Родди Дойл - Падди Кларк в школе и дома

Ничего не оставалось, как пробормотать:

— Ясно, сэр.

Как хотелось объяснить всё мелкому, хоть взглядом. Как хотелось всем всё объяснить.

— В ранец, сейчас же.

Я аккуратно зарыл тетрадь. Страницы ещё не просохли.

— Проваливайте с глаз моих, — приказал Хенно Синдбаду. Тот поплёлся вон из класса.

— Да дверь за собой извольте прикрыть! В хлеву никак воспитывались?

Синдбад безропотно прикрыл дверь. Хенно вскочил и снова распахнул её: чтоб слушать, не шумят ли другие классы.

Я вернул тетрадку Синдбаду со словами:

— Не буду ничего мамане показывать.

Он не ответил.

— Ничего ей не скажу, — прибавил я. Хотелось, чтобы он понял.

Однажды утром маманя не встала с постели. Папаня побежал к миссис Макэвой договариваться, чтобы она посидела с сестрёнками. Мне с Синдбадом предстоял очередной школьный день.

— Идите завтракать, — скомандовал он, открывая заднюю дверь. — Мылись уже?

И умчался прежде, чем я сказал, что давно взрослый и всегда умываюсь перед завтраком. И хлопья себе сам готовлю, достаю чашку, всыпаю хлопья — ни разу не рассыпал, вливаю молоко. Потом сахар. Умею придерживать ложку ногтем, чтобы сахар не рассыпался повсюду. Но сегодня утром так переволновался, что не знал, за что хвататься. Чашки нет нигде. Ну, да я помню, куда маманя их ставит. А сам переставляю — не могу потом найти. Молока тоже нету. Наверняка ещё на крыльце стоит. А сахарок вот он. Я полез за сахаром. Только бы ни о чём не думать. Только бы не думать, как там маманя наверху. Как ей больно. Только бы к ней не идти. Я жутко трусил.

Синдбад ходил за мною хвостом.

Если не больна, если скоро встанет, знать бы, почему она не выходит? Знать ничего не хочу. Наверх идти не хочу. Знать ничего не хочу. Вернёмся из школы, а всё уже в порядке.

Я сожрал столовую ложку сахару. Прямо так и проглотил, не подержав во рту до настоящего вкуса. Аппетита не было. Ну его, этот завтрак, что с ним морочиться. Поджарю хлебушек. С газовой плитой всегда здорово поиграть.

— Мамочке плохо?

Я боялся услышать собственный голос.

— Заткни глотку.

— Что с ней, что с ней?

— Заткни глотку.

— Ей дурно?

— От тебя ей дурно; заткнись.

— Ей нехорошо?

Газ зашипел и вкусно запахнул. Ух, здорово! Я сгрёб Синдбада и ткнул его мордой чуть не в газовую струю. Мелкий отшатнулся. Да, труднее стало с ним справляться. Руки у Синдбада стали сильные, но куда ему меня побить! Никогда не побьёт. Всегда буду больше его. Он отскочил.

— Расскажу, расскажу.

— Кому ты расскажешь?

— Папане.

— И что ты ему расскажешь? — подступил я к нему.

— Что ты с газом балуешься.

— Ну и что?

— Нам же не разрешают, — и мелкий удрал в прихожую

— Маманю разбудишь, — злорадно сказал я, — Ей хуже станет, а ты будешь виноват.

Синдбад заткнулся.

— Энергии, то есть дурости, в тебе на двоих хватит.

Папаня всегда так говорил.

Я распахнул заднюю дверь, чтобы газ выветрился.

А если маманя не больна, а они просто… разодрались? Но я же ничего не слышал. Укладывались спать — смеялись. Значит, просто разговаривали.

Я прикрыл дверь.

Возвращался папаня: я узнал его по шагам. Распахнул дверь, вбежал через ступеньку, а закрыть за собой забыл.

— Погода чудо, — сказал он, — Позавтракал?

— Да, — соврал я.

— А Фрэнсис?

— И Фрэнсис.

— Молодцы. Умница, Патрик. За Кейти и Дейрдре присмотрит миссис Макэвой. Она добрая.

Я внимательно вглядывался в его лицо: не бледное, не напряжённое. Жил на шее не заметно, общий вид славный и спокойный. Значит, ничего страшного. Маманя просто слегка приболела.

— Маманя отдохнёт от малышек, оклемается… — продолжал папаня.

Значит, можно её навестить. Полный порядок. Приболела, просто приболела.

— Эх, не успею позавтракать, — сказал он с какой-то весёлостью, — Нет грешной душе покоя.

— А можно я наверх?.. — попросил я.

— А вдруг мама спит?

— Я только гляну.

— Лучше не нужно; разбудишь. Лучше не нужно. Хорошо?

— Хорошо.

Не хочет, чтобы я видел. Что-то это да значит.

— А как же завтрак? — забеспокоился папаня, — Ты ведь дома остаёшься.

— Сэндвичей поем.

— Сам сделаешь? Мне тут надо девчонок собрать.

— Угу.

— Молодец, — похвалил папаня. — И себе, и братику?

— Угу.

Масло замёрзло. Маманя как-то особенно скоблила верхушку масла, я так не умел. Поэтому без затей положил на каждый ломоть хлеба по куску масла. В холодильнике один сыр, а сыр я терпеть не могу. Значит, будут сэндвичи с маслом. Синдбаду тоже сделал, вдруг папаня проверит. Главное, с маманей всё в порядке. Если он вернётся улыбающийся, попрошу мелочи на хрустящие хлебцы.

Он улыбался.

— А можно сделать сэндвичи с хрустящими хлебцами?

— Неплохая мысль, — сказал папаня, отлично понимая, что это я у него денег прошу. На руках у него сидели девчонки, он их смешил. Сэндвичи на хрустящих хлебцах. Перекушу на большой перемене, нам же не велят уходить со двора, если только не пошлют с запиской куда-нибудь. Ничего страшного с ней не случилось. Ну приболела слегка; это наверняка могу утверждать. То ли живот болит, то ли голова, а всего вернее — очередная простуда. Папаня спустил с рук Кэтрин и искал в карманах деньги. Нашу малышку ничто не удерживало: папаня пришёл, значит, Кэтрин внизу.

— Ага…

Отыскал деньги.

— Вот.

Два шиллинга.

— Каждому по монетке. Только по-честному.

— Спасибо, папочка.

Вернулся Синдбад.

— Папаня нам дарит по шиллингу, — сообщил я ему тут же.

— А мы вернёмся — мамочке станет лучше? — прошептал Синдбад.

— Не факт, — непонятно сказал папаня, — не факт, но скорее всего.

— Сэндвичи на хрустящих хлебцах, — объявил я Синдбаду и показал ему два шиллинга. Вынул платок, положил в него монеты и тщательно завернул, потом затолкал в карман. Деньги были в безопасности.

Я приучился тянуть время после школы. Прятал ранец у забора Эйдана с Лайамом, в изгороди, и мы шли выслеживать Чудного Мужика. Чудной Мужик обитал в полях. Полей почти не осталось, но он всё равно там обитал. Однажды я на него напоролся, и он спрятался от меня в канаве. Весь грязный, горбатый, в длинном черном пальто и в кепчонке. Зубов у Чудного Мужика не было, одни черные пеньки, как у Тутси. Сам я не разглядел его зубов издалека, но догадывался, какие они страшные.

Мы выслеживали Чудного Мужика весь день. Бегали за ним, а он бегал от нас. Мы убить его были готовы. Он питался птицами, крысами и тем, что находил в помойке. Папаня всегда выставлял мусорку за ворота вечером в среду, потому что мусорщики приезжали утром в четверг, а по утрам он торопился на работу. И вот однажды в четверг кто-то сбросил с мусорки крышку и вывалил мусор на дорогу. Пакеты, кости, жестянки и прочее, что лежало сверху: то есть понедельничный, вторничный и вчерашний мусор. Я прибежал домой рассказать маме.