Владислав Ляхницкий - Золотая пучина

— Так вы ж по обличию вроде бы барин.

— Какой тебе барин, — и показал руки с мозолями, с вьевшейся несмываемой копотью. — Меня зовут Иван Иванович, а тебя как?

— Устином.

— А по отчеству?

— Кого по отчеству? Меня? Отца-то Силантием звали, да кто нашего брата по отчеству кличет? Даже чудно. Устин — вот и всё. Устин Рогачёв.

— Так что ж ты стоишь, Устин Силантьевич Рогачёв. Садись. Хлеб нарезан.

— Мы резаного не едим.

Устин отломил от калача кусок. Иван Иванович присел на корточки. В одной руке хлеб, в другой колба, локти уперты в колени и кажется, будто сидит он на стуле, а перед ним стол.

— Неловко, поди, на кукорках-то?

— Привык. Когда золото моешь лотком от восхода и до захода, сидишь на корточках у воды. Другой раз сядешь в бараке на лавку, кажется высоко, неудобно. И руки обе свободны. Видишь?

Иван Иванович ел удивительно аппетитно. Хлеб густо солил. Откусив, замирал на мгновенье, чуть приметно щурил глаза, смотрел на ломоть и глубоко вдыхал аромат поджаренной корочки. Он и пил, наслаждаясь каждым глотком чистой, студёной воды.

Устин смотрел на Ивана Ивановича и ему начинало казаться, что действительно хлеб сегодня вкуснее, вода запашистее, а колба сочнее чем обычно. Незнакомец нравился ему всё больше и больше.

— Пошто тебя сёдни хозяин прогнал?

— Характером не сошлись, вот и побрёл человек по белому свету в поисках нового хомута для собственной шеи, — Иван Иванович посолил картошку, откусил, улыбнулся одними губами. — Ты, кажется, тоже характером не сошелся? Не то с приказчиком, не то с управляющим? М-мда… Нелегко найти на земле справедливость. Ой, нелегко.

Жил Устин, пахал, сеял, косил, поливал потом землю. В страду убирал урожай. Зимой белковал, или готовил дрова на продажу. День за днём текла жизнь, и ни разу он не задумался, как живут люди, есть ли на земле справедливость. Времени не было думать. Сейчас вспомнил управляющего и вскипел от обиды. Как коршун налетел. И выдохнул:

— Господи, неужто на всем белом свете человек человека гнетет?

По тому, как Устин, ожидая ответа, подался всем телом вперёд, Иван Иванович понял: кто-то крепко его обидел. Скрытен иной человек в горе, не любит чтоб чужая рука бередила незажившие раны, поэтому Иван Иванович ни о чем не спросил Устина, а только сказал:

— Есть и похуже.

— Хуже нашего? Видно, люди так и родятся злыми? Вот, к примеру, сусед у меня. Всю жисть спину гнул над сохой, а досыта наедался рази во сне да ещё на поминках. Намеднись он вроде бы ключ с золотом разыскал. Где разыскал, не ведаю, но вроде богатое золото. Тут бы и счастье. Так нет, пристав на него, управитель на него: где этот ключ, а то, грит, на каторгу. Суседу, значит, и своим попуститься жалко, и на каторгу не охота. Вот оно как.

— Этому горю, Устин Силантьевич, не трудно помочь. Скажи-ка соседу, — чуть усмехнулся в густые усы, — пусть сейчас же оформляет заявку, берёт горный отвод и работает в своё удовольствие.

Устин не поверил:

— Да ну? Не шуткуешь? Неужто так запросто?

— Не очень уж просто, но если взяться с умом, то не очень и сложно. Передай, Устин Силантьевич, своему соседу…

Долго рассказывал Иван Иванович, где нужно оформить заявку и как её написать, и как поставить заявочные столбы, чтоб никакой пристав, никакой управляющий не могли отнять прииск.

Светлеет Устин. «Залучить бы мне этого мужика в Рогачёво. А то у Егора пять душ. Надо кормить, а посля два пая золота отделяй. Вон какая махина. С каждого рубля двадцать пять копеек. Эко, куда хватил. А ещё сват…»

— Иван Иваныч, а может того… помог бы суседу на первое время. Хрестьяне мы. Пахать, боронить, сеять — могём. А вот как к золоту приступить, не знаем. Уж сусед не обидит…

— А ты у соседа в компаньонах?

— Чего? — поперхнулся Устин.

Иван Иванович рассмеялся.

— Такая уж, видно, наша Россия, где каждый должен таиться, хитрить. Спасибо, Устин Силантьевич, я поживу с тобой с удовольствием. Только уговор — вперёд не хитрить. Давай я тебе напишу и заявку. Да не бойся, не буду выспрашивать, где этот ключ. Напишу всё как нужно, а для названия ключа и адреса свободное место оставлю. Там, в городе, тебе эту строчку заполнят. — Достал бумагу и карандаш. — Так, значит. Ну рассказывай по порядку, кто нашёл, как и когда?

— Дык шла Ксюха через ключ да ненароком увидала махоньку золотинку…

— Кто это Ксюха?

— Приемыш. Сирота у меня живёт.

— Так… Как её отчество, фамилия?

— Чьи? Ксюхи-то? Дык — Филаретовна, а фамилие, как и у нас — Рогачёва. А нашто это вам?

— В заявке должно быть точно указано, кто и когда, при каких обстоятельствах впервые обнаружил золото. Значит, нашла его Ксения Филаретовна Рогачёва.

— Истинно так. Приемная дочь, — кивал головой Устин.

Спрятав заявку в карман, он обнял Ивана Ивановича.

— Хороший ты человек! Садись на лошадь, и тронем. Уж на дороге спохватился, что мало знает о новом товарище. Спросил:

— Иван Иванович, ты откуда прибыл в наши места-то?

— С каторги.

— Да ну? — опешил Устин и схватился за пазуху, где лежали пятьдесят пять рублей сорок копеек.

Позади раздался конский топот.

«Слава те господи! Кто-то едет. Все не один на один с каторжанином…»

Три седока на взмыленных лошадях поравнялись с Устином. Двое по обличию приискатели, а третий вроде купец. Конь под ним статный. Седло отделано серебром. Лицо у купца широкое, точно блин, и приметное: на правом глазу бельмо.

Купец был явно обрадован встречей.

— Здравствуйте, божьи страннички. Здравствуйте. — Он придержал коня, поехал рядом с Устином. — Попутчики, значит, будем? С народом по таёжной дорожке всегда веселей. Правду я говорю, а?

Рассмеялся. А единственным глазом оглядел Ивана Ивановича и еле удержался, чтоб не нахмуриться. «Каторжник пошто к Устину пристал?»

Аркадий Илларионович Ваницкий садился обедать. Налил себе водки, поднял рюмку, тихонько сказал:

— За успех! Чтоб Сысой не упустил Устина.

Вошел лакей. Почтительно кашлянул.

— Управитель с Баянкуля приехали, сказывают, очень важное дело до вас…

Ваницкий не спеша выпил водку, закусил, потом приказал:

— Проси. Да второй прибор подай.

…Казимир Адамович держался уверенно. Что для него Ваницкий. Его предки запросто принимали Потоцких, угощали у себя короля Владислава. Судьба-предательница заставила пойти управляющим. Но и здесь он оказался на высоте. Казимир Адамович лучший управляющий у Ваницкого. У него железная хватка и умение никогда не забывать главное — дело. Сидя за столом рядом с Аркадием Илларионовичем, он левой рукой ел, а правой чертил на листке бумаги план горных выработок Баянкуля.

— Вот тут, Аркадий Илларионович, помните?

— Триста четвертый блок.

— Именно. Шли подэтажный штрек. Как помните, жила была маломощная, бедная, и вдруг сразу раздулась, а штрек врезался в куст. Отпалили забой — кварц висит на золотой вермишели. Тронешь его, качается, скрипит, но не падает. Золотом прошнурован.