Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Снова Элена? - спросила сестра.

- Ах, не все ли равно! - ответил брат, а затем прибавил: - Видишь ли, Элена, насколько я знаю женщин, не хуже других, но она с изюминкой. Вот если бы были на свете такие женщины, как ты, или такие, какой кажется Магдалена... Ах, Ада, поверь, мир был бы лучше и нам легче было бы жить.

- Я ручаюсь, ручаюсь, что Мадзя такая.

- Хорошо, если ты права! Но, на всякий случай, ни за кого не ручайся. В конце концов житейская мудрость заключается в том, чтобы брать людей такими, какие они есть: коварные твари, без которых мы не можем обойтись.

- Если бы ты нашел такую жену, как Мадзя! - сказала сестра.

- А может, она бы надоела мне? - с улыбкой спросил Сольский. - Я ведь непостоянен и люблю перемены...

Он простился с сестрой и через длинную анфиладу комнат прошел к себе в кабинет.

Это была комната с двумя окнами, обитая темным штофом, заставленная шкафами и столами, полными книг и бумаг. Мебель была дубовая, обитая кожей. У одного окна стоял письменный стол с кнопками электрических звонков; позади стола висел на стене план будущего сахарного завода и его строений.

Сольский сел за стол, заваленный эскизами и отчетами, и зевнул.

"Это факт, - подумал он, - что другая на ее месте уже не один год использовала бы Аду, а она этого не делала. Быть может, по наивности?"

Сольский нажал одну из кнопок на столе. Дверь прихожей бесшумно отворилась, и в кабинет вошел лакей; вид у него был если не заспанный, то, во всяком случае, усталый.

- Приезжал, ваше сиятельство, тот, с кирпичного завода, немец был и адвокат. Визитные карточки я положил на стол.

Сольский сразу заметил на обычном месте визитные карточки, но ему не хотелось смотреть их.

- Письма отослал?

- Отослал, ваше сиятельство.

- Почты не было?

- Не было, ваше сиятельство.

- Странно! - пробормотал Сольский и тут же подумал, что все эти письма, и собственные и чужие, все визиты техников, кирпичников и адвокатов совершенно его не интересуют.

- Ступай, - сказал он вслух.

"Быть может, теперь панна Магдалена кое-чем поживится у Ады, а впрочем... Кто мешал ей сразу поселиться не у Корковичей, а у нас? Стало быть, она горда. А если там она сносила грубости только из любви к девочкам, значит, она способна на привязанность".

Он поднял глаза к потолку, и ему представилась Мадзя в минуту, когда она увидела свое новое жилище: серенькое платьице, полуоткрытые губы и неописуемое изумление в глазах.

"Как сильно она удивилась! - подумал он. - Человек, который умеет так удивляться, должен быть искренним".

"Впрочем, - прибавил он через минуту, - посмотрим, как она будет держаться с Корковичами. Панна Элена в подобном случае отнеслась бы к ним с убийственным презрением. А ведь презирать других не всякий способен!.. Роскошная львица! А как она развернулась в обществе! У нее нет только денег и имени, а то бы она блистала в Европе. Миллион придает женщине неслыханную прелесть".

А тем временем Мадзя, оставшись одна, сперва схватилась руками за голову, а потом со все возрастающим любопытством стала осматривать свои апартаменты.

"Рабочая комната, - думала она. - какой письменный столик, какие книги! Шекспир, Данте, Шатобриан!.. Спальня! Не знаю, смогу ли я спать на такой широкой кровати?"

Напротив камина стояло кресло-качалка, совсем как в кабинете у пани Коркович. Мадзя уселась, качнулась раза два, но это не показалось ей таким уж приятным, и она снова погрузилась в размышления:

"Если я не сойду здесь с ума, то, право, не знаю, что натворю! Я как мужик, которого оборотили князем. Вот уж не решилась бы перебросить человека из комнаты гувернантки в салон светской дамы, - а баре все могут. Право, не знаю, прилично ли занять место учительницы у них в заводской школе? Да и прихоть эта может еще пройти... Ах, денег пропасть, вот и не знают люди, что с ними делать!"

Все большая тревога овладевала Мадзей. Она не могла представить себе, что отношения с Корковичами порваны, и боялась даже подумать, что они скажут о ней? Как картину, как мебель, ее перевезли в другой дом... Красивая роль, нечего сказать!

Однако она тут же вспомнила, с каким искренним расположением отнеслись к ней Сольские. Их оскорбило обращение с нею Корковичей, и они забрали ее так, как если бы она была их сестрой. Такое отношение нельзя не оценить, и Мадзя его оценила.

- Боже, боже! - прошептала она. - Какая я неблагодарная! Ведь они облагодетельствовали меня.

"А может, здесь только и начнутся мои обязанности? - подумала она. Ада несчастлива, и, может, это меня бог послал..."

- Ну конечно! - прошептала она. - Очень нужно господу богу прибегать к услугам такого ничтожества!

"А если все-таки? А может, мне удастся уговорить Элену выйти замуж за Сольского! Ведь это было самое горячее желание ее матери, которой я стольким обязана... Даже тем, что сейчас я у Сольских... Нет, я уверена, что судьба привела меня к ним не ради меня и не для меня..."

Пришла Ада и прервала течение ее мыслей.

Около шести подали обед в огромной столовой; прислуживали два лакея, но стол на четыре персоны был накрыт маленький.

Когда Мадзя хотела уже было спросить, кто же четвертый будет с ними обедать, невидимая рука широко распахнула дверь, и в комнату величественно вплыла тетка Сольских, пани Габриэля. Это была высокая, худая, болезненного вида дама, одетая с изящной простотой. Она едва взглянула на смущенную Мадзю, которую представила ей Ада, села на свое место и велела подавать.

- Как спали сегодня, тетя? - спросил Сольский.

- Как всегда, не сомкнула глаз.

- А нервы?

- И как ты можешь спрашивать об этом? Со смерти вашей матери я не знаю ни сна, ни покоя.

Затем, который раз уже, с глубокими вздохами, от которых, однако, не уменьшался ее аппетит, тетя Габриэля начала уговаривать Сольских выезжать в свет.

- Вы совсем одичаете, - говорила она, - отвыкнете от вида людей, о вас уже рассказывают странные истории...

- Мне это ужасно нравится, - прервал ее Сольский.

- Вчера, например, у Владиславов меня уверяли, что Стефан будет управлять своим собственным сахарным заводом. Отчего же, - ответила я, - вы не назначите его сразу домоуправляющим или конюхом?

- Вам, тетя, сказали правду, - снова прервал ее Сольский, - я уже руковожу подготовкой планов завода.

- О боже! - воскликнула тетя Габриэля, устремив глаза к небу. Затем она спросила у Ады, можно ли при этой "барышне" говорить по-французски, так как при слугах не все скажешь по-польски. Получив утвердительный ответ, она стала разглагольствовать о том, что образ жизни, который ведут сейчас Сольские, крайне удивляет свет. О том, что отношения Стефана с панной Норской, брата которой не плохо принимают в обществе, дают повод для двусмысленных улыбок. И о том, что Стефану следовало бы жениться, хотя бы ради сестры. Жениться ему тем легче, что в обществе есть несколько прекрасных партий, и Стефан может рассчитывать, что предложение с радостью будет принято, несмотря на его чудачества, а быть может, даже благодаря его чудачествам.