Уильям Теккерей - Четыре Георга

Среди всех придворных Георга и Каролины, пожалуй, лишь с леди Суффолк можно было бы приятно и уютно побеседовать. Ее любит сам женоненавистник Кроукер, издатель ее писем, он относится к ней с тем же почтением, которое она, своей любезностью и добротой, внушала почти всем мужчинам и многим женщинам, оказывавшимся вблизи нее. Я заметил много ярких черточек, свидетельствующих об обаянии ее личности (я говорю здесь о ней не только потому, что она обаятельна, но и потому, что облик ее характерен). Она оставила прелестные рассудительные письма. Адресуясь в Танбридж к мистеру Гэю (это был, как вы знаете, поэт, живший в нищете и немилости), она пишет: "Курорт, где Вы оказались, странным образом повлиял на Ваши мысли и чувства, и Вы ведете речь об одних исцелителях и исцелениях; однако, уверяю Вас, многие дамы ездят туда и пьют целебные воды, не будучи ничем больны; и многие мужчины толкуют о пронзенном сердце, когда оно у них целехонько. Надеюсь, что и Ваше сердце не пострадало. Я не люблю друзей, у которых нет сердца, а мне хотелось бы числить Вас своим другом".

Когда лорду Питерборо было семьдесят лет, этот неукротимый юноша написал миссис Говард несколько пламенно-любовных, вернее, пламенно-галантных, писем, - это весьма любопытные образчики существовавшей тогда романтической манеры ухаживать за женщинами. Это не страсть, не любовь, - это галантность, некая смесь правды и игры: высокопарные комплименты, нижайшие поклоны, клятвы, вздохи и взоры в духе романов о Клелии, а в комедии - в духе Миламонта и Дорикура. Существовал тщательно разработанный этикет и ритуал восторгов, коленопреклонений и чувствоизъявлений, теперь бесповоротно ушедший из нашей прозаичной жизни. Генриетта Говард принимала волокитство благородного старого графа, благодарила его за его удивительные любовные письма, на нижайший поклон Питерборо отвечала нижайшим реверансом и пользовалась помощью Джона Гэя при сочинении ответных писем старому рыцарю. А он писал ей прелестные стихи, в которых правда сочеталась с элегантностью:

О умная женщина, чудо природы!

Ты чужда и гордыне, и прихотям моды!

Кто сей ангел - понятно, и только одна

Миссис Говард не знает, что это она {*}.

{* Здесь и далее перевод стихов В. Рогова.}

А миссис Говард, поверите ли, даже не подозревает что речь о ней. Великий Поп тоже восхвалил ее в не менее лестных строках, оставив нам портрет дамы, очевидно достойной всякого восхищения:

Того не встретишь повсеместно:

Для Зависти причина мук,

Мне женщина одна известна,

Умна, мила и верный друг.

Вовек ее не омрачали

Гордыня, страсти, клевета,

В ней с тихой нежностью печали

Соединилась доброта.

И, Зависти на изумленье,

В ней слабость есть всего одна:

Когда гремят ей восхваленья,

Глухой становится она!

Даже женщины сходятся в своей любви к ней. Так, например, герцогиня Куинсберри обращает к ней такие слова: "Говорю о Вас это, потому что Вы любите детей, а дети любят Вас". Веселая красавица Мэри Белленден, которую современники характеризуют как "совершенно бесподобное создание", после того как перестала быть фрейлиной двора, вышла замуж и покинула Лондон, шлет ей из деревни письма, называя ее и "любезная моя Говард", и "любезная швейцарка". "Как поживаете, миссис Говард? - пишет Мэри. - Я шлю Вам мой привет. Нынче на меня нашел писательский стих, а так как писать мне не о чем, остается развлекать Вас известиями о моем хозяйстве. Поэтому описываю скотину, которую откармливаю для собственного пропитания. Как хорошо известно по всему графству Кент, у меня есть четыре жирных тельца, две жирных свиньи, как раз в поре для закалывания, двенадцать многообещающих черных поросят, два молоденьких петушка, три превосходных гусыни, и каждая сидит на тринадцати яйцах (из которых часть - утиные, иначе остальные не вызреют); ко всему этому еще кролики, голуби, карпы в изобилии и говядина да баранина по умеренным ценам. Если, милая Говард, у Вас возникнет желание вонзить нож во что-либо из мною перечисленного, дайте мне знать!"

Веселый, видно, народ были эти фрейлины. Поп в одном письме знакомит нас сразу со всем их родом: "Я добрался водой, - пишет он, - до Хемптон-Корта и там встретил принца с его придворными дамами, верхом возвращавшихся c охоты. Миссис Белленден и мисс Лепелл оказали мне гостеприимство, вопреки закону против укрывательства папистов, и мне был дарован обед, а также - еще более ценное угощение! - случай побеседовать с миссис Говард. Мы все пришли к согласному мнению, что жизнь фрейлины двора самая несчастная на свете, и пожелали неразумным завистницам испытать ее на себе. Завтракать вестфальским окороком, скакать на чужих лошадях через канавы и колючие изгороди, возвращаться после охоты по самому солнцепеку с простудой и, что еще во сто раз хуже, с красной полосой поперек лба от неудобно надвинутой шляпы, - все эти напасти разве что делают из фрейлин отличных жен для заядлых охотников. Едва успев стереть пот со лба, они должны целый час с улыбкой мерзнуть в апартаментах принцессы, после чего надо, хочешь не хочешь, идти обедать, а потом до полуночи каждая вольна гулять, где хочет, и думать, о чем пожелает. Ни один заброшенный дом в пустынном Уэльсе с грачами на деревьях и холмами на горизонте не располагает так к раздумью, как этот королевский двор. Мисс Лепелл гуляла со мною при луне добрых три или четыре часа, и за все это время мы не встретили ни одного мало-мальски знатного лица, не считая короля, который наедине у садовой ограды давал аудиенцию вице-канцлеру".

Та Англия, Англия наших предков, была, пожалуй, веселее, нежели остров, на котором мы обитаем ныне. Люди высокого и низкого звания развлекались больше нашего. Я прикинул, какой образ жизни вели государственные мужи и влиятельные деятели той эпохи, сколько они ели, пили, обедали, ужинали, сидели за картами, - непонятно, откуда у них вообще оставалось время для дел. Они играли в разнообразные игры, которые, за исключением крикета и тенниса, в наши дни совсем вышли из употребления. На старых гравюрах, изображающих Сент-Джеймский парк, вдоль дорожек видны вешки - здесь двор играл в шары. Вообразите себе сейчас лорда Джона и лорда Пальмерстона гоняющими шары по аллее парка! Все эти веселые развлечения отошли в прошлое, старые добрые английские игры сохранились только в старинных романах и балладах да на истертых страницах старых газет, где можно прочесть о том, что в Винчестере состоится финальный петушиный бой между командами Винчестера и Хемптона или что в Тотнесе назначено состязание между борцами Корнуолла и Девона, и тому подобное.

Сто двадцать лет назад в Англии имелись не только маленькие провинциальные города, но и живые люди, которые составляли их население. Мы были тогда гораздо общительнее; мы умели получать удовольствие от самых простых развлечений. В каждом городке бывала своя ярмарка, в каждой деревне - свой престольный праздник. Поэты прошлого в сотнях веселых песен воспели великие бои на дубинках, знаменитые состязания умельцев корчить рожи, прославленные пляски вокруг майского шеста и танцы в костюмах героев баллад о Робине Гуде. Девушки бегали наперегонки в весьма легком облачении; а добрые дворяне и духовные пастыри были зрителями и не видели в том дурного. Ученые медведи бродили по Англии и плясали под дудку и барабан. Простые песни столетиями распевались по всей стране, одинаково любимые и великими и малыми. Джентльмены, желая развлечь дам, непременно посылали за деревенским оркестром. Когда кавалер Фильдинг, прославленный изысканностью манер, ухаживал за красавицей, на которой впоследствии женился, он пригласил ее и ее компаньонку к себе на ужин, и кушанья были принесены из таверны, а по окончании ужина послали за скрипачом, - а ведь их было всего-то три человека. Вообразите же большую, обшитую темными панелями комнату где-нибудь в Сохо или Ковент-Гардене, горят две-три свечи в серебряных шандалах, на столе - виноград и бутылка флорентийского вина, а в углу уличный скрипач наигрывает старинные мелодии в древнем минорном ладу, и блестящий кавалер по очереди выводит на середину то одну, то другую даму и серьезно, торжественно с ними танцует!