Владислав Ляхницкий - Золотая пучина

— Подлюга… Сука, — в ярости хрипел Сысой. Но отступил. Затаился в темноте, приводя мысли в порядок.

И вдруг Ксюша услышала его смех.

— Дура! Ну што надумала… Я ж люблю тебя как сестру… И Ванюшку люблю.

— Не подходи!

— Да не подойду, не бойся. Придет время, сама подойдешь, в ножки поклонишься. Сама поцелуешь. Вместе с Ванюшкой. Сына будешь крестить, меня в крестные позовешь, первому и рюмку подашь. Я ведь знаю, что вы уговаривались венчаться убегом. А Устин пронюхал, хоп — и увез Ванюшку. Теперь сколь ни бейтесь, а вашей свадьбе не быть. Устин подыскал Ванюшке купецкую дочку. А я по-своему повернуть могу. И Устин сам к тебе сватов зашлет. Уговаривать тебя будет выйти замуж за Ванюшку. Может, слушать меня не хочешь и сызнова будешь ножом махать? Ну, чего молчишь?

— Сказывайте… Сысой Пантелеймоныч…

— Ишь! Вспомнила, как у Сысоя отца зовут. То-то. Скажи одно слово, и не позже пасхи будем свадьбу играть.

— Какое слово?

— По голосу слышу — опять дурное подумала. А у меня дурного нет и в задумке. Ты нашла золото? Ты! А Устин завладел богатством да ещё попрекает тебя. Я знаю, как тебя сделать хозяйкой Богомдарованного. Смекаешь? У Устина кукиш, а у тебя мильон. И сразу к тебе от Устина сваты. А уговор мой такой — я тебе Ванюшку, а ты мне половину прииска. Что молчишь? Может, счастье не стоит половины прииска?

— Про это и думки нет. Да ты шуткуешь?

— И ты пошуткуй. Скажи в шутку — согласна. Я посмеюсь, ты посмеешься, а как дело пойдёт насерьез, так уж шутки отбросим. Я перед богом клянусь, — будет твоя свадьба с Ванюшкой. Но и ты поклянись, что отдашь половину прииска.

— Боязно как-то. Обман… И супротив дяди идти.

— А убегом венчаться — не обман? И прииск-то твой. Свое вертаешь.

— Убегом — бывает, а тут… Не пойму я, Сысой Пантелеймоныч, вроде и правильно все, а стыдно. Вроде любовь-то я обманом беру.

— Никакого обману. Ванюшка ведь любит тебя. Он мне сам говорил: жить не могу без Ксюхи, а Устин его каждый вечер возит к невесте. Богом молил устроить вашу свадьбу. Вот я и старался изо всех сил. Сколько денег потратил, а ты «стыдно», «шуткуешь». Ванюшка мне и весточку подал. Так, мол, и так. Обскажи Ксюхе все как есть, и делай свадьбу побыстрей, а то, мол, тятька, на масленой женит меня.

«Если б Ванюшку увидеть…» — думала Ксюша.

— А невесту я знаю: бела, сдобна. Как бы Ваньша сам не того… Ну как, по рукам?

— Не могу я решиться без Вани…

— Так я поеду в город и все ему обскажу. Согласна?

— Нет. Мне надо Ваню самой увидеть.

— И это проще простого. Утресь, как будет светать, я к поскотине лошадей подгоню таких, что здешние не догонят. Ветер! Мигом к Ванюшке доставлю.

— Ну? А сколь ден ехать?

Сысой не успел ответить. Ксюша сообразила: рогачёвские мужики, бывает, по месяцу в город ездят. — Значит несколько ночевок с Сысоем. А кто знает, что у него на уме. Да и как Ванюшка взглянет на её поездку вдвоём с мужиком?

Тихо отступила она к дороге. Сысой что-то говорил за её спиной, она не слушала и торопливо бежала на прииск… «Как же мне Ванюшку-то увидеть? Непременно надо увидеть. Скорее. Неровен час окрутит дядя его…»

Не доходя до поселка, Вавила сказал:

— Михей, дальше один иди, а меня должна Лушка ждать. Наверное, вместе со всеми пришла.

— Лушка? Погоди, Вавила. Понимаешь ты, неловко в чужие дела встревать, а ведь… Друзья мы с тобой?

— Ну, конечно, друзья.

— Тогда не обидься. Упредить хочу прямо, как брата. Лушка-то, знаешь того… Как бы сказать…

Вавила перебил его:

— Она сама мне все рассказала. А ты про это забудь. Мне Лушка жена.

— Сдурел?! Я думал, ты просто с ней шашни завел, и то соромно, хотел упредить.

Жена! Не хочешь видеть её, не неволю. Но если б как сестру принял — эх, хорошо было бы. Скажи, ты по бабам не бегал?

— Так я ж мужик.

— Человек. И она человек. Ты плюнь тому в морду, кто её первый в кусты потащил. Не иначе клялся в вечной любви. А ведь девки верят нам. Девки любви хорошей хотят. Плюнь в того, кто ей платки расписные сулил, а в Лушку не плюй. Она не хуже нас с тобой. Хочу я просить тебя быть дружкой на свадьбе.

— Так ты и свадьбу хочешь править?

— Обязательно. Как же иначе? У тебя займу, у Ивана Ивановича, но чтоб было честь честью.

— Да-а!

— Подумай. А я пойду Лушку искать.

Вавила нашёл её на тропе у землянок. Она стояла, укрывшись под пихтой. Увидев Вавилу, Лушка раздвинула ветви и побежала навстречу. Обхватила его за шею, прижалась щекой к плечу.

— Я-то искала тебя. Только спрашивать не решалась.

«Ч-чёрт, хорошо, — подумал Вавила. — Вот так бы ещё сынишку…».

— Идём, я тебе покажу нашу хатку. Пока только яма, но Федор с Егором обещали помочь. Скоро крыша будет и дверь. Печурку сварганим. Что ж делать, Луша, пока поживем в землянке. Ведь правда?

— Да господи! Рази я о хоромах пекусь, — смеялась счастливая Лушка. — Ну идём, покажи. О-ох, пьяна без вина, — и впрямь шла, точно пьяная, запиналась, держась за Вавилу. — Вот эта? Да? Смотри ты, я сразу узнала.

Обошли вокруг ямы. Вавила показывал:

— Тут будет дверь. Тут окно. Вот где бы стёкла раздобыть, чтоб не ставить бутылки. Тут печь. У окна будет стол. Квашонку мне обещал сделать дядя Жура. Должна ж молодая жена угостить нас блинами.

— Должна. Угощу! — в голосе гордость: свой дом! Муж! Семья! — Даже не верится. Вавила, а это черемуха? Ты её не руби. Пусть стоит у самой двери.

— Я не буду рубить. Федор меня надоумил: поставь, говорит, под кустом стол и лавочку. Чай будем пить. Ещё месяц и свадьбу играем. Прямо из церкви сюда — и конец. Кузьме ты больше не служишь.

Лушка потупилась.

— Не надо в церковь, Вавила.

— Как так не надо? Ты же хотела настоящую свадьбу.

— Хотела.

И снова прижалась щекой к груди Вавилы. Наклонила голову и стала совсем маленькой. Вавила гладил её волосы и допытывался:

— Почему?

Лушка всхлипнула.

— Родненький мой, как подумаю — в церковь, лошади, ленты, бубенцы под дугой… дух перехватывает. Несутся кони деревней, а девки стоят у ворот и завидки их грызут. Такой парень Лушку взял. Лушку! А у меня душа вся горит. Мой Вавила. Мой! Никому не отдам. — И тихо, виновато — Нехорошо это? Правда? Но раз я такая, ведь не разлюбишь, не бросишь?

— Не брошу. Ты даже лучше такая… Прямая.

— Только с тобой я прямая. Все-все тебе рассказать хочется. Может, другой раз и не надо, а все равно рассказываю, — помолчала, вздохнула, поцеловала Вавилу. — А в церковь не пойдем, Вавилушка. Я долгого счастья хочу. Вдруг там кто-нибудь крикнет: «Вавила, кого ты к венцу привел?»

— И пусть.

— Нет, не пусть. Я соромить тебя не хочу. Я тогда утоплюсь. Не пойдем в церковь. Мне бы тут робить устроиться вместе с тобой. Скопить бы к весне денег и, как черемуха наша у двери отцветет, податься куда подальше, где Лушку не знают и Вавилу не попрекнут. Я совсем другая стала. Уж ежели позволишь мужем назвать, так моя душа всегда перед тобой нараспашку. Ничего не буду таить — ни хорошего, ни плохого.