Владислав Вишневский - Кирза и лира

…Главный смак этой процедуры заключается в том, чтобы все заправленные предметы, а также сама кровать, простыня, подушка, тумбочка, табурет, были выстроены и выверены по одной воображаемой линеечке с другими такими же предметами на других койко-местах всего спального помещения роты. Теперь представляете всю эту прелесть? Вот в чём изюминка, вот в чём смысл! Так-то!.. Причем никакие виляния или отклонения от условных линий категорически не допускаются.

Зоркий, прищуренный глаз опытных командиров профессионально, с разных углов помещения проводит в пространстве мнимую, но судьбоносную для солдат всей роты, безусловно, объективную, на их командирский взгляд, воздушную прямую. Если все эти незримые линии совпадают, заправка коек, считай, состоялась. Фф-у-у! Но редко.

Теоретически, этому, конечно же, научиться можно, наверное, достаточно быстро. Практическим же образом добиться хороших, я не говорю отличных (глаз командира, ох, как бывает непредсказуемо объективно-субъективен), но хороших результатов, тоже можно. Но, поверьте на слово — нужно время, время и время. Причем, такого рода и такого уровня упражнений, а соответственно и тренировок в армии, преогромное множество! Поэтому весь день солдата из этого и состоит: сплошные — тренинг и муштра, тренинг и…то есть сплошное принуждение. А зачем, спрашивается? На это есть серия достойных «убойных» ответов: «Закрой «хлеборезку», салага!», «Слишком умный, да?», «Здесь вопросы не задают, понял?», «Забыл, что ли куда попал?», «Если бы обезьяну в детстве не заставляли, она бы…»… И всё такое прочее… Теперь поняли, да?

Именно таким вот образом и осваивает молодой солдат очень важные, только для армии сложнейшие её военные навыки.

Армия из этого и состоит. Только тренинг и муштра, тренинг и муштра способны отвлечь сознание солдата, притупить ум, свести на нет его законный вопрос — а в чём действительный смысл срочной службы?

— Слушай, а действительно, зачем она нужна?

— А вот ни за чем. Не твоего ума дело, молодой, понятно? В наряд захотел? Так тебя щас…

Солдат вопросы не задает, солдат приказы выполняет. Присягу принял — вот и муштруйся-тренируйся. А действительно, что еще в роте-то делать? До дембеля еще как до Луны…

Потому и даются солдату в армии масса всяческих упражнений и годы, просто годы… всего каких-то там пару-тройку лет, чтобы он смог, наконец, освоить доселе неосвоенное, изведать доселе неизведанное. Чтобы к концу своей службы, довёл-таки мастерство (в строевой подготовке, заправке кроватей, мытье полов, чистки картошки, или подобных этому), до желаемого армейского абсолюта.

— Зачем?

Ну что ты будешь делать с этими умниками — зачем?.. Мы ж договорились: это, парень, выяснять не надо! Не надо. Это армия! Понятно, ну?

— Армия?

— Да, армия!

— Ааа!..

— Ну!..

Сколько там до завтрака осталось? В который раз смотрит рота на часы. О, ур-ра! Скоро за-автра-ак. Как жр-рать хочется-а. А интересно, что дадут на завтрак?

Прерывает команда:

— Р-рота-а, стро-оиться на утренний осмо-отр! — С радостью бросаем заправленные кровати, быстро занимаем свои места в строю. Утренний осмотр — это еще ближе к завтраку. После него уже и завтрак!

В строю, пару секунд потолкавшись, выравниваем носки сапог и всё остальное прочее, замираем. Осмотр ведет старшина — это серьезно! — если не сказать опасно.

Размяв наши голосовые связки на приветствии, потом на перекличке, старшина переходит к осмотру внешнего вида роты и спального помещения. Процентов пять роты тут же, не сходя с места, забракованы на пятках сапог. Ха! А я успел шаркнуть щеткой. Где-то столько же процентов слетело на подворотничках. За ними пошли плохо побритые — мы вообще, по-моему, мало кто брились! Кстати, и я попал в то число. Потом, несколько ребят на плохо почищенных бляхах и пуговицах. И девяность процентов роты на заправке постелей.

Вот такая у нас боевая готовность, Р-родина!.. Пока… Извини!

— Та-ак, р-рота, пя-ать минут на устр-ранение недостатков внешнего вида. Впер-рёд, бойцы, вр-ремя пошло-о, — рокочет старшина.

Мы срываемся с места — уже учёные, знаем: в секундах наше спасение!

Я, в составе небритых, влетаю в бытовку, втыкаюсь в плотную очередь за бритвенным станком. Двое жужжат механическими машинками, другие насухую скребут щёки бритвенными станками с тупыми лезвиями «Нева». А почему тупыми? А потому что менять их некогда, просто некогда их перезаряжать, у нас секунды… Остальные «небритые» стоят в длинной очереди, нервно острят, дают бесплатные советы. Торопят…

Я, например, с собой из дома электрическую бритву не взял потому, что тогда она мне была просто без надобности, чего там брить? А станок и пачка новых лезвий «Аврора» у меня были, но я их променял в поезде на сигареты по причне отсутствия таковых, сигареты были нужнее.

То и дело оглядываю себя в зеркале, ищу, примериваясь, где там у меня борода? Что там нужно брить? Ни бороды, ни усов… Вообще нет признаков растительности. Щёки, подбородок, шея — всё, как попа младенца. Кое-где, легкий, может быть, юношеский пушок только. И придирчивая рука не находит на лице волосяной шершавости… Что там старшина углядел?

О, моя очередь! Хватаю станок, профессионально продуваю. Скребу, глядя в зеркало, туда-сюда по щекам, вверх-вниз по бороде, и там и тут от виска… Конечно без смазки, без кисточки с её мыльной пеной. Некогда тут размыливаться, некогда, — вся рота в очереди… На сухую бы успеть. Ощущения на лице возникли очень, мягко сказать, необычные, прямо таки архинеприятные. Хреновые, чтоб уж не материться. В нескольких местах очень сильно саднит, больно щиплет кожу. Рядом суетятся пацаны, торопят под руку, мешают.

— Пронин, дав-вай быстрей. Че ты там скребёшь? Тебе еще полотенцем в форточку бриться надо… Во, гля, пацаны, он уже весь порезался!

Точно! Замечаю несколько ярко-красных полосок стекающих к подбородку. Ч-чёрт! В чью-то руку передаю бритвенный станок и пальцами пытаюсь прижать места порезов. Кожа на лице от скребка-наждачки огнём горит, просто полыхает. В разных местах тонкими струйками сочится кровь. Как же её остановить?.. Ч-чёрт… чёрт… Мне передают весь вымазанный в крови маленький кусочек какого-то минерала — то ли янтарь, то ли канифоль. Говорят, это квасцы!

— Быстро прижги порезы, он останавливает кровь. Быстрей, быстрей, давай. Специально для бритья!

Прикладываю. Ох, как щиплет! Осторожно вожу твердым, щиплющим комочком по своим порезам. Размазал всё… Вроде действительно кровь останавливает! А меня уже торопят, уже вырывают этот целительный кусочек: «Хватит, чё ты, дай! Тут другие есть». Так, ладно! Теперь, чтоб не напугать роту, нужно быстренько сполоснуть лицо водой. Подлетаю к раковине, сую лицо под холодную струю воды… О, слышу, — эхом, доносится команда: Р-рота-а, ста-анови-ись!