Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Спустя несколько минут Мадзя с бьющимся сердцем поднималась по хорошо знакомой лестнице пансиона. Девушку поразила тишина, царившая в коридорах, и отсутствие пансионерок, которые прежде вечно носились из класса в класс.

- Пани начальница у себя? - спросила Жаннета у служителя в черном, наглухо застегнутом сюртуке, с проседью в волосах, который стоял около лестницы, вытянувшись в струнку, как солдат.

- Пани начальница... - начал он и - смолк.

Дверь отворилась, и какой-то господин стал с поклонами пятиться задом из комнаты, в глубине которой слышался мягкий голос панны Малиновской.

- ...как только она попадет в пансион, ей нельзя будет выходить в город.

- Категорически? - продолжая отвешивать поклоны, спросил господин.

- Да.

Господин спустился с лестницы, и Мадзя увидела перед собой панну Малиновскую. На ней было такое же темное платье, и лицо ее было так же спокойно, как полгода назад. Только красивые глаза приобрели стальной блеск.

- А, панна Бжеская, вы уже здесь? - сказала начальница и поцеловала Мадзю в лоб. - Можете ли вы сегодня в пять часов поехать со мной к своим воспитанницам?

- Конечно, сударыня!

- Панна Жаннета, займитесь панной Бжеской.

- Можно мне поздороваться с моими бывшими ученицами? - робко спросила Мадзя.

- Конечно, Петр, завтрак для панны Бжеской! Потом можешь отослать письмо, которое я сегодня дала тебе...

- Для отправки пани Коркович, - подхватил служитель, стоявший навытяжку.

- Я сообщила пани Коркович о вашем приезде и предупредила, что мы будем у них в пять часов, - сказала пани Малиновская Мадзе и пошла наверх.

Мадзя в остолбенении смотрела на панну Жаннету, увидев, что начальница исчезла в коридоре третьего этажа, та покачала головой и прошептала:

- Ну-ну!

Тут приоткрылась другая дверь, и в щелке показалась девочка, которая делала знаки рукой и шептала: "Тсс! Тсс! панна Магдалена!"

Мадзя вошла с Жаннетой в класс, где собралась кучка младших и старших воспитанниц.

- Пани начальница разрешила вам поздороваться с панной Магдаленой, сказала Жаннета.

Девочки окружили Мадзю и, целуя ее, заговорили наперебой:

- Мы видели в окно, что вы приехали! Вы к нам? Нет, к Корковичам. Ах, если бы вы только знали, какие у нас строгости! А знаете, в июле умерла Зося Пясецкая...

- У меня по всем предметам отлично, я получила первую награду, - громче других говорила красивая брюнетка с бархатными глазами.

- Милая Мальвинка, да не хвастайся ты так!

- А ты, Коця, не мешай. Я ведь была ученицей панны Магдалены, и ей будет приятно узнать, что во всем пансионе я самая способная.

- Знаете, панна Магдалена, бедная Маня Левинская так и не кончила шестой класс.

- А, это ты, Лабенцкая! Как поживаешь! - спросила Мадзя. - Почему же Маня не кончила?

- Она должна жить у своего дяди Мельницкого. Помните, такой толстяк. После смерти пани Ляттер его разбил паралич, и Маня за ним ухаживает.

- Вы совсем меня забыли. А я так по вас скучаю!

- Да что ты, Зося, вовсе не забыла!

- Мне столько надо сказать вам! Пойдемте к окну.

Зося увлекла Мадзю к окну и зашептала:

- Если вы его увидите... Ведь он скоро должен вернуться...

- Кто, Зося?

- Ну... пан Казимеж Норский...

- Ты все еще думаешь о нем? И это в шестом классе! - огорченно воскликнула Мадзя.

- Нет, я совсем о нем не думаю. Пан Романович в тысячу раз лучше! Ах, панна Магдалена, какую он за лето отпустил красивую бороду!

- Ты ребенок, Зося!

- Вовсе не ребенок, я умею уже презирать. Пусть женится на этой монголке.

- Кто, на ком? - бледнея, спросила Мадзя.

- Казимеж на Аде Сольской, - ответила Зося.

- Кто тебе наболтал таких глупостей?

- Никто не наболтал, никто ничего не знает, только... чует мое сердце. Ах, недаром сидят они в Цюрихе!

В дверь постучали. Девочки бросились врассыпную, как стайка воробьев при виде ястреба. Вошла горничная и позвала Мадзю завтракать.

В комнате начальницы Мадзя застала седенькую, худенькую, но очень подвижную старушку.

- Я здешняя хозяйка, - весело сказала старушка. - Дочки нет, так что позвольте предложить вам...

Старушка была похожа на докторшу Бжескую, и растроганная Мадзя поцеловала ей руки.

- Присаживайтесь, дитя мое, простите, не помню, как звать вас?

- Магдалена.

- Присаживайтесь, панна Магдалена! Я налью вам кофе, вы, наверно, устали. И булочку намажу маслом. Я это умею.

- Большое спасибо, я не ем масла, - прошептала Мадзя, не желая вводить в расходы свою покровительницу.

- Вы не хотите масла? - удивилась старушка. - Что, если об этом узнает Фелюня? Избави бог! Она считает, что без масла хлеб ничего не стоит. Мы все здесь должны есть масло.

Итак, Мадзя ела булочку с маслом, и в сердце ее это отозвалось тихой печалью. Когда у родителей на полдник подавали в беседке кофе, булочку тоже ели только с маслом... Что поделывают теперь майор, ксендз, папа с мамой? Ах, как тяжело покидать родной дом!

Старушка, угадав, быть может, ее печальные мысли, сказала:

- Вы теперь, наверно, надолго в Варшаву, как и мы? Фелюня уже очень давно не была в деревне.

- Ах нет, нет, сударыня! - запротестовала Мадзя. - Через год я, может, вернусь домой. Я хочу открыть небольшой пансион, - прибавила она, понизив голос.

- В Варшаве? - живо спросила старушка, глядя на Мадзю испуганными глазами.

- О нет, что вы! В Иксинове.

- Иксинов?.. Иксинов?.. У нас нет ни одной ученицы из Иксинова. Что ж, может, оно и хорошо. Вы бы присылали к нам учениц в старшие классы.

- Ну конечно, только к вам, - ответила Мадзя.

Старушка успокоилась.

В соседнюю гостиную, куда дверь была полуотворена, вошла начальница, а за нею какая-то дама.

- Я согласна платить четыреста, - говорила дама. - Что ж, ничего не поделаешь!

- У меня для вашей девочки уже нет места, оно вчера было занято, отвечала начальница.

Минута молчания.

- Как же так? Ведь может же в таком просторном дортуаре поместиться еще одна кроватка, - снова с беспокойством заговорила дама.

- Нет, сударыня. У нас количество учениц определяется размерами помещения. Либо много воздуха, либо малокровие, а я не хочу, чтобы в моем пансионе дети страдали малокровием.

Дама, видно, собралась уходить.

- Пани Ляттер никогда не была такой несговорчивой, - сказала она с раздражением в голосе. - До свидания, сударыня!

- Потому-то и кончила плохо. До свидания, сударыня! - ответила начальница, провожая даму в коридор.

Мадзю поразила решительность панны Малиновской, но еще больше лицо ее матери. Во время разговора в гостиной на лице старушки испуг сменялся гордостью, гнев - восторгом.

- Она всегда такая, моя Фелюня! - сложив руки и тряся от волнения головой, говорила мать. - Какая это исключительная женщина! Не правда ли, панна... простите, панна...