает к себе дочь.

— Лидка, деточка, может, и у тебя глупые мысли в голове бродят?

Нет, Лидка никаких поганых мыслей в голове не держит.

— За меня можешь не волноваться. Я не такая дура… Запишусь сразу же, в первый день. Только прошу дать мне деньги на вступительный взнос.

Тогда хозяйка вспоминает, что у нее на руках еще и Дарка.

— Даруся, а вы? Я не хочу отвечать за вас перед родителями…

— Моя буква в субботу, — дипломатично отвечает Дарка.

— Я говорю вам, Даруся, затем, чтобы потом ваши родители не жаловались на меня. Если надо, я могу одолжить вам деньги…

— Хорошо, — соглашается Дарка, принимая предложение, и выходит из комнаты.

С нее хватит слез матери Иванчука. Она уже больше не может все это слушать! Вначале было смешно, когда взрослая женщина жаловалась, что «ноги исходила», а потом… потом что-то стукнуло в сердце: это ведь плачет мать Гини! В Веренчанке есть еще одна мать, которую ждет то же самое! До смеху ли будет, если та мама, в Веренчанке, станет биться головой об стенку?

Довольно! Довольно!

В ночь с пятницы на субботу Дарке не спится. Она переворачивается с боку на бок. Ложится навзничь и хочет представить себе, что плывет. Откуда-то издали слышен шум водопада. Этот равномерный, дремотный шум укачивает ее. Но сон не приходит. Дарка перекладывает подушку под ноги. Не помогает. Сон, словно заколдованный злой ведьмой, не может попасть к Дарке в кровать.

Засыпает она далеко за полночь, но вскоре просыпается. Приходится зажечь свет. Ей снилось, что приехала мама. Сон так близок к действительности, что становится жутко. Она гасит лампу и в темноте прячет голову под подушку. «Мама, ты всегда в решающие дни моей жизни являешься ко мне. Всегда, когда мое сердце не может найти покоя, ты во сне или неожиданным письмом даешь знать, что ты рядом. А сейчас: хочешь ли ты предостеречь меня или помочь мне? Я знаю, знаю, мамочка, как больно будет тебе, но я не могу (и ты должна понять это) отказаться от того, что ты и папа учили меня любить. Почему ты молчишь, мама? Мама!»

Вскоре мамина фигура медленно тает, остается только белое облачко.

Утром хозяйка не может добудиться ее.

— Побойтесь бога, Даруся! Уже почти десять часов, а вас никак не добудишься. Мы просто испугались…

Дарка не сразу понимает, что сегодня за день и что от нее хотят. Она замечает, что хозяйка не выходит из комнаты, как обычно, после того, как разбудила ее. Она ждет, пока Дарка оденется, у нее на глазах проглотит совсем уже остывший завтрак, наденет шапочку, спрячет деньги и пойдет записываться в гимназию.

— Даруся, не смотрите на Гиню… Я вам говорю — идите запишитесь и счастливо возвращайтесь домой.

— Хорошо, — на все соглашается Дарка.

Но когда Лидка в ответ на выразительное подмигивание матери предлагает Дарке проводить ее, в ней вспыхивает протест и она решительно и невежливо отказывается:

— Я пойду одна… Я тебя, Лидка, не провожала, и я тоже не хочу провожатого…

— Подумайте, что делаете, Даруся! — еще раз предостерегает хозяйка.

— Хорошо! — тем же тоном отвечает Дарка.

На балконе первого этажа — двое ребят в белом, похожие на полярных медвежат. Ребятишки цепляются лапками в варежках за перила и щурятся на солнце. Дарку охватывает ленивое изнеможение, которое возможно только в такой солнечный весенний день. Ей не хочется никуда идти, ни о чем думать, ни с кем разговаривать. Вот стоять бы здесь, на тротуаре, и щуриться на солнце, как двое белых медвежат на балконе. Но на улице нельзя стоять неподвижно, ничего не делая.

И Дарка решает: «Пойду, куда ноги понесут».

Ноги по привычке несут Дарку к гимназии. На перекрестке стоят два ученика. Уже издали виден рыжий пылающий чуб Гини.

«Это, верно, те, кто не хочет записываться», — догадывается Дарка. Сердце наполняется такой нежностью к ним, что хочется подойти и крикнуть: «Все хорошо! Я тоже с вами». Но именно потому она и обходит их, направляясь прямо к гимназии. Тогда кто-то кричит ей вслед густым басом:

— Счастливого пути!

«Господи, они думают, что я иду поступать…» Дарку бросает в жар.

У самых дверей на нее налетает Наталка Ореховская:

— Ты здесь! А я повсюду ищу тебя. Хорошо, что встретила! Ты записалась?

— Что ты! Что ты, Наталка! — Лицо Дарки меняется от одного лишь подозрения. — За кого ты меня принимаешь?

Ореховская берет ее под руку и отводит от входной двери. Из подвала, невзирая на то что на дворе только весна, доносится запах свежих яблок.

— Дарка, нам надо записаться.

Дарка медленно отодвигается от подруги. От обиды, что ей не доверяют, она дрожит всем телом. Только глаза глядят с вызовом.

— Со мной так не надо, Наталка!

— А я серьезно, Дарка!

— Что ты говоришь? Только вчера со мной разговаривала Стефа Сидор!..

Наталка через забор старается дотянуться до ветки боярышника, который зацвел раньше, чем покрылся листьями.

— Это было вчера, а сегодня ночью решили иначе. Мы все записываемся. Возможно, что сама дирекция не примет кое-кого. Будем учиться и, — Наталка оглянулась через плечо, — незаметно делать свое дело.

— У меня все это не укладывается в голове, — ничего не понимает Дарка. — Ведь вчера мать Иванчука чуть с ума не сошла оттого, что Гиня не хотел записываться в гимназию.

— А он и сегодня не пришел…

Дарка резко оборачивается к Наталке: не ослышалась ли она?

— Не пришел, — с иронией подтвердила Наталка. — Думает, что для народного трибуна, каким мнит себя Гиня, образование — вещь излишняя… Чего ты колеблешься? Пойми: будь Орест среди нас, он бы тоже записался… Пошли, Дарка!

Наталка берет ее за руку, но у входа в гимназию отпускает. Дарка должна одна войти в ворота, пройти между двумя шеренгами мальчишек, от которых неизвестно чего можно ожидать. Кажется, в толпе кто-то насмешливо свистнул. Дарка невольно взглянула на подругу и услышала слова Наталки:

— Иди вперед, не оглядывайся!

И она пошла, не обращая внимания на происходящее вокруг.

Да, она привыкла не только верить всему, что скажет Наталка, но и не расспрашивать. Поняла наконец, что в организации так и должно быть. Кто-то один не только принимает окончательное решение, но и возлагает на себя ответственность за всех.

Но время для раздумий было неподходящее. Дарка шла к директору, и ощущение страха рождало неприятную реакцию.

Впрочем все оказалось гораздо проще, чем она себе представляла. Была уверена, что придется пройти через очередную полосу допросов, а между тем все обошлось. Единственное, о чем спросил ее помощник директора, — это фамилия, класс, год рождения. Правда, ей подсунули какое-то заявление, но Дарка могла не читать его, раз в кружке было решено подписать эту бумажку.