Андрей Иванов - Славное море. Первая волна

Очнувшись, Зоя второй раз глянула на часы. Равно­душные стрелки показывали девять. Неужели прошло только три часа? Но она тут же отвергла эту мысль.

Нет, конечно: прошло не три, а пятнадцать часов.

В море стало чуть светлее. Девушка глянула в небо. Теперь оно поднялось выше, хотя в нем не видно ни од­ного разрыва в тучах.

И вдруг с моря к тучам, оставляя черный след, мет­нулась ракета.

Зоя не поверила своим глазам. Но когда ее подняло на третью волну-,-в небо одна за другой поднялись еще две дымовые ракеты.

«Пришли!.. Товарищи!..» — крикнуло в ее мозгу, но губы не разжались. Потом она опустила голову, плотно прижала ее к доскам и тихо заплакала.

Она не могла подать никакого сигнала. Оставалось только ждать: увидят или пройдут мимо!

III

Зою нашли только через три часа.

Первым ее увидел капитан, теперь не сходивший с верхнего мостика. Здесь сильно качало, и при капитане стояли только боцман и Геннадий.

Капитан опустил бинокль, который до этого не от­рывал от глаз, и облегченно вздохнул:

— Это они.

— На чем они держатся? — спросил боцман.

— Какой-то плот или большой ящик.

Сергей Петрович снова вскинул бинокль и с большим огорчением уточнил:

— Пока кто-то один, но где-нибудь близко и другой. Долго обшаривал в бинокль громоздящиеся, как горы,

волны, по нигде не мог обнаружить ни одной заметной точки: кругом только вода.

Сухое лицо капитана помрачнело, капюшон плаща низко надвинулся на глаза.

— Иван Демидович, готовьте шлюпку, — приказал он боцману, — пойдете с Кривошеиным. Возьмите Серова.

Ветер слабел. Тучи поднимались выше, увеличива­лась видимость, но внизу по-прежнему неистово ревело и дыбилось море.

У Геннадия заныло в груди, когда он посмотрел вниз, в этот грохот и безумную ярость волн.

Капитан заметил его тревогу и продолжал, обращаясь к боцману:

— Обязательно возьмите Серова, в шлюпке только он один вынесет эту качку.

Это была похвала. Капитан сейчас верил ему, на­деялся на него. В груди Геннадия потеплело, сердце ста­ло биться ровнее.

Но капитан хотел укрепить юношу еще больше.

— На, посмотри! — и, сняв с шеи бинокль, подал Ген­надию.

Взяв бинокль, Геннадий долго вглядывался в морскую даль. В разрыве белых гребней было видно, как сползал с волны утлый плот с безжизненно распростертым на нем человеком.

— Видите? Там труднее, — сказал капитан. — Ну, в добрый путь!

...Волна, оторвав шлюпку от борта теплохода, сразу оторвала от него и мысли Геннадия. Он будто позабыл о корабле. Теперь были мысли о шлюпке, о море, о чело­веке на плоту. Страх как будто остался на корабле, где была сравнительно устойчивая палуба, и каждый чувст­вовал разницу между палубой и зыбким морем. Но мы­сли сразу же сжились с ним. Не поглотило же оно чело­века на плоту. Впрочем, некогда думать об этом. Всем глядеть вперед!

Над теплоходом взорвалось облачко пара, но гудок даже в шлюпке был чуть слышен. Потом поднялись две ракеты.

Шлюпка взлетела на гребень волны, и сидящие в ней сразу увидели, как со второй волны навстречу им спол­зал плот с человеком.

— Крышка трюмного люка! — определил боцман.— Но это не капитан.

— Это Зоя, — отозвался Геннадий, рассмотревший скорчившуюся маленькую фигурку на плоту.

Кривошеий затормозил веслами.

— Серов, на плот! — крикнул он, а когда стали сбли­жаться с плотом, выбросил конец весла и зацепился за плот.

Геннадий перемахнул за борт и вскрикнул: под его тяжестью край плота ушел в волу.

Сильные руки старпома ухватили Серова за ворот и вернули в шлюпку.

— Осторожно! Не на землю прыгаешь! — крикнул он ему в самое ухо. — Придется мне. Боцман, идите к вес­лам!

— Дайте попробую еще раз, — попросил Геннадий и поспешно поднялся на ноги.

— Садись! — приказал боцман. — Почему не расшну­ровал ботинки?

Иван Демидович вынул из кармана складной нож и разрезал шнурки, которые Геннадий должен был развя­зать еще на палубе.

Геннадию кажется, что боцман опять придирается зря. Возня со шнурками только задерживает.

Снова сблизились с плотом. На этот раз Геннадий прыгнул ближе к середине плота и сразу лег грудью ря­дом с радисткой.

Плот опять оторвало от шлюпки и далеко отбросило в сторону. Но плот — это не шлюпка. Под двойной тя­жестью он глубоко осел, стал менее подвижным.

Гена уперся руками в настил и приподнялся, чтобы лучше увидеть шлюпку. Ему удалось заметить, как боц­ман и Кривошеин уверенно гребут к нему.

На душе стало спокойнее: там старые моряки, они не подведут. Он приложил руку ко лбу девушки. Лоб был чуть теплый. Тогда Геннадий стал торопливо отстегивать ремень. Когда ремень был выдернут из кольца, ему по­казалось, что на них обрушивается все море сразу. Он обхватил крепко девушку, тут же продел в кольцо руку и туго сцепил пальцы обеих рук.

Под ударом волны и без того перегруженный плот качнулся, готовый перевернуться. Но волна ушла, и Кри­вошеий с боцманом ловко подвели шлюпку. Геннадий поднял Зою и, не чувствуя тяжести, подал ее Криво-шеину, а сам тут же прыгнул в шлюпку.

Пустой плот опять отошел в сторону, но теперь на него уже никто не обращал внимания.

...Зою поместили в санитарной каюте. Доктор быстро привел ее в чувство. Позвали капитана.

— Поздравляю, товарищ Карпова. Вы своими пере­дачами помогли нам спасти команду, — сказал он и бла­годарно пожал руку девушки.

В глазах девушки заблестели слезы.

— Только не всю команду, капитан.

— Ничего, мы спасем и Лазукина, не волнуйтесь.

— Его нет, капитан, — он остался в шхуне.

И она торопливо рассказала об их последних минутах на «Заре», о гибели капитана.

— Почему он остался? Что он сказал напоследок? Зоя вспомнила только его слова: «Не медли, Зоя, как промедлил я».

— С чем же он промедлил? — спросил капитан. Де­вушка молчала.

Капитан повернулся к выходу и вдруг мысленно сам себе ответил: «Промедлил уйти с мелкого места».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

I

Шторм прекратился только через сутки, прекратился внезапно. Сразу разорвались на мелкие клочья и быстро исчезли за горизонтом тучи. Потом утих ветер, ярко брызнуло солнце, и над мокрой палубой заструился лег­кий парок.

— Снять брезент, разостлать на палубе, просушить робу! — послышался приказ боцмана.

Матросы отдраили трюмные люки, брезент рассте­лили для просушки. Из кают вынесли и развесили где только можно мокрые бушлаты, брюки.

Геннадий не хотел больше возвращаться в каюту и уселся на узкую скамейку у машинного отделения, по правому борту. Он соскучился по солнцу и теперь бла­женно подставил ему свое исхудавшее, почерневшее лицо. Не этого он ждал от своего первого путешествия в Арк­тику.

К борту подошел боцман. На гладко стриженной круг, .той голове играло солнце. Он глянул в море, и его заго­релое, обвеянное многими морскими ветрами лицо по-мо­лодому зацвело. Вздохнув всей грудью, Иван Демидо­вич раскинул в стороны крепкие руки и тут же несколько раз сильно сжал их в локтях, как это делают физкуль­турники на зарядке, пружинисто поднялся на носках и, обращаясь к морю, спросил: