Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Вот те живые скульптуры, которым он должен придать законченную форму. Вот работа, которой он жаждал столько лет! Только теперь он понял, что фольварки и заводы - достойное поприще для его способностей.

Счастье не ходит в одиночку, и в этот день Сольского осенила еще одна замечательная мысль, быть может, наиболее замечательная. У его великанов есть потребности, которые он не всегда способен угадать, к тому же единственный доступный им язык - это, конечно, язык сердца, а он, Сольский, этим языком не владеет. У него есть энергия, есть творческая мысль, но... чувствительность - это не по нем, нечего и стараться!

И вот, в такую минуту под его кровом оказывается Мадзя, существо отзывчивое, живое воплощение сочувствия и любви. Она на лету угадывает желания ближнего, проникается ими и немедленно приходит на помощь. Она одна сумеет объясниться даже с тем великаном, чей желудок вмещает сотни обычных желудков, тогда как голова состоит всего из десятка человеческих голов.

Итак, есть три элемента: материал для живых скульптур, ваятель с резцом и связующее звено между материалом и ваятелем - Мадзя...

Сжимая руками пылающую голову, Сольский бросился на софу.

"Она бедна, - думал он, - но к чему мне деньги? У нее нет имени, но она будет носить мое. Никаких связей? Пусть. Зато есть иные связи, которые для меня дороже всего в жизни. И где еще я найду такую отзывчивость и такую щедрость чувства? Да ведь это приданое, какое и за миллионы не получишь!"

Он перебирал в памяти всех женщин, которые будили в нем любовь или восхищение. Были среди них рассудительные, остроумные, красивые, изящные, оригинальные, но ни одной такой, как Мадзя! То были брильянты, изумруды, сапфиры, которыми стоило завладеть, но ни одна из этих женщин не была тем, чем была Мадзя, - лучом света, без которого нет красоты и в драгоценных камнях.

"Допустим, я женюсь на Мадзе, - думал Сольский, - но смогу ли я не изменять ей? Нет, конечно, изменять буду сотни раз, с каждой женщиной, которая мне понравится. А расстаться с ней смогу? Нет, никогда! Так же, как не могу расстаться с собственным сердцем. "Но, может быть, она любит Норского? - мелькнула у него мысль. - Тогда у Арнольдов она заплакала, покраснела, избегала его взглядов..."

Сольский вскочил с софы.

- Неужели это возможно? - прошептал он. - Но ведь тогда вся моя жизнь загублена.

Он вышел в переднюю, надел пальто и выбежал на пустынную улицу. Домой он возвратился, когда луна уже клонилась к закату, а на востоке занималась заря.

"Я должен все выяснить и покончить с этим, - говорил он себе, раздеваясь. - Ада согласится сразу, тетушка Габриэля поартачится, но тоже уступит. Ну а родня? Ведь не все же они настолько испорченные люди, чтобы не оценить Магдалену".

В эти часы, когда в душе Сольского решалось будущее Мадзи, девушке тоже не спалось.

Она была напугана тем, что Ада так быстро отказалась от участия в обществе трудящихся женщин ради спиритизма. А резкий тон Сольского, каким он говорил с ней, задел ее гордость.

"Эти баре, - думала девушка, - легко меняют свои увлечения и... презирают людей! Лучше самой уйти отсюда, не дожидаться, пока выгонят".

Потом Мадзе стало жаль Аду, которая могла подумать, что она покидает ее из каприза, и девушка решила повременить еще недели две, хотя бы несколько дней...

"Впрочем, пан Стефан, уходя, признался, что был не прав. Но каким тоном он сказал, что не станет собирать неудачников и устраивать их на завод! А как он отвечал Дембицкому? Нет, это не мои мир, не мой, не мой! Надо бежать отсюда..." - думала Мадзя, глядя на рассвет за окном.

Глава пятая

Снова отголоски прошлого

В последние дни Ада Сольская заметила, что брат чем-то обеспокоен.

Он читал и занимался делами, но ел без аппетита, засиживался за полночь, избегал Мадзи, а если говорил с ней, то коротко и сухо. Иногда он заходил к сестре и молча шагал по комнате, как человек, который хочет, но не решается поделиться своей тайной.

Как-то в полдень, когда Сольский, против обыкновения, не пришел навестить сестру, Ада, захватив клубок гаруса и вязальный крючок, направилась в кабинет брата. Пан Стефан расхаживал по комнате в необычном возбуждении. Усевшись на кожаный диван и размотав нитку, Ада принялась вязать шарф для тетки, впрочем, не очень умело. Цезарь запрыгал и завилял хвостом, приветствуя хозяйку, но, убедившись, что она не намерена с ним забавляться, улегся на тигровой шкуре и уснул.

Через открытые окна лились потоки солнечных лучей, по всей комнате пролегли полосы света и тени. Всякий раз, когда Сольский оказывался в полосе света, Ада видела, что он осунулся и под глазами у него появились круги; когда же Сольский входил в тень, лицо его казалось совсем серым.

- Хорошо, что ты пришла, - заметил пан Стефан.

- Я вижу, - ответила Ада, не поднимая глаз от работы.

- А ты догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить? - спросил брат.

- И догадываться нечего. В прошлом году в Италии было то же самое.

- Нет, теперь совсем другое.

- Ты и об Элене говорил, что она не такая, как другие женщины.

Сольский остановился перед сестрой.

- Надо ли понимать твои слова так, что ты стала сторонницей панны Элены? - спросил он.

Ада опустила руки на колени и посмотрела на него.

- Не сердись, дорогой мой, - сказала она, - но я больше не хочу играть роль свахи. Меня иное беспокоит. Многие из нашей родни уверены, что ты женишься на Элене, хотя в городе поговаривают другое.

- Оставь меня в покое! - вспылил пан Стефан. - Элена первая порвала со мной, и все об этом знают.

- Нет, не все, даже самой Элене и ее родным это еще не ясно. На днях она отказала какому-то инженеру, который просил ее руки. И хотя духи сказали, что Элена не будет твоей женой, пани Арнольд иногда заговаривает о вашем браке. А брат Эли...

Тут голос панны Сольской дрогнул.

- А пан Казимеж Норский, - продолжала она, силясь говорить спокойно, отказался от должности на железной дороге, очевидно, рассчитывая, что... станет твоим шурином, - тихо закончила Ада.

Сольский смотрел на сестру, следя за всеми движениями ее лица и оттенками в голосе. Его глаза загорелись, но сразу же потухли, он только нетерпеливо пожал плечами.

- С панной Эленой, - сказал он, - все кончено. Будь на свете только две женщины, она и какая-нибудь другая, я и то выбрал бы другую.

- Постоянство, достойное удивления, - шепнула Ада.

- Что ж, может, ты сумеешь быть более постоянной! - прошипел брат, сверкнув глазами.

Лицо панны Сольской омрачилось.

- Тогда почему ты ухаживаешь за ней? - спросила она немного мягче.

- Да потому, что она со мной заигрывает, - смеясь, ответил Сольский. Ты - девица эмансипированная, значит, должна признавать равноправие.

Ада привлекла к себе брата и поцеловала его руку; потом обняла его и поцеловала в голову.