Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Панна Элена подошла к Мадзе, увлекла ее в сторону и усадила на диван.

- Что же это ты, - сказала она, глядя на свой веер, - начинаешь кокетничать с Сольским?

- Я?

- Он в восторге от тебя. Сам мне рассказывал. Мы ведь с ним друзья...

- А тебе давно пора быть его женой, - ответила Мадзя с такой естественностью, что панна Элена пристально на нее поглядела.

Вдруг Мадзя придвинулась к ней и, понизив голос, заговорила:

- Зачем ты это делаешь, Эленка? Зачем тянешь с ответом и дразнишь его, ведь твоя мать очень... очень хотела, чтобы ты за него вышла?

- Так ли это?

- Верь мне, верь! Она очень огорчалась, когда узнала, что ты порвала с ним.

Панна Элена откинулась на спинку дивана.

- Ах, я это знаю! Мать, брат, даже отчим всегда советовали мне не пренебрегать такой блестящей партией. Мужчины меня не удивляют, но мать! Пожалуй, единственное, что я унаследовала от нее, - это неуменье продаваться. Кто хочет безраздельно владеть мною, должен безраздельно принадлежать мне. Не красота влечет меня, а безраздельное взаимное обладание. Ты думаешь, я не знаю, что такое брак и какая роль приходится в нем на долю женщины? Брр! Должна же я что-то получить за все эти гадости! Если я кого-нибудь осчастливлю и рожу ему ребенка, пусть он оценит мою жертву...

- Разве ты не любишь Сольского? - с удивлением прервала ее Мадзя. Право, ни одна женщина еще не говорила так о браке.

- Ни одна здесь, у вас, в этой стране наседок. А ты поговори с американками, шведками! Вот где женщины ценят свое достоинство! Они поняли, что мужчина - это прежде всего жадный зверь. Что ж, если я должна быть съедена, то пусть мне заплатят столько, сколько стоит мое тело. А сколько оно стоит, мужчины сами определят, - со смехом закончила она.

- Итак, вашим избранником должен быть Бисмарк, - произнес вдруг пан Казимеж, подавая Мадзе руку.

Пани Арнольд подхватила Дембицкого, ее муж подал руку Аде, Сольский Элене, и все перешли в столовую.

- Готов побиться об заклад, что вы с панной Магдаленой говорили о женщинах, - сказал Сольский.

- Вы угадали, - ответила панна Элена.

- Можно узнать, что именно?

- Как всегда, что вы не стоите нас.

- Иногда мне кажется, что вы правы.

- Это "иногда" просто великолепно! - рассмеялась Элена. - О, вы должны перемениться... сильно перемениться. Дайте срок: женщины создадут союз...

- А это зачем?

- Для защиты от вас если не своих прав, то хотя бы своего женского достоинства, - ответила она, опираясь на его руку.

Сольский сжал ее руку и, страстно глядя ей в глаза, сказал:

- Клянусь, в вас есть что-то от львицы. Вы красивы и опасны. Готовы ранить среди ласк.

- Среди ласк? Что это значит? - спросила она, окидывая его взглядом. Нет ничего удивительного, что из ваших прежних кошечек выросли львицы. В нашем веке все становится могучим.

За ужином пани Арнольд несколько раз поднимала разговор о спиритизме, новой религии, которая в Америке насчитывала уже тысячи последователей.

- А какая будет польза от этой новой веры? - напустив на себя серьезность, спросил пан Норский.

- Сколько же раз надо повторять вам! - воскликнула по-французски пани Арнольд. - Эта религия на каждом шагу дает доказательства существования загробного мира, в котором блаженство каждой души зависит от ее нравственности на земле. Таким образом новая религия удерживает людей от зла и побуждает их к добродетели. Далее, спиритизм учит нас, что все люди и все живые творения составляют одну семью, в которой должна царить любовь.

- На любовь я согласен, - прервал ее пан Казимеж.

- Вы тоже так думаете? - спросил у Элены Сольский.

- Да, но только чтобы любовь доказывали на деле.

- Далее, - продолжала пани Арнольд со все возрастающим жаром, спиритизм дает возможность общаться с умершими.

- Неужели? - воскликнула Мадзя.

- Ах, только не это! - вздрогнула панна Элена. - Я так далека от понимания сверхъестественного, что боялась бы...

- А нет ли таких духов, которые показывали бы людям тайные сокровища? спросил пан Казимеж.

- Конечно. Они уже открыли нам, что самые драгоценные сокровища человек таит в себе, - ответила пани Арнольд.

Дембицкий пристально посмотрел на нее и покачал головой.

За ужином царило оживление. Только Дембицкий, хоть и сидел напротив панны Элены, был угрюм и смотрел в тарелку. Мадзя, рядом с которой сидел пан Норский, то менялась в лице, то как будто порывалась встать из-за стола.

После ужина Сольский отвел Дембицкого в сторону и со смехом сказал старику:

- Вижу, вы не обожатель панны Норской.

- Вне всякого сомнения, - пожал тот плечами. - Не понимаю, как могли вы сходить по ней с ума.

- Люблю спорт! - воскликнул Сольский. - Когда на улице буря, меня тянет на прогулку. Когда я вижу крутую гору, мне хочется взобраться на нее.

- Думаю, крутые горы меньше всего должны располагать к вылазкам.

- И все-таки какая-то магнетическая сила скрыта во всем, что недоступно и опасно.

- Смотря для кого, - прервал его Дембицкий. - Сказать по правде, не вижу, чем может быть опасна панна Элена.

- Чем? - воскликнул Сольский. - Эгоизмом, обожествлением собственного я, перед которым должен склониться весь мир. Человек в ее глазах ничтожество! О, это наслаждение обладать такой женщиной!

- Стоит ли она того?

- А что же стоит? - с живостью спросил Сольский. - Я дрался на дуэлях и вынес из них шрамы или угрызения совести. У берегов Капри я в бурю разбился на лодке, но ничего не испытал, разве только ногу вывихнул. Лев, к которому я вошел в клетку, разорвал мне панталоны. На огнедышащем Везувии я едва не ослеп от пепла и получил насморк. И это называется впечатления! К черту! Меж тем обладание красивой и независимой женщиной принесет мне миг безумства, и при этом я не промокну, не разобьюсь и не изувечусь. Дайте же и мне насладиться жизнью! Иначе зачем мне деньги?

- Вы все еще беседуете о спиритизме? - спросила Мадзя, подойдя к ним.

- Хуже, - подхватил Сольский, - мы говорим о счастье. Панна Магдалена, думали ли вы когда-нибудь о том, что такое счастье?

- Счастье? - повторила Мадзя. - Человек чувствует себя счастливым, когда всем вокруг хорошо.

- Это чужое счастье! - сказал Сольский. - А как вы представляете себе свое личное счастье?

- Самое большое личное счастье, когда человек может творить добро. Не так ли? - спросила Мадзя, глядя удивленными глазами то на Дембицкого, то на Сольского.

- И вас удовлетворило бы такое счастье? - спросил Сольский.

- Ах боже! - воскликнула Мадзя. - Да ведь лучше нет ничего на свете, и человеку больше ничего ненужно...

- Нет, отчего же, - флегматически произнес Дембицкий, - человеку нужно еще носиться по волнам, катиться с крутых гор, драться на дуэлях...

- Что вы говорите? - удивилась Мадзя. - Ведь это несчастье!