Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Видно, хороший человек этот пан Дембицкий, но зачем он так мучится в поисках доказательств? Что бог и вечная жизнь существуют, это чувствует каждый, у кого хватает мужества внять голосу разума.

Потом Мадзя рассказала о происшествии в Саксонском саду и попросила у матери Аполлонии разрешения отдыхать в монастырском саду.

- Это всего на несколько дней, - сказала Мадзя. - Здислав должен вызвать меня за границу! А мне так хочется немного окрепнуть.

- Дитя мое, - ответила старушка, целуя Мадзю, - приходи, когда хочешь, и гуляй в саду, сколько хочешь. Только скучно тебе будет, мы ведь заняты. У нас и книг нет для чтения.

- А не могли бы вы дать мне какую-нибудь божественную книгу? - краснея, прошептала Мадзя.

- Вот как? - взглянула на девушку мать Аполлония. - Что ж, в таком случае я дам тебе книгу "О подражании Христу".

Она проводила Мадзю в сад, принесла книгу, благословила девушку, а сама ушла по делам.

Оставшись одна среди вожделенной зелени и тишины, Мадзя почувствовала такое спокойствие, такой восторг, что готова была обнимать деревья, целовать цветы и эти святые стены, за которыми она нашла приют. Опасаясь, однако, как бы кто-нибудь не заметил ее экзальтации, она сдержалась и начала перелистывать книгу.

Раскрыв книгу наугад, она наткнулась на такое место:

"Стоит ли страдать, если не все получается так, как тебе хочется? Где тот человек, у которого было бы все, чего он желает? Это не я, не ты и никто из людей, живущих на земле..."

- Это правда, - прошептала Мадзя.

"Воистину плачевна юдоль земная. Чем сильнее жаждет человек жизни духовной, тем горше для него жизнь земная, ибо тем сильнее он чувствует и яснее видит пороки, в которых погрязли люди. Горе тому, кто не сознает своей духовной нищеты, но еще горше тому, кто полюбил эту скудную и бренную жизнь".

"Это обо мне!" - подумала Мадзя, перевернула страницу и снова прочла:

"Не теряй веры, сестра, в то, что ты можешь направить свои стопы к духовному добру; еще не минуло время твое, не упущен твой час. Зачем ты хочешь отложить на завтра свое намерение? Восстань, начни немедленно и скажи себе: настало время действовать, настало время борьбы, настало время для исправления..."

Мадзя была в состоянии такого возбуждения и экзальтации, что каждое слово воспринимала либо как укор, либо как пророчество. Она решила читать дальше, открывая книгу наугад, чтобы извлечь урок из прочитанного или понять, какое в нем скрыто предсказание.

"Редко встретишь человека столь одухотворенного, чтобы он лишен был плотских страстей. Когда человек отдает все свое имение, это ничто. Когда он искренне покается в содеянных грехах, и этого мало. Когда он постигнет все науки, и тогда ему далеко... Но нет человека богаче, нет человека могущественнее и свободней, чем тот, кто от всего отрекся и почитает себя ниже всех..."

Мадзя задумалась. Сможет ли она почесть себя ниже всех? Нет, не сможет. Но из всех человеческих добродетелей эта для нее самая близкая.

В другом месте она прочла:

"Нельзя слепо верить слабому духом смертному человеку, если даже он любим тобою и делает тебе добро".

"Даже Здиславу?" - подумала Мадзя.

"...Но нельзя и сокрушаться безмерно, если порой он воспротивится тебе и отвратит от тебя свой лик..."

"Да, да. Он воспротивился мне..."

"Тот, кто сегодня с тобой, завтра может пойти против тебя, другие наоборот: люди часто переменчивы, как ветер..."

"Ада, панна Говард", - подумала Мадзя.

"Кратко твое пребывание здесь..."

- Да, каких-нибудь два дня! - вздохнула девушка.

"...и куда ни направишь ты стопы свои, всюду ты будешь чужая и странница..."

- Aх, как это верно! Особенно, когда я уеду за границу.

"...и не обретешь покоя, пока не соединишься с Христом..."

- Невеста Христова? - воскликнула потрясенная Мадзя. Но не испуг слышался в этом возгласе, а изумление.

Она перевернула страницу и со все возрастающим волнением прочла строки, как бы обращенные непосредственно к ней:

"Зачем озираешь ты все вокруг, если не здесь обретешь успокоение..."

- Стало быть, не в монастыре...

"На небесах твое обиталище, и все земное озирай как бы мимоходом. Все тлен, и ты тлен".

"Стало быть, я должна умереть? На все воля божья..."

Охваченная любопытством, она отыскала главу "Размышления о смерти".

"Скоро, очень скоро наступит конец твой; посмотри же, что с тобой делается: сегодня жив человек, а завтра нет его. А когда пропадает он из глаз, то память о нем быстро стирается... Утром думай, что не доживешь до вечера, вечером не утешай себя надеждой дожить до нового утра..."

"Как бедный Здислав!"

"Всегда будь готова и живи так, чтобы смерть не застигла тебя врасплох..."

"Он так живет. Неужели и впрямь догадывается?"

Сердце сжалось у нее от боли, и, чтобы ободриться, она выбрала другую главу:

"Хорошо, что порою мы терпим горе и уничижение, ибо они будят милосердие в сердце человека..."

"То же самое говорил Дембицкий", - подумала Мадзя.

"...напоминая ему о том, что он изгнанник, что в этом мире нет никого, кто мог бы стать ему опорой..."

"Даже Здислав мне не опора?" - подумала Мадзя, и ей стало еще тяжелей.

"Когда человека доброй воли мучат горести или недобрые мысли..."

"О, как они мучат меня!"

"...тогда он чувствует, как нужен ему бог, без которого нет добра. Тогда в горе он скорбит, стенает и молится... Тогда только видит он, что истинного мира и полного покоя нет в этой жизни".

"Так где же мое счастье?" - подумала Мадзя, совсем подавленная.

Она наугад раскрыла книгу и увидела заголовок "О монашеской жизни". Ее бросило в жар.

"Неужели это мой удел?.."

"Нужно научиться постоянно смирять себя, если хочешь жить в мире и согласии с другими людьми... Нужно стать юродивой Христа ради, если хочешь вести монашескую жизнь..."

- Я всегда была юродивой, - прошептала Мадзя.

"Одежды мало значат; перемена правил жизни и умерщвление плоти создают истинного монаха..."

"Стало быть, мне не надо вступать в орден, достаточно перемены правил жизни и умерщвления плоти".

"Кто иного ищет, кроме бога и спасения души, ничего не обретет, кроме страданий и печали".

"Ну, хорошо, а если я хочу ухаживать за больным братом?.."

"Смотри на живые примеры святых отцов, в коих сияет истинное совершенство и вера, и ты увидишь, сколь мелки и ничтожны наши деяния... Святые отцы ненавидели души свои в здешнем мире, дабы обрести их в жизни вечной..."

"Но больного брата не бросали!.."

"Они отреклись от богатств, достоинств, почестей и родных, отреклись от всего мирского..."

Мадзя в смятении закрыла книгу. Ей казалось, что она беседует с невидимым учителем, который велит ей отречься от всего ради бога и спасения души. В эту минуту она без сожаленья отреклась бы от мирской суеты: все узы, связывавшие ее с людьми, ослабли, если не порвались совсем. Но как бросить стариков, а главное, брата, для которого ее помощь была вопросом жизни и смерти?