Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Толстяк, лицо которого сейчас совсем побагровело, поднялся с дивана, сунул руки в карманы панталон и окинул взглядом потертый мундирчик, худое лицо и напомаженную шевелюру студента.

- Что скажете, сударь? - спросил он наконец громовым голосом.

- Вы меня звали...

- Я его звал, скажите на милость! Да знаете ли вы, кто стоит перед вами? Я Мельницкий, Изидор Мельницкий, опекун и дядя Мани... панны Марии Левинской. Ну, каково?

Студент понурился и махнул рукой, но хранил молчание.

- Я вижу, вы красноречивы только в письмах пансионеркам.

- Это не совсем так, - возразил студент, но, опомнившись, снова умолк.

- Вы, сударь, погубили девушку.

Тут студент поднял голову и с неловким поклоном произнес:

- Я прошу... руки панны Марии.

Он снова поклонился и провел рукой по напомаженной шевелюре, отчего на ней осталось несколько лоснящихся полос и встал торчком еще один вихор.

- Вы, сударь, с ума сошли! - воскликнул толстяк. - Да кто вы такой?

Юноша поднял голову.

- Я, Котовский, не хуже Мельницких. А осенью уже буду врачом.

- Дурацкая профессия!

- Что делать, сударь, всякие бывают профессии. Не у каждого есть имение.

- Зато многие зарятся на чужое.

Тут студент надулся.

- Прошу прощения, сударь, но я не зарюсь на имения, тем более на ваше. Я знаю, что панна Мария девушка бедная, и женюсь на ней, а не на имении.

- А если я не позволю?

- И все-таки я женюсь на панне Марии.

Старый шляхтич покачал головой.

- Как же вы смеете, сударь, - сказал он, - кружить девушке голову, если вам самому не на что жить?

- Будет на что. Я уеду на время за границу.

- Фью! А денежки откуда возьмете?

- Из тех же капиталов, на какие я жил в гимназии и в университете, сердито отрезал студент.

Старый шляхтич заходил по кабинету, напевая:

- Тру-ля-ля! Уедет за границу... денег у него нет... тру-ля-ля! Ну, внезапно сказал он, - а если я не позволю Мане выйти за вас?

- У нас есть время.

- Ну, а если я выгоню ее на все четыре стороны?

- Как-нибудь не пропадет. Да и я, когда начнутся каникулы, могу заняться практикой.

- И морить больных.

- А я для того и собираюсь за границу, чтобы не морить их.

- И чтобы отнять потом у меня ребенка, которого я воспитал, нет, пан, пан, как вас там?! - взорвался шляхтич.

- Как знать, что ждет нас впереди. Может, я и панна Мария отблагодарим вас за все, что вы для нее сделали.

Толстяк задумался.

- Сколько вам лет? - спросил он.

- Двадцать пять.

- Два года за границей! Какое счастье! Ведь за это время вы, сударь, забудете девушку, а она вас.

- Нет.

- Как так нет? А если не кончите курс?

- Кончу.

- Сумасшедший! Но ведь вы можете умереть.

- Не умру.

- Господи помилуй! - воскликнул шляхтич, воздевая руки. - Вы так говорите, как будто заключили договор с господом богом. Каждый может умереть...

- А я вот не умру, пока не женюсь на панне Марии, - возразил студент с такой уверенностью, что Мельницкий смутился.

Старик расхаживал по кабинету и фыркал, как лошадь. Однако он не мог найти аргумент против этого человека, который с непоколебимой уверенностью утверждал, что поедет за границу для завершения образования, не умрет и женится на панне Марии.

- На какие средства вы живете?

- Даю уроки... Пишу кое-что.

- Хорошенькие штуки вы сейчас пописываете! Сколько же вы получаете за уроки?

- Двадцать пять рублей в месяц.

- И на эти деньги живете, платите за квартиру? Ха-ха-ха!

- Даже хожу в театр, если вздумается.

Старый шляхтич все расхаживал по кабинету, пожимал плечами и злился. Наконец он снова спросил:

- Где вы кормитесь?

- Где придется. В "Гоноратке", в "Попугае", в дешевой кухне, по деньгам.

- И едете за границу.

- Еду.

- С этим полоумным еще удар хватит! - вскричал толстяк. И вдруг остановился перед студентом и сказал: - Так вот, без дальних слов. Приходите, сударь, завтра в двенадцать часов обедать в Европейскую гостиницу.

- В двенадцать не могу, у меня клиника.

- Когда же?

- После часу.

- Ну, тогда приходите после часу в Европейскую гостиницу, понятно? Я должен выбить вам из головы эту дурь. Целых штанов нету, а он за границу едет... ха-ха-ха! Жениться собирается и не умрет! Ну, знаете, отродясь я ничего подобного не слыхивал. Будьте здоровы, сударь, и не забудьте, сразу же после часу, никто из-за вас не станет морить себя голодом. Будьте здоровы.

С этим словами толстяк, не глядя, ткнул студенту два жирных пальца, а третьим слегка пожал его руку.

Когда Котовский удалился, в кабинет вошла улыбающаяся пани Ляттер и окинула шляхтича томным взглядом.

- Хорошую, верно, проповедь прочитали вы этому юнцу, - сказала она, даже ко мне в комнату долетали отдельные слова.

- Какое, сударыня! Теперь-то я понял, что такая бестия, такой зверь мог вскружить девчонке голову. Представьте, он так говорит о будущем, как будто у него договор с господом богом! Поеду, говорит, за границу, не умру, говорит, - слыхали? - да еще, говорит, женюсь на панне Марии. Вот и толкуй с ним! Как послушал и его, сударыня, прямо скажу вам: страх меня взял, испугался я. Одно из двух: либо этот человек богохульствует и навлечет на всех нас гнев божий, либо... либо такая у него вера, что и гору с места сдвинет. Но если у него такая вера, а она у него и впрямь такая, - я это почувствовал, когда слушал его, - то что с ним поделаешь! Тут и руки опустятся, ведь он все сделает, что ему вздумается, да еще других за собой потянет.

У пани Ляттер румянец выступил на лице и сверкнули глаза.

- О да, - ответила она, - кто верит, перед тем никто не устоит...

Шляхтич прищелкнул пальцами, схватил вдруг пани Ляттер за руки и воскликнул:

- Поймались, сударыня! Вот и я, хоть и увалень, ну, и... чуточку постарше этого щенка, однако верю. Вы непременно должны выйти за меня замуж, а не пойдете, так я похищу вас, как римляне похищали сабинянок. Не смейтесь, сударыня. Против Пальмерстона, хотя он был старше меня лет на двадцать, одна дама возбудила дело за то самое... Стало быть, впереди у нас еще добрых двадцать лет, и, бог тому свидетель, мы совершили бы глупость, если бы не воспользовались...

Он увлек ее на диванчик и, невзирая на легкое сопротивление, обнял за талию.

- Не будем терять времени, сударыня, это грешно. Я в забросе, да и в хозяйстве все идет кое-как, а вы, сударыня, теряете здоровье, красоту и даже сон, мучаясь с этим пансионом, который ничего хорошего вам не принесет. Поверьте мне, ничего хорошего. Я знаю, какие разговоры идут в городе...

Пани Ляттер побледнела и покачнулась. Старый шляхтич положил ее голову себе на плечо и продолжал:

- Начнутся каникулы, и бросайте пансион! Дочку отдадим замуж; найдем ей такого, как Котовский, который лезет напролом, не спрашиваясь. Сын станет работать, и куда денется его франтовство. Ну, раз, два, три... - согласны?