Уильям Шекспир - Отелло, венецианский мавр

Так приказал мне донести сенату

Синьор Анджело.

Дож

Синьоры, ваше мненье?

Первый сенатор

Мне рассудок

Иное говорит: здесь лишь маневр,

Чтоб отвести глаза. Когда мы вспомним,

Что Кипр настолько же важней для турок,

Насколько и доступнее, чем Родос,

Броней из укреплений защищенный,

Когда мы это вспомним, то поймем:

Не так уже неопытны враги,

Чтоб важное оставить напоследок

И предпочесть бесплодный, тяжкий риск

Богатому и легкому походу.

Дож

Да, это так: не Родос цель врага.

Офицер

Гонец к вам с новой вестью.

Входит гонец.

Гонец

Почтеннейшая синьория! Турки,

Что к Родосу спешили напрямик,

Соединились там с другой эскадрой.

Первый сенатор

Я так и думал. Сколько подкрепленья?

Гонец

До тридцати судов. Турецкий флот

Пошел на Кипр открыто, не таясь,

Оставив путь на Родос, и об этом

Ваш преданный слуга, синьор Монтано,

Велел мне доложить. Он умоляет

Поверить сообщенью.

Дож

Сомненья прочь - они пошли на Кипр.

Что, в городе ли Марк Лучезе?

Первый сенатор

Нет, во Флоренции.

Дож

Послать ему письмо, с гонцом, сейчас же.

Первый сенатор

Вот и Брабанцио. С ним храбрый мавр.

Входят Брабанцио, Отелло, Яго, Родриго и

стражники.

Дож

Отелло доблестный! Мы вас немедля

Пошлем на общего врага - на турок.

(К Брабанцио.)

Добро пожаловать! Нам этой ночью

Совет и помощь ваша будут кстати.

Брабанцио

Как ваши мне. Простите, ваша честь,

Меня с постели подняли не долг,

Не слух о турках. Общая печаль

Не властна надо мной: своей бедою

Захвачен я безудержно и бурно,

И, все другие беды поглотив,

Она царит одна.

Дож

Что приключилось?

Брабанцио

О, дочь моя!

Дож

Мертва?

Брабанцио

Да, для меня.

Обманута, похищена! Она

Во власти чар и зелий шарлатанских.

Немыслимо, не охромев рассудком

И не ослепнув, так постыдно пасть!

Ее околдовали!

Дож

Кто б ни был тот, кто низкими путями

У девушки похитил власть над чувством

И дочь у вас - кровавый свод законов

Читайте сами и толкуйте вольно

Их горький смысл. Пусть даже сын мой будет

Виновен в том.

Брабанцио

Спасибо, ваша честь.

Преступник здесь - тот самый мавр, который

Сюда пришел по вашему приказу

Для срочных поручений.

Дож и сенаторы

Грустно слышать!

Дож (к Отелло)

Что вы ему ответите на это?

Брабанцио

Одно лишь - это правда.

Отелло

Почтенные и добрые синьоры,

Вельможи, покровители мои!

Что дочь у старика я отнял - правда,

И правда то, что я обвенчан с ней.

Вот вся вина. Я груб и мало смыслю

В учтивом разговоре мирных лет

Затем что с дней моей седьмой весны,

Когда бессильны были эти руки,

И до последних месяцев затишья

Жизнь проводил я на полях войны.

Что я могу сказать про целый мир?

Вот разве только речь зайдет о битвах,

О подвигах, о ратном поле. Значит,

Едва ли я сумею скрасить дело,

Когда примусь оправдываться сам.

И все же выслушайте: без прикрас

Я путь своей любви сейчас открою

Какой могучей магией, каким

Заклятьем или заговором я,

А ведь меня здесь в этом обвиняют,

Добился девушки.

Брабанцио

Да, и такой

Несмелой, тихой, что и проблеск чувства,

Бывало, заставлял ее краснеть.

И ей, наперекор годам и чести,

В подобное страшилище влюбиться!

Тот лишь поверит, кто сойдет с ума:

Не может совершенство ошибаться

Так явственно: тут здравый смысл найдет

Причину в злостных кознях преисподней.

И потому я снова утверждаю

Отелло обесчестил дочь мою,

Закляв питье иль зельем приворотным

Воспламенив ей кровь.

Дож

Ну, обвинять,

Не предъявив улик, немного стоит.

А вы, помимо шатких рассуждений,

Не привели нам ничего, синьор.

Первый сенатор

Как, правда ли, Отелло,

Что чувство девушки вы усыпили

И овладели ею силой, тайно?

Иль путь к любви в признаньях обрели,

Что шли от сердца к сердцу?

Отелло

Я прошу

Послать за Дездемоною к "Стрельцу".

Чтоб при отце она вам все сказала,

И, если очернит она меня,

Пускай не только званья и доверья

Лишит меня ваш суд - на жизнь мою

Его обрушьте.

Дож

Вызвать Дездемону.

Отелло (к Яго)

Ты знаешь, где она. Так проводи.

Яго и несколько офицеров уходят.

Пока же без утайки, как пред небом,

Я исповедуюсь в своих грехах,

Я строгому собранью все открою

Чем я любовь красавицы снискал

И чем она мою.

Дож

Мы слушаем, Отелло.

Отелло

Ее отец меня любил и часто

Расспрашивал о битвах, об осадах,

О злых превратностях судьбы - о жизни

Из года в год...

И я рассказывал - все, с детских дней

До часа нашей дружеской беседы:

О бедах гибельных, о злоключеньях

На суше и на море, о проломах

Стен городских, где на волос от смерти

Спасался я, о том, как взят был в плен

И стал рабом, как выкуплен я был,

И обо всем, что видел я в дни странствий.

А видел я гигантские пещеры,

Пустыни мертвые, громады скал

И пики гор, пронзающие небо.

Я говорил о лютых каннибалах,

Друг друга поедающих, о людях,

Чьи головы растут чуть ниже плеч...

Все слушала с вниманьем Дездемона

И, оставляя нас порой, спешила

Покончить с хлопотами поскорей,

Чтоб, воротившись, снова жадным слухом

Рассказ мой пожирать. Заметив это,

Я выбрал час, и способ я нашел

Склонить ее к тому, чтоб попросила

Она полней раскрыть мой скорбный путь,

С которым лишь урывками, меж делом,

Знакомилась досель. Я согласился.

Я видел слезы на ее глазах

При повести о бедах юных лет.

Когда смолкал, она меня дарила

За муки миром вздохов и клялась,

Что все это непостижимо дивно

И горестно, да: горестно и дивно.

Ей лучше бы меня не слушать вовсе,

И все ж пусть бог ей даст такого мужа!

Она призналась: стоит научить

Кого-нибудь, влюбленного в нее,

Описывать такие приключенья,

И час пробьет идти ей под венец.

Намек я понял и сказал в ответ:

"Меня ты за страданья полюбила,

А я твоим участьем покорен".

Вот колдовство мое. Другого нет.

Пришла жена. Она всему свидетель.

Входят Дездемона и Яго в сопровождении

офицеров.

Дож

Синьор, пожалуй, и мою бы дочь

Увлек такой рассказ.

Что тут поделать? Надо примириться

Ведь сломанным оружьем драться лучше,

Чем голыми руками.

Брабанцио

Дочь расскажет,

Шла ли она навстречу страсти мавра,

И если шла, пусть я погибну раньше,

Чем стану укорять его. Скажи нам,

Кому из всех собравшихся должна ты

Повиноваться первому?

Дездемона

Отец!

Здесь раскололся надвое мой долг:

Вы дали мне и жизнь и воспитанье.

И жизнь и воспитанье мне диктуют,