Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Она встала вдруг из-за стола и схватилась руками за голову.

"Я просто теряю рассудок! Что я думаю? Ведь это хуже попрошайничества, это попрошайничество с угрозами. Он человек благородный, привязан ко мне, что он подумает?"

Краснея, прошлась она по кабинету, но затем, пожав плечами, прошептала:

- Какое мне дело, что он подумает? Я права, а он настолько деликатен, что не откажет мне. Слишком много он говорил о своей готовности пойти ради меня на жертвы, - прибавила она с улыбкой.

В это мгновение в дверь постучали, и в кабинет, не ожидая приглашения, вошла панна Говард.

"Опять какая-нибудь драма!" - глядя на учительницу, подумала пани Ляттер.

- Я пришла по важному и... щекотливому делу, - сказала панна Говард.

- Я вижу. Слушаю вас.

- Позвольте мне прежде всего задать вам один вопрос: правда ли, что вы не хотите оставить в пансионе Маню Левинскую?

Пани Ляттер насупила брови, но по лицу ее было видно, что она не сердится.

- Умоляю вас, - говорила панна Клара, - не губите девочку! Переписка с паном Котовским была, как вы знаете, совершенно невинной и ограничивается двумя письмами, вернее... статьями. Одна о "Небожественной комедии", другая об "Иридионе". Быть может, в этих статьях содержатся некоторые намеки, но вспомните, как они написаны? Если вы исключите Маню, бедный юноша покончит с собой. А ведь он такой способный, такой учтивый... Он ждет у меня вашего приговора.

- Ах вот как, пан Котовский наверху? В третьем часу он должен увидеться у меня с опекуном Мани, - сказала пани Ляттер.

- Он ждет этого свидания у меня в комнате и в три часа будет у вас.

- Да, да, посмотрим, - ответила пани Ляттер. - Я еще колеблюсь, но если вы знаете этого юношу и ручаетесь, что больше это не повторится...

Выражение лица пани Ляттер показалось панне Кларе каким-то необычным, и все же она протянула начальнице руку и решительно сказала:

- За то, что вы оставляете в пансионе Левинскую, вы найдете во мне самого верного друга.

- Это вознаградит меня за все, - ответила пани Ляттер.

- Сейчас я дам доказательство своей верной дружбы, даже два. Прежде всего Малиновская после каникул хочет открыть собственный пансион, я же постараюсь убедить ее принять иное решение.

Пани Ляттер побледнела и безотчетно сжала руку панны Говард.

- Во-вторых... во-вторых, я скажу вам то, чего не сказала бы ни в каком другом случае. Когда я шла сейчас к вам, я хотела поставить вопрос так: я или Иоанна. Но сейчас я поставлю его иначе...

Она подошла к пани Ляттер и, глядя ей в глаза, медленно произнесла:

- Сударыня, увольте Иоанну. Ей нельзя оставаться, это крайне вредит пансиону.

Пани Ляттер опустилась на диванчик.

- Разве... разве вы что-нибудь слышали? - вполголоса спросила она.

- Трудно не слышать, если об этом говорят в городе и в пансионе, причем у нас не только учительницы и прислуга, но даже ученицы.

Она умолкла, глядя прямо в лицо начальнице.

- Ах, как у меня болит голова! - прошептала пани Ляттер, сжимая руками виски. - Бывают ли у вас, панна Клара, такие мигрени, что, кажется, сама необходимость думать причиняет физическую боль?

Она закрыла глаза и сидела, думая о том, что визит панны Говард, пожалуй, слишком затянулся. Почему никто не позвонит, не придет и не заговорит с нею о других делах, пусть даже своих собственных?

- Вам нездоровится? - спросила панна Клара.

- Я уже забыла, что значит быть здоровой.

Глава тринадцатая

Старый и молодой - оба на ту же стать

В прихожей позвонили, и панна Клара вышла из кабинета. Увидев, как исчезает между портьерами высокая фигура учительницы, пани Ляттер вздохнула с облегчением.

"Мельницкий!" - подумала она, услышав, как кто-то грузно ступает в прихожей и снимает тяжелую шубу.

В кабинет вошел толстый румяный господин, в светлых панталонах и расстегнутом сюртуке, с толстой цепочкой на жилете и жирной складкой на затылке.

- Ах-ха! - начал господин, обтирая обмерзшие седые усы. - Целую ручки, обожаемая, ха-ха!.. Но что это значит? Вы плохо выглядите! Прихварываем, а? Что за черт, три дня гляжу на вас и, что ни день, вижу перемены. Если бы это я худел, было бы понятно: влюблен. Но вы...

Пани Ляттер улыбнулась и, играя глазами, сказала:

- Плохо выгляжу, потому что не сплю. Не могу заснуть...

- Ах, как нехорошо. Если бы это я не спал... А вы с кем-нибудь советовались?

- Я не верю в лекарства.

- Еще одна добродетель! - воскликнул господин, с жаром целуя ей ручки. - А я думал, что в таком сокровище, каким, безусловно, являетесь вы, сударыня, что в такой сокровищнице добродетелей я не найду ничего нового, разве только - после свадьбы.

- Ах, опять вы говорите, не подумавши! - прервала толстяка пани Ляттер, обжигая его такими взглядами, что он извивался, как на огне.

- Где уж мне думать, сударыня, когда я сохну по вас. Однако довольно обо мне. Что ж, сударыня, раз вы не пользуетесь услугами докторов, я пропишу вам лекарство от бессонницы. Только, чур, выполнять мои предписания.

- Посмотрю, если они не будут слишком строгими.

- Они будут замечательными. Лекарство мое, сударыня, состоит из двух доз, как пилюли Моррисона.

- А именно?

- А именно: замужество - это для вас радикальное средство от бессонницы. Радикальное! Ведь вам, сударыня, не дают спать ваши собственные глаза! Ей-ей, я при них мог бы впотьмах читать газеты. Они так и горят, так и обжигают...

- Ну, а второе лекарство?

- Второе, временное, я, если позволите, пришлю вам сегодня. Есть у меня в запасе несколько бутылок отменного вина, такого, сударыня, вы не найдете и у Фукера. Одна рюмочка на сон грядущий, и кончено дело! Пушками не разбудишь вас до утра.

Этот совет произвел на пани Ляттер сильное впечатление.

- Только прошу не отвергать моего подарочка, иначе я буду думать, что вы хотите порвать со мной знакомство.

- Нет, нет, я не отвергаю, я принимаю и сегодня же попробую, - со смехом ответила пани Ляттер, протягивая старику руку, которую тот поцеловал.

"Вот если бы ты проявил такую настойчивость да заставил меня взять у тебя денег взаймы, то-то поклонник был бы из тебя! Дороже Ромео!" - подумала пани Ляттер.

- Кажется, в переднюю вошел этот молодой человек, - прибавила она вслух.

Толстяк сразу насупился.

- Стало быть, явился. Ну, вижу, он малый не промах. Я ведь по дороге к вам так бесился, что, верите, сударыня, за себя боялся. Только ваш сладостный образ...

- Я вас оставлю с ним, - произнесла пани Ляттер, вырывая у толстяка руку. Затем она позвонила и, когда в дверях появился Станислав, спросила у него:

- Что, там ли молодой барин?

- Пан Котовский? Да.

- Попросите.

Пани Ляттер удалилась в другие комнаты, а в кабинет через минуту вошел студент. Он был бледен, на усердно напомаженной голове густые волосы все же кое-где торчали вихрами. Студент мял в руках фуражку, кланялся и покашливал.