Лео Перуц - Маркиз де Боливар

Полковник совсем забыл о моем присутствии. Казалось, он только теперь меня увидел.

- Хорошо, Йохберг, - кивнул он мне. - Идите, оставьте нас одних.

Я еще помедлил, но сообразив, что навлеку и на себя подозрение, если останусь, готов был повиноваться. Тут послышались торопливые шаги и громкие голоса в другой комнате.

Дверь отворилась, влетел Эглофштейн, а за ним - длинный сухопарый человек, в котором я узнал капрала из гессенского полка.

- Тихо! Тихо! - полковник указал на раненого. - Что там, Эглофштейн?

- Господин полковник, этот капрал - от лейтенанта Ловассера, их рота патрулирует улицы...

- Знаю. Что там? Капрал...

- Беспорядки, сборища, мятежи! Испанцы нападают на патрули и постовых!

Я бросил на Эглофштейна изумленный взгляд. В первый миг я ничуть не сомневался, что это - ловкая выдумка, чтобы отвлечь полковника от речей умирающего и увести его отсюда, а с капралом капитан договорился...

Но полковник сперва только насмешливо потряс головой.

- Эти-то кроткие христиане, эти барашки - бунтуют? Капрал, кто послал вас?

- Мой лейтенант Ловассер.

- Верю, верю. Ловассер - шальная голова, ему везде мерещатся призраки. Завтра он пошлет доложить, что видели трех огненных людей или горбатого кобольда Санкторпуса...

Дверь внизу хлопнула, беглые шаги по лестнице - и мы увидели лейтенанта Донона.

- Мятеж! - крикнул он, задыхаясь после быстрого бега. - На рынке они атакуют посты!

Полковник перестал смеяться и побелел как известка. В глухой тишине опять послышалось бормотание Гюнтера, который уже не отличал день от ночи:

- Зажгите свет, черти! Вы что, решили со мной в кошки-мышки играть в темноте?!

- С чего испанцы сходят с ума? - вырвалось у полковника. - Атаковать посты! Да мало мы за это вешали? Сотнями! Что за дьявол в них вселился?

- Брокендорф... - начал Донон и запнулся.

- Ну, что Брокендорф? Где он? Куда делся?

- Всё еще в соборе...

- В соборе? Какой дьявол, тысяча дьяволов! Что, сейчас время проповеди слушать? Или он молится о хорошем урожае на вино, пока испанцы бунтуют?

- Брокендорф поместил свою роту с лошадьми в соборе Марии дель Пилар!

- В соборе? На квартиру? - полковник задохнулся, посинел от гнева, и казалось, его в следующую секунду хватит апоплексический удар.

А Гюнтер стонал и метался на постели:

- Боже, я умираю... Ах, любимая!..

- Он говорит - Брокендорф говорит - он получил приказ от господина полковника...

- Приказ - от меня? - взвился полковник. - Вот как! Теперь понятно, отчего испанцы бунтуют...

Он огромным усилием воли овладел собою и обратился к капралу, все еще стоявшему у дверей:

- Беги, разыщи мне капитана Брокендорфа! А вы, Донон, приведите сюда алькальда и настоятеля! Быстро! Что вы еще топчетесь! Эглофштейн!

- Да, полковник?

- Орудия на перекрестках заряжены?

- Картечью, господин полковник. Прикажете...

- Ни одного выстрела без моего приказа! Два кавалерийских патруля очистить улицы!

- Пулями?

- Нет, черт побери! Только приклады и сабли! Загнать их в щели! рычал полковник. - И ни одного выстрела без приказа! Вы хотите зазвать сюда герильясов?!

- Понял, господин полковник!

- Удвоить состав постов. Возьмите десять солдат, займите префектуру и арестуйте хунту42, если она соберется. Йохберг!

- Слушаю, господин полковник!

- Скачите к капитану Кастель-Боркенштейну! Его рота - во дворе у главной вахты при воротах. Ни одного выстрела, пока я не дам приказ. Поняли?

- Так точно, господин полковник!

- С Богом!

Через полминуты мы все мчались по своим назначениям.

Я спешил вниз по улице Кармелитов вместе с Эглофштейном. Вдали, за почерневшими остатками монастырской стены, мелькнули два испанца, вооруженные пикой и вилами для навоза. На перекрестке наши пути расходились. Эглофштейн хотел бежать дальше, но я придержал его, потому что мне в голову пришла одна позабытая мысль.

- Капитан, - сказал я, - а ведь все идет так, как хотел маркиз де Болибар!

- Кажется, вы правы, Йохберг! - проронил он, порываясь уйти.

- Слушайте: первый сигнал подал Гюнтер. Я знаю точно. Второй - мы все: и вы, и Брокендорф, и Донон. Восстание вызвал Брокендорф. Ради Бога, где же тот кинжал?

- О каком кинжале вы говорите?!

- Когда вы в ночь под Рождество велели расстрелять маркиза, вы взяли тогда кинжал себе. Кинжал с рукояткой из слоновой кости, на ней - Мадонна с телом распятого Христа, помните? Он должен быть последним из трех сигналов! Куда вы дели нож, капитан? Я не успокоюсь, пока не узнаю, в чьих руках он сейчас!

- Нож? Тот кинжал с резной ручкой? Полковник попросил его у меня ради красивой отделки... У него. Больше ничего не знаю.

У меня отлегло от сердца.

- Тогда еще все хорошо, - сказал я. - Я доволен. Полковник ведь не подаст третий сигнал, в этом я уверен.

- Нет, конечно. Он - нет! - с усмешкой, за которой скрывалось сознание вины и раскаяния, ответил Эглофштейн. И мы пустились каждый по своей дороге.

Глава XVI. ГОЛУБАЯ РОДИНКА

До Кастель-Боркенштейна я добрался без труда, потому что восстание только еще начиналось и на окраинных улочках было спокойно. Но тем труднее оказался обратный путь, и я вскоре пожалел, что не взял себе на помощь несколько солдат из роты. Взволнованные толпы носились по улицам, сотни гневных голосов изрыгали проклятия на нас, кричали, что мы - нехристи и думаем только о том, как бы посрамить святую веру и осквернить церкви, даже будто мы вывозим детей в Алжир и продаем их в рабство туркам... Дьявола всегда рисуют черной сажей, это известно. И попы пускали в ход самую черную ложь и клевету на нас, и толпа, исполняясь ненавистью, верила всему, даже явной бессмыслице.

Но меня подгоняла мысль о том, что полковник остался при Гюнтере, и я - несмотря на шум и видимую опасность - выбрал кратчайший путь. На улице Де лос Аркадос я встретил старика, который предостерегал меня: не ходите дальше в эту сторону, на перекрестке впереди собралось до тридцати вооруженных людей. Но меня это мало смутило - при мне были пистолеты и сабля, а у них могли быть только кнуты, палки, плохие ножи, может быть косы, потому что ружья мы реквизировали сразу, как заняли город. Но едва я приблизился к ним, как у моей головы просвистел камень, а из окна женский голос завизжал, что мы - враги святой Троицы и оскорбители Матери Божьей и Германия - страна еретиков, которых надо жечь на кострах. Мне удалось ускользнуть с главной улицы и продолжить путь по закоулкам и огородам. С большим опозданием я добрался до дома на улице Кармелитов.

Перед домом выстроился эскадрон драгун, ожидая приказа вступить в бой против восставших. На моих глазах появились в сопровождении конвоя алькальд и священник, они спустились по лестнице, и я узнал, что им дано поручение уговорить восставших в течение получаса сложить свое оружие и разойтись по домам. А тех, кто после этого срока будет замечен на улице в гражданской одежде и с оружием - любым, - тех драгуны будут пристреливать без пощады...