Айвен Саутолл - Джош

Болтают сами не знают что. В спальнях книг больше, чем у нас в городской библиотеке. Ковры персидские, стекло богемское. Фарфор из Челси. Хоть музей открывай. Нахлебничать! Надо же какая чушь. В этом поселке, наверно, все жители - прирожденные вруны. Жизнь у людей на виду, на солнечном свету, так вы это называете. А получается: жизнь в сточной канаве. И наши родичи Плаумены тоже хороши, не могли предупредить, что Райен-Крик это сумасшедший дом. Даже папа считал, что здесь люди просыпаются только по воскресеньям, бредут нога за ногу в церковь и обратно. Ей-богу, прадедушка, вы даже не представляете себе, что вы тут основали. Такой поселочек - это общенациональное бедствие. Неудивительно, что они навалили на вас сверху гранитную глыбу, которая потопит хороший линкор. Не будь этой плиты, вы бы не утерпели и обратно выскочили.

Звонок у входной двери прервал великолепный монолог Джоша.

Дверь его спальни распахнута. Сам Джош, полуодетый, стоит посреди ковра, все еще укоризненно тыкая пальцем в портрет прадеда. Шаги по коридору. Джош в последнюю минуту решает натянуть спортивные брюки. Мимо семенит тетя Клара, она делает вид, что не замечает его, но вдруг останавливается, будто наткнулась на препятствие.

- Боже мой, Джош, теперь я все ясно вижу!

И засеменила дальше.

Довольно неприличное замечание, тетя Клара, от вас я такого не ожидал. Но происходит что-то странное, создается впечатление, что в эти брюки должен влезть еще один человек. Собрав их в горсть у пояса, он подходит к зеркалу, чтобы разобраться, в чем дело. И останавливается, мигая, словно впервые в жизни увидел собственное отражение. Потом начинает ругаться:

- Вот собака! Чертов Билл! Что он со мной сделал!

Он вертится перед зеркалом, становится - то так, то эдак. Если разжать кулак, штаны падают на пол, а если подтянуть их, из штанин по икры торчат голые ноги. Верно, сшиты на карлика, да еще пузатого, как слон. Ах, Джош, Джош, видел ли ты когда-нибудь такое? Если поддерживать у пояса, то в них утонешь, а отпустишь - сплошное неприличие. Тетя Клара, они хотят сделать из меня посмешище. Прадедушка, не смотрите на меня, не то даже и гранитной глыбе не хватит весу удержать вас в могиле и вы выскочите вон с громким плачем. Бетси, если ты придешь на крикет, я умру от унижения. Мне ни за что не поймать мяч, я добежать не успею, побегу, а штаны за мной.

- Джош, можно мне войти, не вызывая твоего смущения?

- Двери настежь, тетя Клара, - в голосе душераздирающее спокойствие отчаяния. - Милости прошу всех. Будьте моей гостьей.

- Странные слова я от тебя слышу, Джош, и странным тоном ты их произносишь.

- И странное зрелище собой представляю, тетя Клара. Вы не знаете, чья это форма? Что за существо ее носило? Наверно, какое-то животное. Сумчатый медведь, должно быть.

Тетя Клара достает очки и протирает стекла.

- Смейтесь, смейтесь, - вздыхает Джош. - Не надо сдерживаться. Все равно этим кончится. Начну прямо сейчас привыкать к новой роли.

- Наверно, взято у Фредди. Меня удивляет, как это Билл не поленился за ней съездить.

- А меня нисколько.

- Ведь это довольно далеко.

- Вот видите!

Тетя Клара с улыбкой:

- Попробуем заколоть булавками, мой друг. Авось никто не заметит.

- Для этого нужно, чтоб был день чернее ночи, тетя Клара.

- Смешной ты мальчик, Джош. Очень смешной.

- Благодарю.

- Я это говорю тебе в похвалу. С тобой не соскучишься.

- Угу

- Да-да, мой друг. Я чересчур поспешно о тебе судила. Мне будет недоставать не одной только твоей серьезности.

- Я еще не уехал, тетя Клара.

- Приходил Рекс.

- Да? Хорошо, что не Билл. А то бы я его задушил своими руками.

- Матч начнется раньше. Игроки из Кроксли уже приехали. Рекс опасается, что ты можешь не успеть. Он справлялся, как твой живот, не хуже ли?

- У меня он и не болел.

- Рекс сказал, что тебя на кладбище тошнило.

- Вовсе нет.

- А что ты делал на кладбище? Читал надписи на памятниках.

- А Рекс? Тоже читал?

- Мы с Рексом не сошлись во взглядах. Теперь скрывать уже незачем.

- У тебя что, Джош, неприятности? Почему ты мне не говоришь? Ты, кажется, плоховато ладишь с людьми, да?

- Пожалуй, что так, тетя Клара.

- И кто виноват?

- Не они же. Выходит, значит, что я. Правильно?

- Я этого не говорю.

Нет, Джош, ее ты не втягивай. Ты поплачь о других, не о себе. Она же не может знать все, верно? Так что держи рот на запоре, Джош.

- Тетя Клара, ради бога, где ваши булавки? Я больше эти штаны поддерживать не в состоянии.

28

Голос тети Клары:

- Джош! Время уходит!

Есть разница, тетя Клара, между добрым смехом и злым, но здешние ребята ее не понимают. И мне все время достается не тот смех. Мне неприятно. Даже очень неприятно, если честно сказать. Я больше не могу. Каково это - выйти на улицу в штанах, которые обернуты вокруг тебя и заколоты, точно пеленки вокруг младенца? Это несправедливо, тетя Клара, я не могу! Я даже по коридору до кухни не могу в них пройтись. Как я, такой, покажусь там на глаза Лоре? Она увидит и покатится со смеху. А ее насмешки будут мне особенно обидны. Да еще ребята грозились, что отлупят меня.

- Джош, поторопись. У него вдруг вырвалось:

- Я не могу!

- Отлично можешь. Я знаю, что ты уже готов.

Так твердо, даже властно, не допуская возражений. Эта плауменовская манера не слушать, что тебе говорят. А только распоряжаться. Вот и папа так, когда сердится. И все дядья, и их дети, и все тетки, которые были Плаумены до того, как повыходили замуж. Откуда это у них, прадедушка? А может быть, вы тоже были такой, может, она просто скрывает правду?

- Джош!

Словно на цепи тебя тянет. И как ни упирайся, цепь все равно не разорвешь. Всегда делай, как они тебе велят, и спорить не смей, а не сделаешь, они приходят в ярость и ничего не желают слушать. Вот и портьера, шуршащая, щекотная. Ты теперь будешь помнить ее до могилы. Как некий символ. Как врата бедствия.

Джош стучится в приоткрытую дверь кухни и входит, весь напрягшись, готовый встретить Лорин взгляд. У тети Клары в голосе звучит изумление, а может быть, усмешка:

- Что это ты стучишься?

- Я думал, надо. От меня тут все время закрывают двери.

- Не преувеличивай, Джош. Лоры уже нет, если тебя это беспокоит. Она минут десять как ушла с заднего крыльца.

Слабея от облегчения, он протягивает руку и опирается о косяк, чтобы не упасть.

- Завтрак с собой я тебе уже приготовила. Сейчас вот только заверну.

Ну вот, едва перевел дух, и опять пожалуйста.

- Разве я не успею пообедать?

Снова выставлять всем на осмеяние эти морковки, и салатные листья, и куски хлеба из непросеянной муки, похожие на деревянные клинья, которые запихивают под дверь, чтобы не захлопнулась.

- Куда там! В твоем распоряжении каких-нибудь две-три минуты. Ты лучше не заставляй Билла тебя ждать.