Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Ужас! - вздохнула Мадзя, в равной мере потрясенная и опасностью, которая грозила Сольскому, и преданностью Згерского.

- Ну вот мы и пришли, - сказал ее спутник, снова широким жестом снимая шляпу и кланяясь до земли, разумеется, насколько позволяло весьма округлое брюшко. - Спасибо за счастливые минуты, которые вы мне подарили, - вздохнул он, - и позвольте вверить вам интересы пана Сольского.

Затем он взял Мадзю за руку и, сладко глядя ей в глаза, прибавил:

- Панна Магдалена, объединимте наши усилия, и наш возлюбленный гений преодолеет все препятствия!

Еще один взгляд, еще один поклон, еще один поворот головы - и пан Згерский покатился, как бильярдный шар, в неведомое пространство. Когда Мадзя исчезла из его глаз, он повернул в противоположном направлении и, игриво озираясь на дам, направился в известное кафе пить кофе. Там ежедневно собирались господа, блюдущие, как и он, чужие интересы, посредники в купле и продаже, устройстве займов, завязывании новых знакомств и сборе информации обо всем и обо всех, кто только мог принести доход человеку со скромными средствами.

Вернувшись домой, Мадзя в волнении бросилась к Аде и попросила позвать пана Стефана. Когда тот пришел, она рассказала ему о разговоре со Згерским.

- Что же вы так взволновались? - спросил Сольский, с улыбкой глядя на нее.

- Но ведь вам грозит опасность!

- И вас это испугало? - снова спросил Сольский.

Мадзя умолкла в смущении.

Брат и сестра обменялись мимолетными взглядами.

- Успокойся, Мадзя, - сказала Ада. - Эти господа ничего Стефану не сделают. Об их претензиях мы давно знаем, а пан Згерский, видно, заинтересован в Стефане, вот и напугал тебя.

- Но он очень расположен к пану Стефану, - с живостью возразила Мадзя. - Он так верно определил его характер, говорил, что, даже оставаясь чужим и неизвестным, будет блюсти его интересы, потому что не может не питать симпатии к человеку незаурядному...

- Ах, ах! - захлопал в ладоши Сольский. - Пан Згерский верно определил мой характер! Нет, решительно я должен с ним познакомиться.

- Кто это? - спросила Ада.

- Ловкий делец, быть может, немного лучше других, - ответил брат. - Он станет приносить мне сплетни, - а вдруг которая-нибудь пригодится, - ну, а я дам ему полсотенки в месяц. Столько, сколько он брал у покойницы Ляттер процентов, что, увы, у него сорвалось!

Мадзя слушала, надувшись.

- Вы сердитесь? - обратился к ней Сольский.

- Вы не верите человеку, который отзывается о вас с величайшим уважением.

- Да верю же, верю! - ответил Сольский. - Если вы скажете, что у Згерского крылышки херувима, я и этому поверю. В конце концов как-нибудь мы узнаем его поближе.

Он простился с обеими барышнями и, напевая, ушел к себе.

Ада некоторое время смотрела на Мадзю. Затем подсела к ней и, обняв, спросила:

- Скажи мне, но только откровенно, совершенно откровенно: что ты думаешь о Стефане?

- Я думаю то же, что и Згерский: в твоем брате совместились все достоинства в наивысшей степени: ум, сердце, воля. Кроме того, он самый благородный человек из всех, кого только я знаю, - ответила Мадзя тоном глубокого убеждения.

Ада поцеловала ее.

- Это хорошо, это очень хорошо, что ты так о нем думаешь, - сказала она, подавляя вздох.

- И потому я тебе вот что хочу сказать, - продолжала Мадзя. - Такой человек должен быть счастлив. Мы обязаны позаботиться о том, чтобы он нашел свое счастье. Я хочу сказать тебе, что он должен жениться...

- Ты права, - уронила Ада.

- И мы с тобой и с пани Арнольд должны сделать все, чтобы помирить его с Элей. У Эли есть недостатки, но у кого же их нет? А пану Стефану нужна именно такая жена.

Ада отодвинулась и пристально посмотрела Мадзе в глаза.

- И это говоришь ты? - спросила она.

- Я ведь права. Пан Стефан человек незаурядный, но Эленка тоже незаурядная женщина. Как она хороша, талантлива, а как горда! Сказать по правде, я не люблю ее даже так, как Цецилию, которой ты устраиваешь место в Язловце. Но должна тебе сказать, когда я гляжу на Элену, я преклоняюсь перед ней, - в этой женщине есть что-то царственное. Правда, она себялюбива, но, видно, знает себе цену, знает, как она обаятельна.

Ада тряхнула головой. Глаза Мадзи, ее слова дышали такой искренностью, что нельзя было усомниться в них.

- А ты не думаешь, что могут быть женщины лучше Эли? - спросила Ада.

- Может быть, в высшем обществе или за границей, - наивно ответила Мадзя.

Панна Сольская рассмеялась.

- Ах ты, ты! - сказала она, осыпая подругу поцелуями.

Затем Ада стала рассказывать Мадзе о делах женского союза, сообщила, что, наверно, будет открыт приют для учительниц, а в будущем, быть может, и для бедных матерей, что в мастерской трикотажных кофточек работает тридцать девушек и что дамы из общества дали согласие купить шестнадцать кофточек. Наконец, она открыла Мадзе, что сегодня ее интересуют только трудящиеся женщины и бедные девушки и порою мучит совесть оттого, что она забросила свои мхи и лишайники.

- Представь, я не делаю сейчас и четвертой части тех наблюдений, которые делала раньше, - закончила она с огорчением.

Прошла пасха, которая особенно запомнилась Мадзе, - в эту пору она познакомилась с некоторыми родственниками Сольских. Независимо от возраста и титула, все они были с Мадзей предупредительно вежливы. Но от них веяло таким холодом, что разговоры с ними были для девушки сушим мученьем. Она бы отказалась от всех богатств и почестей, бежала бы куда глаза глядят, если бы ей пришлось чаще встречаться с этими важными барами, которые каждым словом, каждым взглядом и жестом показывали, что она чужда им и даже неприятна.

Дамы помоложе делали вид, что не замечают ее; здороваясь или прощаясь с нею, они смотрели мимо, на стенку или в потолок. Только какая-то старушка минуты две довольно мило с нею побеседовала, и то лишь затем, чтобы сказать с улыбкой, что Ада, видно, подпала под ее, Мадзи, влияние, раз на пасху наотрез отказалась принять участие в сборе пожертвований на бедных.

На третий день пасхи Мадзя сказала себе, что, если эти визиты и знакомства не кончатся, она, невзирая на всю свою привязанность к Сольским, уйдет от них. И тут же Мадзя задалась вопросом, а как эти баре держались бы с Эленой Норской, вынесла ли бы она их общество? Мадзя решила, что панна Элена сумела бы поставить на место этих высокомерных людей и чувствовала бы себя в своей стихии.

"О, Эленка не чета мне!"

Но пасха прошла, визиты кончились. Мадзя вернулась к своим занятиям в пансионе, где ее окружали все большим вниманием, Ада - к своим делам в женском союзе, где благодаря ей увеличились и число членов и средства, пан Стефан - к своим совещаниям с предпринимателями и техниками по поводу сахарного завода.