Лео Перуц - Иуда Тайной вечери

- Что Мне и Тебе, Жено?

Бехайм резко повернулся и, точно здесь произошло что-то необъяснимое, не мигая воззрился на д'Оджоно, который громко произнес эти слова: художник будто прочел у него на лбу вопрос и ответил по своему разумению.

- Что такое? Как это? - хрипло выдавил немец. - Что вы имеете в виду, о какой жене говорите?

- Сударь! - отозвался д'Оджоно, не прерывая работы. - Этими словами Спаситель обратился на браке в Кане Галилейской к Своей Матери: Что Мне и Тебе, Жено? Смотри Евангелие от Иоанна, в самом начале, глава вторая, ну а я придаю Спасителю на картине аккурат такую позу и жест, будто Он и произносит эти самые слова.

- Вот оно что. Так написано в Евангелии, - Бехайм облегченно вздохнул. - А вы знаете, сударь, там внизу, во дворе, один из ваших приятелей, тот, что вчера в "Барашке" грозил мне кинжалом.

- Кто грозил вам кинжалом? - осведомился д'Оджоно.

- Вы зовете его Манчино, а как он зовется по-настоящему, мне неведомо, - сообщил Бехайм.

- С него станется, - сказал д'Оджоно. - Ежели освирепеет, так и на лучших друзей идет с чем ни попадя, натура у него больно горячая. А в здешнем дворе его можно видеть об эту пору каждое утро, он чистит скребницей и выгуливает лошадей хозяина "Колокольчика", уж с кем-кем, а с лошадьми он обращаться умеет, Манчино этот, тем и зарабатывает себе суп на завтрак да несколько сольдо, которые проматывает потом с девками в публичных домах. Мы зовем его Манчино, потому что настоящего своего имени он сам не помнит, и, как говорит мессир Леонардо, вообще диковинная штука, что из-за повреждения мозговой субстанции человек способен начисто забыть свою прошлую жизнь...

- Об этом я вчера во всех подробностях слыхал от трактирщика, перебил его Бехайм. - А теперь мне пора идти. Спасибо вам, сударь, за ваши благие дела, я никогда их не забуду, желаю вам также успеха в ваших трудах, и обдумайте хорошенько мой совет, вам это пойдет на пользу. Надеюсь, мы еще увидимся - в "Барашке" или когда я приду за моим дукатом, а пока, сударь, с богом, прощайте!

Он взмахнул беретом и вышел, затворив за собою дверь, на чьей наружной стороне брат Лука, не получивший от д'Оджоно двух карлинов, написал углем: "Здесь живет скряга".

- Делайте свою работу хорошо, чтобы потом не услышать жалоб, благодушно произнес Бехайм, обращаясь к Манчино, ибо полагал, что это самый подходящий способ завязать разговор с трактирным и конюшенным поэтом, который занят чисткой лошадей.

Манчино поднял голову, увидел, кто перед ним, слегка скривился, но все же учтиво сказал:

- Доброе утро, сударь! Ну как, довольны ли вы ночлегом?

- Мне посчастливилось куда больше, чем я заслужил и мог надеяться. Не прояви художник, что живет наверху, - Бехайм показал пальцем на окно д'Оджоно, - христианского милосердия, нынче утром меня бы выудили из сточной канавы.

- А все потому, - заметил Манчино, - что для вас, немцев, все вина одинаковы. А ведь то, которым вас вчера потчевал трактирщик, кувшинами не пьют.

- Ваша правда, - согласился Бехайм. - Только разумение-то задним числом приходит. Нынче вы, однако, говорите со мною вполне здраво, а вчера напустились как безумец какой.

- Потому что вы вчера, - объяснил Манчино, - упорно не желали прекратить разговор о той девушке, хотя я настоятельно просил вас об этом. Я не хотел, чтоб мои приятели пронюхали о дружестве и симпатии, питаемых мною к сей юной особе. Они же станут насмехаться и не преминут ославить бедную девочку на весь город. Вот и запомните на будущее, сударь: при моих приятелях ни слова об этой девушке!

- Неужто? - удивился Бехайм. - А мне они показались вполне солидными и добропорядочными людьми.

- Они такие и есть, такие и есть! - воскликнул Манчино, придерживая за повод вдруг забеспокоившуюся пегую лошадь. - Вполне солидные и добропорядочные люди. Не в пример мне. Я-то сам никогда не был ни солидным, ни добропорядочным, чего уж тут. Словом, приятели мои считают, что девушка, которая водит со мной компанию и даже просто здоровается, непременно одна из тех, чью любовь можно купить за деньги.

- Сказать по правде, на такую она вовсе не похожа, - сказал Бехайм, погруженный в воспоминания о девушке. - А если б оказалась из таких сколько ни заплати, все было бы мало.

- Она красива и чиста, как розовый бутон, - объявил Манчино и опустил руку со скребницей в воду.

- И ростом высокая, и цвет лица у нее свежий, не какая-нибудь бледная немочь. Ничего не скажешь, девушка мне по нраву. Вы бы хоть намекнули, в которую церковь она ходит к мессе, а?..

- Значит, вы не только меня, но и Господа Бога сводником сделать решили? - вскипел Манчино.

- Сводником? - возмущенно воскликнул Бехайм. - Сударь! Имейте уважение к святым вещам! Надеюсь, мессу-то послушать не возбраняется? Или и тут от вашего брюзжания спасу не будет? Сводничество! С чего вы взяли? Я хочу вернуть ей платочек - она его утеряла, а я подобрал.

Он достал из кармана платочек льняного "боккаччино" и сунул его Манчино под нос.

- Да, платочек и правда ее, - Манчино осторожно взял платочек мокрыми пальцами. - Я сам подарил его ей на именины, со скляночкой душистой эссенции. Значит, она его обронила.

- Совершенно справедливо, и вы могли бы вернуть ей этот платочек, с приветом от того, кто шел следом за нею, - предложил Бехайм. - Не стану отрицать, я бы с удовольствием повидал ее снова, очень она мне понравилась, и как знать, может, я тоже ей приглянулся. Только вот исчезла в один миг что она себе думает? Что у меня есть время бегать по всему Милану, разыскивая ее? По всем церквам да рынкам? Нет, я в Милане делом занимаюсь, мне не до поисков, так и скажите моей Аннетте!

- Кому, вы говорите, я должен сообщить, что у вас в Милане дела? переспросил Манчино.

- Моей Аннетте, кому же еще, - ответил Бехайм. - Или ее зовут иначе? Могли бы в конце концов и назвать ее имя. Манчино пропустил эту просьбу мимо ушей.

- Значит, пойдете к Боччетте и потребуете свои деньги? - осведомился он.

- Да, пойду и потребую, - с апломбом подтвердил Бехайм. - Завтра или в какой-нибудь другой день пойду к нему и улажу это дельце. Что же до девушки, которую мне, надо полагать, увидеть не суждено...

- Вы ее увидите, - сказал Манчино, и печаль на его лице уступила место злости. - Да, ведь я этому не могу воспрепятствовать. И запомните, что я вам скажу: боюсь, для девушки это кончится плохо. Но тогда и для вас тоже, вот что я скажу. А может быть, и для меня.

5

Д'Оджоно сказал правду, дом "У колодца" выглядел до крайности запущенным, казалось, он уже много лет стоит пустой, необитаемый, крыша худая, балки прогнили, труба обвалилась, штукатурка на стенах облуплена, кладка вся в трещинах, и сколько Бехайм ни стучал и ни звал, дверь оставалась закрыта. И когда он этак вот стучал, и ждал, и звал, и стучал, и опять звал, и опять ждал, взгляд его ненароком упал на зарешеченное оконце над дверью, и в этом оконце он увидел лицо, оставлявшее впечатление такой же запущенности и обветшания, как и дом, небритое и нечистое лицо мужчины, который внимательно наблюдал, как он до крови разбивает себе пальцы о запертую дверь.