Вишну Кхандекар - Король Яяти

Но Колесо времени вращалось, ничего не меняя в моей жизни.

— Скоро полночь, ваше величество, — послышался голос Мукулики.

Я открыл глаза и улыбнулся ей.

Одевшись, я подошел к большому настенному зеркалу — я выглядел по-прежнему молодым, я мог понравиться любой красавице. Время не разрушило ни мое лицо, ни тело, напротив, мне даже казалось, что я выгляжу еще лучше! Все тот же Яяти, который впервые поцеловал Алаку. Великий боже, сколько их было после Алаки! Мне вдруг почудилось, будто я вижу в зеркале отражения бесчисленного множества женских лиц.

Я отступил на шаг, наваждение исчезло, и в зеркале остался только я. Причесываясь, я всмотрелся — нет, мне не показалось! Седой волосок! Такой заметный, страшный, похожий на обсыпанный пеплом, грозно указующий перст святого, который меня проклинает!

Проклятие старости на голове Яяти!

Старость — последний, тяжкий акт в нелепой драме жизни.

Яяти — старик, скоро ему недостанет сил, чтобы нить из чаши наслаждения. Но моя жажда не утолена! Может быть, мне померещился седой волосок, как перед тем мерещились женские лица в зеркале? Я закрыл глаза, снова открыл их в надежде больше не увидеть седину… Но волосок блестел, как серебро, упрямо предвещая скорое наступление старости.

Я не желал предвещаний, не желал им верить! Обратно, в прошлое, в юность! В те времена, когда я поцеловал Алаку, Алаку, чьи волосы отливали не серебром, а чистым золотом. Среди всех женщин, которых я познал, мне ни одна не встретилась с такими волосами.

Отвернувшись от зеркала, я спросил Мукулику:

— Ну где же твоя роза?

— Она вас ждет.

— Какие у нее волосы? Золотые?

Должно быть, Мукулика подумала, что я пьян. Не отвечая, она с улыбкой поспешила распахнуть дверь: на шелковой подушке сидела юная красавица. Она метнула в меня быстрым взглядом и опустила голову. Я сделал шаг к ней — она была прекрасна, как изваяние богини любви, и было невозможно поверить, что мое прикосновение способно оживить эту застывшую красоту.

Но тут раздался испуганный голос Мукулики:

— Ваше величество!

— Что случилось? — негодующе откликнулся я.

— К вам главный министр!

— Я занят!

— Он говорит, что принца захватили в плен!

Принц в плену? А я старею, серебряный волосок, не золотые волосы…

Главный министр порывался что-то втолковать мне через дверь, но я уже давно утратил интерес к государственным делам. Я не желаю отрываться от юной красавицы, я скоро сам буду в плену у старости!

Выйдя из опочивальни, я хотел сказать, что… Но министр опередил меня — королева Деваяни в отчаянии, принц Яду захвачен в плен, королева в слезах… В слезах! Она не плакала, когда выгнала Яяти ночью из своих покоев, выгнала, как приблудного пса. Слезинки не пролила в ту ночь, зато теперь прислала главного министра напомнить о моем долге короля и отца. А сама Деваяни хоть раз вспомнила о долге супруги? Подумала о том, что добродетельная жена прощает своему мужу ошибки? Попыталась помочь ему или равнодушно наблюдала, как уносит его бурным течением? Может быть, королеве Деваяни не хватило смелости прийти мне на помощь? Но говорят: любовь ничего не страшится. Просто Деваяни никогда не любила меня, не Яяти ей нужен, а королевская власть.

Главный министр продолжал говорить: теперь он убеждал меня немедленно отправиться во дворец.

К чему? Меня гораздо больше волнует мысль о той, что ждет меня на шелковой подушке.

Броситься на выручку Яду? Отбить его с оружием в руках — или быть убитым в схватке? О нет, я еще не устал от жизни, от золотых волос, пусть даже появились серебряные, предвещая старость, но старость еще не наступила, зачем же торопиться к смерти… Я не поеду спасать Яду!

Главный министр наконец умолк. Погруженный в собственные мысли, я не слышал, чем он закончил свою речь. Однако я должен был ответить.

— Передайте королеве, — сказал я, — мою благодарность за то, что она обо мне вспомнила через столько лет.

Главный министр был не из тех, кто соглашается признать свое поражение, поэтому он снова взялся за меня. Не в силах дольше сдерживать раздражение, я оборвал его:

— Я ничего не сделал бы, даже если бы в плену оказался не принц, а сама королева!

С этими словами я возвратился в опочивальню. Прекрасная как изваяние, незнакомка поднялась с подушек мне навстречу. Я отстранил ее — что, если она заметит седину и станет думать обо мне как о старике? О нет, никто не смеет видеть старости Яяти! Король Яяти вечно пребудет юным!

Я снова посмотрелся в зеркало — проклятый волосок!

Красавица устала ждать и положила руку мне на плечо. Я обернулся к ней — ее блестящие кудри были черны, как смоль.

— Убирайся! — велел я.

Она растерянно смотрела на меня, не понимая, в чем ее провинность.

— Мукулика! Забирай свою розу!

— Что случилось? Она не угодила вам, ваше величество?

— Волосы у нее черные! Черные — и золотом не отливают! Чтоб завтра же ты привела ко мне другую, с золотыми волосами!

Мукулика, как всегда, склонилась в поклоне, но стала говорить, что едва ли сумеет быстро выполнить мое желание, что ей требуется помощь Мандара…

— Даю вам с Мандаром две недели, — прервал я ее. — Но если в этот срок вы не найдете девушку, которая мне нужна, я прикажу обоих вас посадить на грязного осла и возить по всей Хастинапуре! Сейчас ведь новолуние?

— Да, ваше величество.

— Даю тебе время до полнолуния. В ночь полнолуния ты явишься вместе с золотоволосой красавицей, не то…

Мукулика стояла, сложив ладони перед грудью.

— Чего ты ждешь? Сначала меня рассердил этот дурак-министр, теперь ты… Ступай!

Наутро я проснулся довольно поздно и сразу посмотрелся в зеркало. Великий боже! Я разглядел еще один седой волосок.

Я заперся в опочивальне, терзаемый тоской и страхом. Мысли мои снова и снова возвращались к Шармиште. Ей мог бы я открыть свое сердце, рассказать о том, как страшусь приближения старости и смерти, как разочарован в прожитых годах. Она бы залила слезами мучительный огонь, испепеляющий меня, но Шармишты нет. Я одинок, я один во всем мире.

Любовь — всегда притворство, будь то любовь родительская или супружеская. Истинной любовью человек любит только самого себя: свою плоть, свои удовольствия, свою гордыню. А разве хрупкое, мимолетное, непонятное чувство, рождающееся из близости мужчины и женщины, может именоваться любовью? Короткая вспышка страсти — это любовь?

Я лежал с закрытыми глазами и мог показаться спящим, но град невидимых ударов обрушивался на меня. Ненавистные воспоминания на части рвали мое сердце. Мне хотелось закрыться от прошлого, но повернуться к будущему я не смел. Один лишь путь был мне открыт — перестать жить.

Тут я засмеялся. Если бы мне достало отваги лишить себя жизни, разве не сделал бы я это восемнадцать лет назад?