Болеслав Прус - Кукла

- И панна Изабелла принадлежит к их числу?

- Собственно, даже не по своей воле... Мне неприятно говорить об этом, но вам я скажу, чтобы вы знали, из-за какой женщины свихнулся Вокульский...

Разговор оборвался. Возобновил его Охоцкий, спросив:

- Когда же он возвращается?

- Вокульский?.. Да ведь он поехал в Индию, Китай, Америку.

Охоцкий так и подскочил.

- Не может быть! - закричал он. - Хотя... - протянул он в раздумье и умолк.

- Разве у вас есть какие-нибудь основания предполагать, что он туда не поехал? - спросил Жецкий, понизив голос.

- Никаких. Меня только удивило столь внезапное решение... Когда я был тут в последний раз, он обещал мне уладить одно дело... Но...

- И прежний Вокульский, несомненно, уладил бы. А новый забыл не только о ваших делах... но в первую очередь о своих собственных...

- Что он уедет, можно было ожидать, - как бы сам с собой говорил Охоцкий, - но мне не нравится эта внезапность. Он писал вам?..

- Никому ни строчки, - ответил старый приказчик.

Охоцкий покачал головой.

- Это было неизбежно, - пробормотал он.

- Почему неизбежно? - вскинулся Жецкий. - Что он, банкрот или заняться ему было нечем?.. Такой магазин и торговое общество - это, по-вашему, пустяки? А не мог он жениться на прелестной и благородной женщине?..

- Не одна бы с радостью за него пошла, - согласился Охоцкий. - Все это прекрасно, - продолжал он, оживляясь, - но не для человека его склада.

- Что вы под этим понимаете? - подхватил Жецкий, которому разговор о Вокульском доставлял такое же наслаждение, как влюбленному разговор о предмете его страсти. - Что вы под этим понимаете?.. Вы его близко знали? настойчиво спрашивал он, и глаза его блестели.

- Узнать его нетрудно. Это был, коротко выражаясь, человек широкой души.

- Вот именно! - подтвердил Жецкий, постукивая пальцем по столу и глядя на Охоцкого, как на икону. - Однако что вы понимаете под широтой? Прекрасно сказано! Объясните мне только яснее.

Охоцкий усмехнулся.

- Видите ли, - начал он, - люди с маленькой душонкой заботятся только о своих делах, способны охватить мыслью только сегодняшний день и питают отвращение ко всему неизведанному... Им лишь бы прожить в спокойствии и достатке... А человек такого типа, как он, думает о тысячах, глядит иногда на десятки лет вперед, все неведомое и неразрешенное влечет его неодолимо. Это даже не заслуга, а попросту необходимость. Как железо непроизвольно тянется к магниту или пчела лепит свои соты, так и эта порода людей рвется к великим идеям и грандиозному труду...

Жецкий крепко пожал ему обе руки, дрожа от волнения.

- Шуман, умный доктор Шуман говорит, что Стах безумец, польский романтик! - заметил он.

- Шуман глуп со своим еврейским реализмом! - возразил Охоцкий. - Ему даже невдомек, что цивилизацию создавали не дельцы, не обыватели, а вот именно такие безумцы... Если б ум заключался в умении наживаться, люди поныне оставались бы обезьянами...

- Святые ваши слова... прекраснейшие слова! - повторял старый приказчик. - Но объясните мне все-таки, каким образом такой человек, как Вокульский, мог... так вот... запутаться?..

- Помилуйте, я удивляюсь, что это случилось так поздно! - пожал плечами Охоцкий. - Ведь я знаю его жизнь, знаю, как он задыхался тут с детских лет. Было у него стремление к науке, но не было возможности его осуществить, была сильно развита общественная жилка, но к чему бы он ни прикоснулся, все проваливалось... Даже это ничтожное торговое общество, которое он основал, принесло ему только нарекания и ненависть...

- Вы правы... вы правы!.. - повторял Жецкий. - А тут еще эта панна Изабелла...

- Да, она могла вернуть ему покой. Удовлетворив потребность личного счастья, он легче примирился бы с окружающей средой и употребил бы свою энергию в тех направлениях, какие у нас возможны. Но... его постигла неудача.

- Что же дальше?

- Кто знает... - тихо произнес Охоцкий. - Сейчас он похож на дерево, вырванное с корнем. Если он найдет подходящую почву, а в Европе это возможно, и если у него еще не иссякла энергия, то он с головой окунется в какую-нибудь работу и, пожалуй, начнет по-настоящему жить... Но если он исчерпал себя, что в его возрасте тоже не исключено...

Жецкий приложил палец к губам.

- Ш-ш-ш-ш... у Стаха есть энергия... есть. Он еще выкарабкается... выка...

Старик отошел к окну и, прислонившись к косяку, разрыдался.

- Я совсем болен... нервы не в порядке... - говорил он. - У меня, кажется, порок сердца... Но это пройдет... пройдет... Только зачем он так убегает... прячется... не пишет?..

- Ах, как мне понятно это отвращение измученного человека ко всему, что напоминает ему прошлое! - воскликнул Охоцкий. - Мне знакомо это по опыту, хотя и скромному... Представьте себе, когда я сдавал экзамен на аттестат зрелости, мне пришлось в пять недель пройти курс латыни и греческого за семь классов, потому что я всегда от этого отлынивал. Ну, на экзамене я кое-как выкрутился, но перед тем столько работал, что переутомился.

С тех пор я смотреть не мог на латинские или греческие книжки, даже вспоминать о них было противно. Я не выносил вида гимназического здания, избегал товарищей, готовившихся вместе со мной к экзамену, даже съехал со старой квартиры. Это продолжалось несколько месяцев, и я не успокоился, пока... знаете, что я сделал? Бросил в печку и сжег эти проклятые греческие и латинские учебники. Добрый час вся эта дрянь тлела и дымила, но зато потом, когда я велел высыпать пепел в мусорный ящик, болезнь мою как рукой сняло! Но и сейчас меня еще пробирает дрожь при виде греческих букв или латинских исключений: panis, piscis, crinis*... Бррр... Гадость!

_____________

* Хлеб, рыба, волосы (лат.)

Итак, не удивляйтесь, что Вокульский сбежал отсюда в Китай... Долгая мука может довести человека до бешенства... Но и это проходит...

- А сорок шесть лет, милый мой? - напомнил Жецкий.

- А сильный организм?.. А крепкий мозг?.. Ну, и заболтался я с вами... Всего хорошего, поправляйтесь...

- Вы уезжаете?

- Да, в Петербург. Я должен присмотреть за исполнением последней воли покойной Заславской, а то благородные родственники собираются оспаривать ее завещание. Просижу там, пожалуй, до конца октября.

- Как только я получу известие от Стаха, тотчас же сообщу вам. Только пришлите мне свой адрес.

- И я вам дам знать, если что-нибудь случайно услышу... Хотя сомневаюсь... До свиданья.

- Желаю вам поскорее вернуться!

Беседа с Охоцким чрезвычайно ободрила пана Игнация. Старый приказчик словно набрался сил, наговорившись с человеком, который не только понимал дорогого Стаха, но даже напоминал его многими чертами характера.

"И он был такой же, - думал Жецкий. - Энергичный, здравомыслящий и в то же время всегда исполненный возвышенных порывов..."

Можно сказать, что с этого дня началось выздоровление пана Игнация. Он встал с постели, затем сменил халат на сюртук, стал ходить в магазин и даже часто прогуливался по улице. Шуман восхищался своим методом лечения, столь успешно приостановившим болезнь.