Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Последние слова были произнесены таким материнским тоном, что гнев Мадзи рассеялся, осталось только беспокойное чувство, что ее тон и лицо могли неприятно поразить пани Коркович. Мадзя никому не хотела причинять неприятности, жалея других, она предпочитала сама страдать и поэтому весь вечер не могла успокоиться. Она готова была просить извинения у пани Коркович, даже согласиться с тем, что в ее комнате плохая печь и безобразные обои.

На следующий день вещи Мадзи были перенесены в другую комнату. Это была темная клетушка и оттого, что оклеена она была старыми обоями, и оттого, что за окном в каких-нибудь двух шагах загораживал свет щипец соседнего каменного дома. Железная кровать, лакированный столик, два венских стула и вместо умывальника медный таз на трехногой подставке - такова была меблировка комнаты. В доме пани Коркович гардеробщица и то жила лучше.

У Мадзи слезы навернулись на глаза.

"Они хотят избавиться от меня, - подумала она, - но зачем же так это делать? Неужели я не заслужила даже того, чтобы мне прямо сказали, что я не нужна?"

Она готова была пойти к пани Коркович и просить немедленно освободить ее от обязанностей гувернантки.

"Денег у меня из дому и от майора рублей полтораста, - говорила она себе, - этого мне хватит не меньше, чем на полгода. Перееду, ну хоть к панне Говард, а уроки найдутся. Панна Малиновская и Дембицкий, добрая душа, меня не оставят".

В эту минуту в темную клетушку вбежали Линка и Стася, обе в слезах. Они бросились обе Мадзе на шею, стали уверять ее, что уже не любят мать так, как любили прежде, и во имя любви к родителям, богу и к ним, Линке и Стасе, заклинали Мадзю не обижаться.

- Папа, - шептала Линка, - ужасно рассердился на маму за это переселение. Но мама говорит, что ту комнату надо отремонтировать, что вы останетесь здесь дня два, не больше. Папа немного успокоился, но сказал, что уедет из дому, если мама после ремонта не отдаст вам ту комнату.

И они обе снова стали умолять Мадзю не сердиться, потому что у мамы сейчас приступ печени и она просто в плохом настроении.

Что было делать? Мадзя снова пообещала девочкам, что никогда их не оставит, а в душе стала упрекать себя:

"Что это у меня за претензии? Комната не так уж плоха, совсем даже ничего себе. А если бы пришлось жить в мансарде или в подвале? Насколько эта комнатка лучше и приятней, чем квартира учителя в Иксинове, или домишко столяра, которому я хотела заказать парты, или грязная комната на заезжем дворе, где жила бедная Стелла. Просто миленькая комнатка!"

На следующий день, во время лекции о роли женщины в истории, начиная с мифической Евы и кончая таинственной незнакомкой, командовавшей армией Соединенных Штатов, Линка и Стася рассказали панне Говард о переселении и о новом доказательстве того, что панна Бжеская - совершенный ангел, святая Мадзи в комнатке не было, и панна Говард велела показать себе ее новое жилище; осмотрев клетушку, она вышла, процедив сквозь зубы:

- Человечеству нужны не ангелы, а независимые женщины, которые умеют соблюдать свое достоинство.

В тот же вечер посыльный принес Мадзе и пани Коркович письма от панны Говард. Оба письма были на диво кратки. Апостол эмансипации доводила до сведения Мадзи, что не может поддерживать дружеские отношения с особой, которая роняет свое женское достоинство, а пани Коркович сообщала, что не может больше давать уроки в доме, где не понимают высокого положения учительницы и относятся с пренебрежением к трудящейся женщине.

Пани Коркович прочла письмо раз, другой, хлопнула вдруг себя по лбу и крикнула:

- Эта сумасшедшая хочет уложить меня в гроб!

До поздней ночи продолжались спазмы и жалобы на панну Говард и производилось следствие, кто же мог сказать ей о новой комнатушке Мадзи? На следующий день пани Коркович со слезами объявила Мадзе, что не имела намерения обидеть ее и что в самом непродолжительном времени переведет ее в старую комнату, пусть она только повлияет на панну Говард, самую знаменитую учительницу в Варшаве, и помирит их.

В ответ на это Мадзя показала пани Коркович письмо, которое она получила от панны Говард.

Пани Коркович прочла письмо и остолбенела.

- Да ведь она бунтует вас, панна Магдалена! - воскликнула пани Коркович. - Да она хуже... то есть я хотела сказать, что она еще больше эмансипирована, чем вы!

А спустя час она сказала мужу:

- Скоро горничные и кухарки, вместо того чтобы убирать и готовить, будут разглагольствовать о женском достоинстве. Боже, что за ужасная эпидемия с этой эмансипацией! Если я в распоряжение одной гувернантки не отдам своих гостиных, другая тотчас начинает мне дерзить!

- Ну, к панне Магдалене ты не можешь иметь претензий. Смиренница, сказал хозяин дома.

- Твоя панна Магдалена хуже, чем Говард! - рассвирепела супруга. - Это коварная девушка, пропагандистка, она нашим девочкам велела учить лакейчонка и обшивать уличных бродяжек.

- Ну тогда уволь ее.

- Только этого не хватало! - ответила супруга. - Может, она все-таки догадается наконец, что если познакомит нас с Сольскими, то у нее только птичьего молока не будет.

- А если она не догадается или Сольские не захотят знакомиться с нами?

- Тогда прогоню! - с раздражением сказала супруга. - А впрочем, прибавила она, подумав, - даром она у нас хлеба не ест. А когда я сотру ей рог, она будет неплохой гувернанткой.

Супруг в отчаянии опустил голову и развел руками. Его так поглощали заводские дела, что на борьбу с женой не оставалось сил.

- Делайте, что хотите! - прошептал он.

А тем временем панна Говард рассказывала знакомым и незнакомым о наглости пани Коркович и об отсутствии женского достоинства у панны Бжеской. Эти слухи, разнесясь по всей округе, дошли, с одной стороны, до пансиона панны Малиновской, а с другой, до панны Сольской.

Глава девятая

Сольские сделали наконец визит

Однажды, - это было после рождества, около полудня, - лакей Ян позвал панну Бжескую и барышень в гостиную.

Они отправились туда. Задержавшись на минуту в дверях, Мадзя увидела в зеркале двух монахинь; они были одеты в темно-синие платья и белые шляпы, похожие на огромных мотыльков. Это было такое непривычное зрелище в гостиной, что Мадзя испугалась.

- Мои дочери, панна Бжеская, подруга панны Сольской, - представила монахиням девочек и Мадзю пани Коркович.

Гостьи поздоровались с ними, причем девочки поцеловали монахиням руки; Мадзя присела около молодой монахини и в зеркале напротив снова увидела отражение обеих гостий и снова неизвестно отчего вздрогнула.

- Направляясь в нашу больницу в Коркове, - торжественно начала пани Коркович, - сестры были так любезны, посетили нас...

- Чтобы поблагодарить вас и вашего супруга за щедрые дары на больницу, - прервала ее старая монахиня. - Они пришлись очень кстати, в округе свирепствует тиф.