Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Однако, успокоившись, Мадзя рассудила, что терзает себя напрасно.

Никто ведь не настаивает на том, чтобы она отреклась от семьи: даже сам автор этой удивительной книги советует только изменить правила жизни и отказаться от мирских соблазнов.

Она еще раз перелистала страницы книги и нашла:

"Поддержи меня, господи, в благом моем намерении и в служении тебе; дай мне сегодня совершить благое; ибо ничтожно все свершенное мною доныне".

"Да! - подумала Мадзя. - Пансион, уроки, женские собрания - все это ничего не стоит. Нужно переменить правила жизни, отказаться от соблазнов и посвятить себя Здиславу. Если бы я год назад поехала к нему, он был бы здоров. Пусть бы себе злословили люди, что я живу у брата из милости и не зарабатываю себе на жизнь..."

Несколько часов беседы с этой необыкновенной книгой под шум деревьев, шелест крыльев пролетающих птиц и звуки псалмов, которые пели воспитанницы сиротского приюта, благотворно подействовали на Мадзю. Нервное возбуждение улеглось, и на смену ему пришла томительная надежда. Мадзе казалось, что ее и весь мир окутывает легкая дымка, в которой растворяются все земные заботы, а за дымкой открывается новый горизонт, светлый и мирный.

Мадзе вспомнился рисунок, который она когда-то видела. По полю, покрытому весенними цветами, прогуливаются святые угодницы, а на опушке рощи сидит на скамье матерь божия и прядет нить человеческих жизней. Мадзю охватило предчувствие, что и она вот-вот очутится на этом поле, где каждое мгновение кажется счастливой вечностью, а вечность - кратким мгновением.

"Я, наверно, скоро умру", - без сожаления подумала Мадзя.

Около двух часов она вернулась домой. Пани Бураковская сказала ей, что приходила какая-то женщина, с виду бедная гувернантка, и оставила в ее комнате письмо.

- Горничная хотела последить за нею, - рассказывала хозяйка, - а то как бы что-нибудь не пропало. Но я накричала на нее: нельзя же каждого бедняка считать вором.

Увидев конверт, Мадзя вздрогнула. Это было письмо от Ады Сольской, в котором она, принося извинения за назойливость, сообщала, что придет в четыре часа. Пани Бураковская, видно, все еще ждала объяснений, и Мадзя сказала ей, что бедная гувернантка, оставившая письмо, женщина независимая и честная, и перед ней можно открыть все двери.

Еще не было четырех часов, когда Ада Сольская постучала в дверь и, остановившись на пороге, робко спросила:

- Можно к тебе, Мадзенька?

Мадзя бросилась к ней с распростертыми объятиями. Но Ада была так похожа на своего брата Стефана, что у Мадзи сердце замерло и в первую минуту не хватило сил обнять подругу.

- Вот видишь, ты меня больше не любишь, - печально прошептала Ада.

Тут они заключили друг друга в объятия и, со слезами целуя друг друга, уселись на диванчике.

- Ах, как я измучилась от того, что так долго тебя не видела! - сказала Ада. - Сердце у меня колотилось, когда я шла сюда.

- Четвертый этаж... - вставила Мадзя.

- Нет, я просто боялась, думала, ты на меня в страшной обиде. А ты, как всегда, ангел, святая, золотко мое, Мадзенька!

Они стали осыпать друг друга поцелуями.

- Знаешь, что случилось, - продолжала Ада. - Этот ужасный Котовский чуть не убил пана Казимежа! Я думала, что умру, но сейчас мы уже обручились... Не знаю даже, кто из нас первый объяснился: он или я. Да это не имеет значения.

- И ты счастлива? - спросила Мадзя.

- Ах, не спрашивай! Я так счастлива, так безгранично счастлива, что всего боюсь. Мне кажется, что я умру, что мы никогда не поженимся, что у пана Казимежа опять откроется рана. Но больше всего я боюсь Стефека! Вот уже неделя, как я написала ему обо всем, а ответа нет. Ты помнишь, как не любил он Каз... пана Казимежа? Боже, с каким ужасом я жду его приезда! Говорю тебе, если между ними начнутся недоразумения, я наложу на себя руки.

- Успокойся, - перебила ее Мадзя. - В конце концов ты имеешь право выйти замуж за того, кто тебе правится.

- Я имею право? Точно ты не знаешь Стефека? Что ему до чужих прав, если он не признает их? Ах, если бы ты переехала ко мне...

- Я?

- Мадзенька, дорогая моя, - в возбуждении продолжала Ада, - зачем нам притворяться! Ты знаешь, как любил тебя Стефек. Одно скажу тебе, он и сейчас тебя любит, может быть, еще крепче. Если бы вы помирились, если бы ты вышла за него, он на радостях простил бы мне мою любовь к Казимежу.

Мадзя то краснела, то бледнела; ее волнение не ускользнуло от внимания Ады.

- Не отпирайся! - воскликнула панна Сольская. - Мой брат тебе не безразличен. А если так, ты должна выйти за него, должна, должна!..

Она стала покрывать поцелуями руки своей подруги.

Мадзя вырвалась и решительно сказала:

- Это невозможно!

Ада впилась в нее своими косо посаженными глазами.

- Так ты любишь пана Казимежа? - спросила она.

- Посмотри мне в глаза, - ответила Мадзя, спокойно выдерживая ее пылающий взгляд.

- Почему же ты не хочешь выйти за Стефека?

- Ты ведь знаешь, - ответила Мадзя после минутного молчания, - у меня тоже есть брат, он тяжело болен. Со дня на день я жду вызова и уеду к нему за границу; до конца жизни мне придется ухаживать за ним.

- Кто же мешает тебе смотреть за братом, даже если ты выйдешь за Стефека? Неужели ты думаешь, что он запретит тебе. Никогда! Послушай, Мадзенька: поезжай сейчас к брату за границу, а мы все - Стефек, пан Казимеж и я - последуем за вами. Где бы ни велели поселиться твоему брату, там и мы поселимся: в горах ли, в Италии, даже в Египте. А если доктора предпишут ему длительное морское путешествие, то и тогда мы будем вместе. Ведь и пану Казимежу нужно восстановить свои силы, а мы со Стефеком ужасно любим путешествовать. Ну, скажи одно только слово, одно коротенькое слово "да" - и ты осчастливишь Стефана и... нас с Казимежем... Ну скажи же, скажи!

Панна Сольская при этих словах прижала Мадзю к груди.

- Скажи "да", скажи!..

Мадзе стало жаль ее.

- Опомнись, Адочка, разве я могу думать об этом? - ответила она. - У меня сердце разрывается при одной мысли о несчастном, который где-то там лежит один в жару, может быть, без надежды, а ты хочешь... Скажи, не жестоко ли обращаться ко мне с такой просьбой? Я и без того несчастна!

- Ты права, - серьезно сказала Ада. - С моей стороны было слишком эгоистично говорить сегодня об этом. Но когда-нибудь, я надеюсь...

Мадзя сидела молча, опустив голову.

- Что же ты поделываешь, скажи мне? - спросила вдруг Ада, чтобы переменить тему разговора.

- Жду писем от брата и телеграммы с вызовом. А тем временем хожу в монастырь.

- Зачем? - удивилась Ада.

- Сижу в саду, отдыхаю на свежем воздухе и читаю Фому Кемпийского.

- А разве ты не могла бы приходить в наш сад? - спросила Ада, но, подумав, прибавила: - Впрочем, этот мирный уголок и близость монахинь, вероятно, оказывают на тебя благотворное влияние, бедняжка! О, я знаю, что такое томиться ожиданием!