Бела Иллеш - Тисса горит

— Постой-ка, постой! Если Андрей начинает что-либо доказывать, всегда хватит через край. Ты как будто совсем забыл: еще недавно, всего три месяца назад, когда русские стояли под Львовом, и знаменитая национальная армия, и полиция, и… я думаю, — Вера улыбнулась, — за исключением социал-демократов, вся страна заколебалась. Вы знаете, Петр, что поднялось? В тюрьмах надзиратели требовали от арестантов удостоверений о том, что с ними обращались хорошо. Мелкая буржуазия… Я не профессор… — Вера подмигнула Андрею, — я не профессор, но я уверена: еще три месяца назад такой «трюк» с листовками, который нынче погубил бедного Лантоша, мог бы… я чуть не сказала: «привести в движение», — это уж конечно, гипербола, — но будет верно, если я скажу: мог бы взволновать город. В то время все, — не правда ли, товарищ Томпа? — положительно все были уверены, что реакция — явление временное, короткий переходный этап, и никто не сомневался, что со дня на день снова все будет наше…

— Мы все ошибались, — прервал ее Андрей. — Но это еще не значит, что…

— Постой! — вскочила Вера. — Я еще не кончила. Слово еще за мной… Тогда шла дискуссия о том, кто придет раньше — русские или армии наших эмигрантов. Мы представляли себе только эти две возможности. Это было три месяца тому назад. Под Варшавой поражение потерпела не только русская армия, но и трудящиеся всего мира. В том числе и мы, товарищ Томпа. После поражения ситуация изменилась, не правда ли? Нужно было перегруппироваться, ориентироваться в новом положении, выработать новую тактику.

— Ты придираешься, Вера, — медленно начал Томпа, — придираешься к тому, что я критикую, или, как ты выражаешься, «ругаю» наших товарищей. Дело не в этом! Своей критикой я преследую вовсе не оценку тех или иных товарищей. Я хочу установить, что нужны новые методы.

— Это мы уже раз установили.

— Верно! Но так как из нашей теоретической установки мы до сих пор не сделали никаких практических выводов…

Андрей помолчал секунду.

— Это верно, — заговорил вместо него Петр. — За последние три месяца все сильно изменилось. И все же…

И Петр рассказал про свою встречу с Григорием Балогом.

— Одна ласточка весны не вернет, — перефразировал Андрей пословицу.

Сначала Петр с большим вниманием прислушивался к страстному, порой резкому спору. Но когда дискуссия слишком затянулась, и товарищи стали вдаваться в подробности, мало ему понятные, он отдался своим мыслям.

Заметив, что спор утомил Петра, Вера перевела разговор на другую тему.

— Месяца два назад мы трое, под флагом социал-демократических студентов, сговорившись, отправились в Совет профсоюзов и предложили прочесть научно-популярные лекции по дарвинизму, астрономии, истории, геологии и еще целый ряд тем, имеющих примерно такое же «непосредственное» отношение к классовой борьбе, как и эти. Мы вошли в такое доверие, что три недели тому назад нам разрешили даже преподнести слушателям экономику Маркса — по Каутскому, разумеется. Мы имеем свои группы уже в целых шести союзах.

— Точнее сказать: группочки, — прервал ее Андрей.

— Теперь вопрос только в том, кто кого использует: профсоюз ли нас или мы профсоюз?

Петр стал рассказывать о положении в Прикарпатской Руси.

— Очень поучительно, — констатировал Андрей. — Короче говоря, вы стремились не больше, не меньше, как к тому, чтобы коммунистическая партия стала правящей партией в… капиталистическом государстве! Вернее, вы хотели добиться, чтобы компартия была легализована и имела те же права, как и правящая партия?.. Будьте уверены, у нас таких ошибок не может случиться!

— Сдается мне, что наш профессор слишком в себе уверен.

— Да, я уверен.

— Эх, как бы знать, что поделывают сейчас наши товарищи в России! — перевел Лаци разговор на любимую вечную тему.

— После взятия Крыма победа окончательно и бесповоротно закрепляется за ними.

— Ну, кое-какие дела, я думаю, у них еще найдутся, — усмехнулся Андрей.

— Знаете, ребята, — привычным жестом поглаживая лоб, предложил Лаци, — всякий раз, как мы заводим разговор о перестройке работы, мне сдается, не лучше было бы нам обратиться прямо к Ленину? Честное слово! Он сразу все узлы распутал бы. Серьезно, ребята, не мешало бы написать Ленину.

— Весь вечер мы осуждали детскую романтику, а в заключение ты преподносишь нам самый что ни на есть наиромантичный план.

— Даже и пошутить нельзя, — улыбнулся Лаци. — Я скажу другое. Это уже серьезно. Рано или поздно — вот увидите! — Коминтерн вмешается в наши дела. Не будут они, сложа руки, смотреть, как мы тут льем воду… чуть не сказал — кровь… в бездонную бочку.

— Это уж ты действительно через край хватил, — засмеялась Вера. — Товарищу Ковачу может показаться, что он попал в бочку с кислой капустой.

— Товарищ Ковач пришел к нам не для того, чтобы развлекаться.

— Но и не для того, чтобы скиснуть.

Андрей только рукой махнул: бросьте, мол!

— Эти товарищи обладают исключительной способностью видеть все в черном свете, — сказала, обращаясь к Петру, Вера. — Они прилагают все усилия, чтобы и другим весь мир показался мрачным. Уверяю, товарищ Петр, у вас нет никаких оснований киснуть. Из ста человек, попадающих в Венгрию вашим способом, девяносто девять если не гибнуть физически, — гибнут для работы.

— Зато сотый из них, — сказал Петр серьезно, — сотый обязан работать за сто.

— Вот это правильно! За это угощу вас чашкой чаю.

Было уже далеко за полночь, когда Лаци и Петр собирались уходить.

— Послушай, Лаци, — сказала Вера на прощанье, — не хочешь ли дорогой поиграть на скрипке?

— Гм… Ну что ж, можно.

— Только под сурдинку, — с ударением прибавил Андрей.

Достали из-под кровати футляр. Лаци взял его под мышку.

— Будьте покойны. Пошли!..

— Имей в виду, — сказал Лаци Петру, когда они спускались по лестнице, — что «профессор» и «монашенка»… ты, верно, заметил, что Вера похожа на монашенку?.. словом, Вера и Андрей — муж и жена. Неизвестно, кто будет больше злиться, когда это дело выплывет наружу — отец Веры или мать Андрея. Надо сказать, они оба почтенные граждане. Отец Веры к тому же богат. Он аккуратно помогает ей. Большая часть денег идет на эту музыку, — и он ударил по футляру.

— На музыку? — удивился Петр. — Разве скрипка стоит так дорого?

— Да, порядком… Но, по моему мнению, дело не стоит ни денег, ни риска.

Петр понял.

— Зачем же ты берешься за него?

— На одной критике далеко не уедешь. Вот и приходится перебиваться старыми средствами, пока не придумаем новых.

В одном из темных переулков Лаци открыл футляр. Раз… Два… И они уже шли дальше, оставив за собой приклеенную к стене листовку.

— Послушай, иди за мной шагах в двадцати. Так будет лучше.