Вишну Кхандекар - Король Яяти

Но я-то брел по ней, как одинокий странник.

Я ждал, что любовь распустится цветком и напоит жизнь нежным благоуханием.

Такой любви я не познал с Деваяни.

Была ли между нами душевная близость? Или хоть понимание? Нет.

Если б нашлось для Яяти место в сердце Деваяни, то, может быть, и жизнь моя пошла бы по-другому. Может быть, опять пустые выдумки. Кто знает, что может, чего не может быть? А правда в том, что супружество с Деваяни, прекраснейшей из женщин, не дало мне удовлетворения. И это — единственная правда.

Что такое голод по любви? Это просто голод: как хочется есть в полдень, или спать ночью, или пить. Голод по любви телесной знаком всякому подростку. Я говорю не об этом. О голоде души, которой недостает любви… Столько раз Деваяни лежала в моих объятиях, а я умирал от нестерпимого одиночества. Мне чудилось, что я на необитаемом острове, где никакая жизнь даже следа не оставила на песчаной почве…

Довольно быстро я понял, что обречен на одиночество, но я не мог, просто не мог вынести его. Я нуждался в друге, в поверенном, в товарище, с кем я мог бы поговорить, облегчить душу, пошутить, наконец. Я мечтал о возлюбленной, которая не вздрогнула бы даже от укуса скорпиона, только бы не потревожить мой сон. Я мечтал о друге, который понял бы мои золотые сны и не осудил бы меня за то, что я их недостоин. Я мечтал о товарище, который внушил бы мне уверенность в том, что, окажись мы вдвоем на необитаемом острове, мы все разделим пополам — и жизнь и смерть.

Однажды я сказал Деваяни, что есть у меня желание, которое едва ли выполнимо в этой жизни.

— Какое из желаний короля Хастинапуры может остаться неисполненным? — усмехнулась Деваяни.

— Желание быть бедным.

— Ты хочешь быть бедным?

— Я думаю иной раз о могущественном противнике, который вторгнется в пределы Хастинапуры… В битве разгромлены мои войска, но нам с тобой переодетыми удается бежать. Никем не узнанные, поселились мы вдвоем в горах. Я хожу на охоту, а ты готовишь простую пищу из того, что я добуду. Ночью ты прижимаешься ко мне, услышав шорох в кустах, — а вдруг это змея? А если светлячок закружится над нами и бросит трепетный свет на наши лица, ты зальешься краской, потому что будешь знать — это богиня леса хочет видеть, как мы друг друга любим.

Я совсем было увлекся, но Деваяни прервала мои мечты:

— Ты по ошибке родился во дворце короля Нахуши — тебе бы сыном виршеплета родиться!

Но она-то вышла замуж как раз за сына короля, ее привлекли королевское величие и престол! Деваяни желала быть королевой, и ради этого она была согласна даже делить со мною ложе.

Сознание того, что не я нужен Деваяни, а мой титул, не давало мне покоя.

Мне было худо оттого, что я все понимал. Но в то же время я потакал любой причуде Деваяни, я был готов на все ради нее. Она могла унижать Шармишту, ссориться с королевой-матерью, изводить двор своими выдумками — я ничему не противился. При дневном свете я видел недостатки Деваяни, но наступала ночь, я снова рвался к ней, хоть плакала моя душа. Я все больше запутывался в силках ее женских чар. Может быть, Деваяни верила, что дарит мне счастье… Тоски моей она не понимала.

Возможно, те, кто живет собой и поглощен собой, кто не видит в мире никого, кроме себя, становятся калеками: их разум слепнет, душа их глохнет.

Деваяни видела лишь то, что ей хотелось видеть, и так, как ей хотелось.

Вскоре после нашей свадьбы столица устроила пышное празднество в честь короля и королевы. Что ни вечер — спектакли, танцы, музыка, прочие увеселения. Обычай требовал, чтоб королевская чета показывалась на каждом из них. Деваяни была средоточием восторгов, она сияла красотой, народ не мог налюбоваться юной королевой.

В первый вечер празднества давалось представление о жизни моего прадеда, короля Пуруравы.

Мой прадед увел с небес апсару Урваси. Небожительница снизошла на землю с условием, что никогда не увидит короля без одежд. Когда же король нечаянно нарушил условие, Урваси покинула его. Король в отчаянии искал ее по свету и, наконец, настиг на берегу лесного озера. Он молил Урваси о прощении, но небожительница оставалась непреклонна. Тогда король сказал, что, если Урваси не вернется к нему, он бросится в озеро со скалы. Урваси отвечала:

— Не лишай себя жизни, король. Помни, невозможно завладеть навеки сердцем женщины, ибо ее душа, как волчица, ненасытна — ей нужна все новая и новая любовь.

С этими словами Урваси растаяла в воздухе.

Заключительная сцена драмы — исчезновение Урваси и безнадежное отчаяние короля, приникшего к голой скале, — заставила прослезиться многих зрителей. Одна лишь Деваяни радостно забила в ладоши, с победительной улыбкой глядя на меня. Ей, видимо, мнилось, что она — Урваси-небожительница, а я — новый Пурурава. Толпа недоуменно смотрела на королевскую чету… Впрочем, я не хочу об этом вспоминать.

На другой вечер было назначено представление: история Агастьи и Лопамудры из «Ригведы». Агастья был ученым брахмином, а Лопамудра — принцессой из касты кшатриев. Их союз был неравен, как и наш. Полушутя, сказал я Деваяни:

— Вот роли, которые подходят нам с тобой: я мог бы сыграть Агастью, а ты — Лопамудру.

Деваяни только усмехнулась.

Начался спектакль.

Святой долго хранил обет безбрачия, даже взяв в жены Лопамудру. Но однажды Агастья обратился с такими словами к своей супруге:

— Всякий рассвет возвещает рождение нового дня. Всякий новый день приближает нас к старости, гасящей пыл страстей. Нет человека, который избежал бы этой участи. Возлюбленная Лопамудра, для чего же мы до времени торопимся испить горькую чашу?

Однако Лопамудру мучают сомнения — она помнит, что муж ее связан обетом.

Агастья продолжает:

— Творец создал мужчин и женщин отличными друг от друга и наделил неизъяснимой сладостью единение мужского начала с женским. Значит, оно угодно творцу.

После долгих колебаний Лопамудра признается:

— Женщины, как и мужчины, жаждут сладостного мига единения, но мужчины говорят о том, а женщинам положено смущаться.

Зрители были в восторге. Но Деваяни поджала губы и уронила:

— Как глупа эта Лопамудра! Ей следовало повести себя как Урваси!

Зато ей понравилась комическая оценка, в которой принц переодевался танцовщицей и дурачил придворных.

Деваяни задумчиво сказала:

— Принц хорошо всех разыграл… Любопытно, ты мог бы так? Кого бы ты сумел изобразить?

Я пожал плечами.

— Отшельника, пожалуй, — продолжала Деваяни. — Ты лучше всего выглядел бы в роли отшельника: длинные волосы и борода, коралловые четки на шее, деревянные сандалии, в одной руке — чаша для подаяния, в другой — свернутая оленья шкура. Мне так легко вообразить тебя в этом виде!