Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Письма все передаем сюда, на первый стол. — Припечатывая рукой угол стола, лейтенант Ягодка показывает куда именно.

Солдатские конверты осторожно и бережно вспорхнули над столами и нежно улеглись белой, тревожной стопкой на краю стола. Мы с тоской смотрим на них. Завтра их грубо и больно проштемпелюют и через шесть-семь дней они достигнут своего адресата — будут дома. А еще через неделю из дома придет ответ. Хорошо! Очень хорошо! И когда это будет? Это будет… будет… А какое сегодня число?.. Не помню.

Размышления перебивает команда.

— Взво-од, вых-ходи на улицу стр-роиться. — Обрывает трубный голос старшины. С трудом, нехотя поднимаемся, вываливаемся из-за столов. Теплая волна воспоминаний о доме еще держит, но, растворяясь, медленно уже гаснет…

— О-отставить. — Резко командует старшина. Мы недоуменно садимся.

— Взво-од, вста-ать! — Вновь рычит старшина. Мы соскакиваем, как училка с кнопки. Вытянувшись, стоим.

— Во-от так, — одобрительно рявкает старшина. — Уже лучше. Взво-од, — мы предупредительно дергаемся на выход, — сесть! — совсем уж несуразицу, на наш взгляд, рычит старшина. Мы в недоумении останавливаемся… падаем на стулья. Чего это он?.. Опупел бычара!

— Взво-од, встать! — Мы на ногах.

— Взво-од, сесть! — Мы падаем.

— Взво-од, встать! — Мы подскакиваем. Замана-ал!

— Взво-од…

Мы, не дожидаясь известной команды, садимся.

— Вых-ходи строиться! — старшина улыбается одними глазами. Доволен, гад, подловил нас! В этом, наверное, и есть суть армейского юмора… Но размышлять некогда…

Сшибая всё на своем пути, ломимся к выходу. Командиры, довольные разминкой, переглядываются: будет толк. А как же, — разводит старшина руки, — не впервой замужем!

В нашем распорядке, кажется, одни только построения. То и дело слышится: «Взво-од, строиться!..» «Второе (1-е, 3-е, 4-е) отделение 2-го (1-го, 3-го) взвода, строиться!..» Первая (2-я, 3-я, 4-я) рота, строиться!» Кошмар просто! Заман-нали!

Вот опять. Слышите? Наверное, снова нас пересчитывать будут… или что? Ну, понятно! На этот раз посвящено вечернему осмотру. Старшина, все младшие командиры осматривают наш внешний вид, попутно содержимое наших карманов, рюкзаков, тумбочек. Немедленно (совсем категорично!) указывают на наши недостатки, делают замечания, показывают. Мы внимательно слушаем, смотрим. Это особенно важно потому, что старшина отметил: «Показываю, бойцы, только один раз. — Внушительная грозная пауза дополняется демонстрацией внушительного кулака. — Смотрим сюда, и навечно запоминаем. Та-ак, — обходит строй, внимательно осматривая каждого новобранца. — По внешнему виду проблемы у всех одинаковые, — замечает он, — пилотки сидят неверно, подворотнички пришиты плохо. Младшие командиры, — указывает им старшина, — задача понятна?

— Так точно! — Разноголосо, с готовностью выстреливают они.

— Внимание всем! — Зычно кричит старшина. — Подтянуть ремни вот так — показываю! — чтобы только большие пальцы рук могли войти. Понятно? — Неспешно движется вдоль строя, поучает. — Все смотрят и делают вместе со мной! Делаем так… Потом расправляем гимнастерку назад прямо до позвоночника. — Идет вдоль строя, смотрит. — Хорошо. Теперь смотрим сюда. Сжали кулаки, большие пальцы вот так, — широко отведя свои кулачищи в стороны, показывает, как у всех должно получиться. — Затем руки прижимаем к бёдрам. — Демонстрирует стойку оловянного солдатика. — Запоминаем: в строю, по команде «смирно-вольно», стоять только вот так! Не иначе! Всем ясно?

— Так точно! — кричим почти дружно.

— Хор-рошо! Теперь, товарищи бойцы, обращаю ваше особое внимание: руки должны быть — ни спереди на яйцах, ни сзади на жопе, ни, тем более, в карманах… Всегда, и только вот так! — Показывает. — Понятно?

— Так точно!

Твердим, как попугаи.

— Увижу, у кого руки будут в карманах в строю или вне строя, — наряд вне очереди, в сортир или на кухню, причем надолго, вам будет обеспечен. Гарантирую! — Для усиления важности сказанного, добавляет. — До конца учебки, короче! И, к этому, еще карманы зашью. Всем ясно?

— Та-ак точно! — Вполне сносно отвечаем. Хотя, недовольны почти все. Карманы он видите ли нам зашьет, а куда потом хлеб складывать? Кстати, вспоминаю, какой хлеб вкусный был! Ничего вкуснее в жизни не ел. Это что-то! Жаль, мало досталось. А вода, какая бывает вкусная! Вода… Ооо!

Кстати, о воде.

У нас в роте на табурете стоит эмалированный бак темно-зеленого цвета с крышкой и надписью «2-я уч. рота. Для питья». В гигиенических целях пить воду нам категорически разрешено только из этого бака, и только из краника. Из-под крышки, ни-ни… За этим, говорят, строго следит санинструктор учебной роты.

Мятая (замятая, помятая, но не битая…) алюминиевая кружка надежно привязана к баку длинной, на вытянутую руку, железной цепочкой. Краником никто, конечно, не пользуется. Очень редко. Это уж, если только гурманы какие от гигиены! Так долго стоять и ждать, пока набежит из краника вода, могут, пожалуй, только они. Или которые садисты. Потому как, я замечал, стоит только тебе брякнуть цепочкой от кружки, даже если тихонечко, если чуть-чуть, как за твоей спиной уже кто-то сопит, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, как в туалете, и уже дергает тебя за рукав, торопит: «Ну, ты, кончай, давай, быстрее пей, ты чё!..»

Бак непрерывно в работе.

В такой же непрерывной карусели звенит и цепочка. Гремит и крышка. Бухается в воду кружка… естественно, вместе со всеми «стерильными» пальцами… Зачастую, аж до манжета гимнастерки (А он, этот манжет… не к столу будет сказано!..). За этим, стыдясь своей никчёмности, глухо шлёпает мятая эмалированная крышка. Топчется в ожидании нетерпеливая очередь… Через короткую паузу, — пока там: глыть, глыть… — либо кружка, звеня цепочкой, хлопает об крышку, либо кружка, зависнув при передаче, снова булькает в воду.

Обычно кружку воды пьют долго. Очень долго. Отставив мизинец и локоть в сторону, чуть согнувшись, чтоб на себя не капнуть, вытянув губы трубочкой, прикрыв глаза от видимого удовольствия, пьют, смакуя и причмокивая, одобрительно при этом качая головой: «Ох, хороша! Хорош-ша-а!» Выстроившаяся, не очень большая, но очень нервная очередь ждёт. Страждущие с боков и сзади нетерпеливо заглядывают в лицо пьющего счастливчика, гнусавя, поторапливают: «Ну, ты чё…», «Чё присосался-то…», «Чё так долго…», «Давай быстрее… Один ты тут, что ли…», «Ну… ну!..» Остатки, кто не осилил, сливают в ведро, стоящее тут же, под баком. Напившийся, секунду размышляет: поставить кружку на бак, повторить или передать следующему!.. Осмысленное решение реализовать обычно не успевает, его руки уже пусты. После этого он мгновенно, и уже бесцеремонно (кружки же у него уже нет, чего ему здесь торчать?!) выдавливается с передней водопойной позиции, быстрее, кажется, стреляной гильзы из патронника. С устным угрюмым сопровождением в спину: «Хорошего помаленьку. Не верблюд. Вал-ли отсюда!» На его месте, долгожданную воду, томно закатив глазки, уже смакует следующий, который очередной…