Болеслав Прус - Кукла

"А я вас лучше всего запомнила, когда вы летом приходили в тот дом, где мы жили. И мне показалось, сама не знаю почему..."

- А сколько возни бывало с паспортами!.. - продолжала свое пани Мисевичова. - Бог весть кто получал, кому их выдавали, на чью фамилию...

"Разумеется, всегда, когда только вам будет угодно", - говорила, зарумянившись, пани Ставская.

"...И я не покажусь вам назойливым?.."

- Прекрасная пара! - тихо сказал я пани Мисевичовой.

Она поглядела на них и со вздохом сказала:

- Что с того! Даже если б несчастного Людвика уже не было в живых...

- Господь милостив, не будем терять надежду...

- Что он жив?.. - спросила старушка, отнюдь не выказывая восторга.

- Нет, я не о том... Но...

- Мама, мне хочется спать, - заявила Элюня.

Вокульский встал, и мы простились.

"Кто знает, - подумал я, - не попался ли уже наш осетр на удочку?"

На улице все еще сыпал снег. Стах отвез меня домой и, не знаю зачем, дожидался в санях, пока я не войду в ворота.

Я вошел, однако в подъезде задержался. И только когда дворник запер ворота, я услышал, как на улице зазвенели бубенчики отъезжающих саней.

"Вот ты каков? - подумал я. - Посмотрим же, куда ты теперь отправишься..."

Поднявшись к себе, я надел старое пальто, цилиндр и, преобразившись таким образом, через полчаса снова зашагал по улице.

В квартире Стаха было темно: значит, он куда-то поехал, но куда же?

Я кликнул извозчика и несколько минут спустя остановился неподалеку от дома, в котором жил князь.

У подъезда уже стояло несколько карет, другие только подъезжали, но второй этаж был ярко освещен, играл оркестр, и в окнах время от времени мелькали тени танцующих.

"Там панна Ленцкая", - подумал я, и сердце мое почему-то сжалось.

Я оглянулся вокруг. Фу ты, как снег валит! Еле-еле можно различить трепещущие на ветру огоньки фонарей... Пора спать.

Я перешел на другую сторону, чтобы сесть в свободные санки, и... чуть не столкнулся с Вокульским. Он стоял под деревом, весь осыпанный снегом, и не отрываясь глядел на окна.

"Вон оно как?.. Так нет же, голубчик, сдохнешь, а женишься-таки на пани Ставской!"

Перед лицом подобной опасности я решил действовать энергично. На следующий же день я отправился к Шуману.

- Знаете, доктор, - говорю ему, - что случилось со Стахом?

- Что же, ногу сломал?

- Хуже. Правда, хотя князь приглашал его дважды, он на бал все-таки не поехал; однако около полуночи, в метель, стоял перед его домом и глядел на окна. Вы понимаете?

- Понимаю. Для этого не надо быть психиатром.

- Поэтому я твердо решил женить Стаха еще в этом году, и не позднее дня святого Яна.

- На панне Ленцкой? - встревожился доктор. - Не советую вам вмешиваться.

- Не на панне Ленцкой, а на пани Ставской.

Шуман схватился за голову.

- Сумасшедший дом! - пробормотал он. - В полном составе... У вас, Жецкий, несомненно, водянка мозга.

- Вы меня оскорбляете! - крикнул я, выходя из себя.

Он стал против меня, вцепился в лацканы моего сюртука и с яростью заговорил:

- Послушайте, почтеннейший... Я употребляю сравнение, которое вы должны понять. Допустим, у вас ящик, полный... ну, хотя бы кошельков; можно ли в тот же ящик положить - ну... хотя бы галстуки? Нельзя. Итак, если у Вокульского сердце полно панной Ленцкой, можно ли втиснуть туда пани Ставскую?

Я разжал его пальцы, вцепившиеся в мои лацканы, и ответил:

- А я выну кошельки и положу вместо них галстуки! Понятно вам, господин ученый?..

И тотчас ушел, потому что мне наконец надоели его грубости. Воображает тоже, будто умней его и на свете нет!

От доктора я поехал к пани Мисевичовой. Ставская была у себя в магазине, Элюню я спровадил в другую комнату, к игрушкам, а сам подсел к старушке и без долгих слов приступил к делу:

- Как вы полагаете, уважаемая пани, Вокульский - достойный человек?

- Ах, милый пан Жецкий, как вы можете об этом спрашивать? Когда мы жили в его доме, он снизил нам квартирную плату, Элену спас от такого позора, устроил на службу с жалованьем в семьдесят пять рублей в месяц, прислал Злюне столько игрушек...

- Простите, - перебил я. - Итак, если вы тоже считаете его благородным человеком, то позвольте сказать вам, под величайшим секретом, что он очень несчастлив...

- Во имя отца и сына... - перекрестилась старушка. - Это он-то несчастлив, он? Когда у него магазин, и торговое общество, и такое огромное состояние!.. Он несчастлив, хотя только недавно продал такой дом? Разве что у него есть долги, о которых я не знаю...

- Долгов у него нет ни копейки, - говорю я, - а после продажи магазина у него наберется добрых шестьсот тысяч, хотя два года назад у него было всего тысяч тридцать - разумеется, не считая самого предприятия... Но, сударыня, деньги - это не все. Если у человека, кроме кармана, есть еще сердце...

- Да ведь я слышала, что он женится, к тому же на красавице, панне Ленцкой?

- В том-то и горе: Вокульский не может, не имеет права жениться...

- Разве у него есть какой-нибудь изъян?.. Такой крепкий мужчина...

- Он не имеет права жениться на панне Ленцкой, она ему не пара. Ему надо бы такую жену, как...

- Как моя Элена... - подхватила пани Мисевичова.

- Вот-вот! - вскричал я. - И не такую, как она, а именно ее... Элена Ставская должна стать его женой!..

Старушка расплакалась.

- Знаете ли, милый пан Жецкий, - заговорила она, всхлипывая, - это моя заветная мечта... А что нашего дорогого Людвика нет в живых, я готова дать голову на отсечение... Сколько раз он мне снился, и всегда или голый, или совсем на себя не похожий...

- К тому же, - говорю я, - даже если он жив, мы добьемся развода.

- Конечно! За деньги всего можно добиться.

- Вот именно!.. Все дело в том, чтобы пани Ставская не противилась...

- Благородный пан Жецкий! - воскликнула старушка. - Да она, клянусь вам, уже влюблена в Вокульского... Заскучала, бедняжка, по ночам не спит и все вздыхает, просто на глазах сохнет; а вчера, когда вы тут с ним были, что с ней творилось! Я, мать, узнать ее не могла!

- Значит, решено! - прервал я. - Уж я постараюсь, чтобы Вокульский приходил сюда как можно чаще, а вы, сударыня... влияйте соответственно на пани Элену. Вырвем Стаха из рук панны Ленцкой, и... даст бог, ко дню святого Яна сыграем и свадьбу...

- Побойтесь бога, а Людвик?

- Умер, умер, - говорю я. - Голову дам на отсечение, что его нет в живых...

- Ну, в таком случае воля божия...

- Только... прошу вас, держите это в строжайшем секрете. Дело важности чрезвычайной.

- За кого вы меня принимаете, сударь? - обиделась старушка. - Здесь, здесь... - прибавила она, ударяя себя в грудь, - любая тайна укрыта, как в могиле. Тем более тайна моей дочери и этого благородного человека.

Мы оба были глубоко взволнованы.

- Однако, - сказал я, собираясь уходить, - мог ли кто-нибудь предположить, что такая ничтожная вещь, как кукла, может способствовать счастью двух людей?