Уильям Теккерей - Роковые сапоги

- Божественная мисс Кратти! - сказал я. - Царица души моей! Я ступил под сень этих дерев, чтобы на один лишь миг увидеть ваш дивный облик. Я не хотел говорить вам (не хотел, как же!) о тайной страсти, истерзавшей мое сердце. Вы знаете о моей прежней несчастной помолвке, но теперь все кончено, кончено навсегда! Я свободен, но порвал я цепи лишь для того, чтобы стать вашим рабом, верным, покорным, преданным рабом!..

И так далее, и тому подобное...

- Ах, мистер Стабз! - пролепетала она смущенно, когда я запечатлел на ее щеке поцелуй. - Я не могу отказать вам, но, право, я боюсь, - вы такой повеса!..

Погрузившись в сладостные мечты, мы не могли произнести ни слова, и наше молчание продолжалось бы, наверное, много часов подряд - так мы были счастливы, - как вдруг у нас за спиной раздался чей-то голос:

- Не плачь, Мэри! Подлый, жалкий негодяй! Какое счастье, что ты не связала с ним свою судьбу!

Я обернулся. Великий боже! Мэри рыдала на груди доктора Бейтса, а этот ничтожный лекарь с величайшим презрением глядел на нас с Магдален. Открывший мне калитку садовник сказал им о моем приезде; сейчас он стоял позади них и гнусно ухмылялся.

- Какая наглость! - только и крикнула, убегая, моя гордая, сдержанная Магдален. Я пошел за ней, смерив шпионов испепеляющим взглядом. Мы уединились в маленькой гостиной, где Магдален повторила мне уверения в своей нежнейшей любви.

Я решил, что судьба моя устроена. Увы, я был всего лишь жертвой первоапрельской шутки!

Май. Остался с носом

Так как месяц май, по мнению поэтов и прочих философов, предназначен природой для любовных утех, я воспользуюсь этим случаем, чтобы познакомить вас с моими любовными похождениями.

Молодой, веселый и обольстительный прапорщик, я совершенно покорил сердце моей Магдален; что же касается мисс Уотерс и ее злобного дядюшки-доктора, вы, конечно, понимаете, что между нами все было кончено, и мисс Уотерс даже притворялась, что радуется разрыву со мной, хотя эта кокетка согласилась бы ослепнуть на оба глаза, лишь бы меня вернуть. Но я и думать о ней не хотел. Отец мой, человек весьма странных понятий, утверждал, что я поступил как негодяй; матушка же, разумеется, была целиком на моей стороне и доказывала, что я, как всегда, прав. Мне дали в полку отпуск, и я стал уговаривать мою возлюбленную Магдален сыграть свадьбу как можно скорее, - я ведь знал и из книг, и из собственного опыта, как переменчиво людское счастье.

К тому же моя дорогая невеста была на семнадцать лет старше меня и здоровьем могла похвалиться не больше, чем кротким нравом, - так мог ли я быть уверен, что вечная тьма не раскроет ей свои объятья до того, как она станет моей? Я убеждал ее со всем трепетом нежности, со всем пылом страсти. И вот счастливый день назначен - незабвенное десятое мая 1792 года,заказано подвенечное платье, и я, чтобы оградить свое счастье от всяких случайностей, посылаю в нашу местную газету коротенькую заметку:

"Свадьба в высшем обществе. Нам стало известно, что Роберт Стабз, прапорщик полка Северных Бангэйцев, сын Томаса Стабза, эсквайра, из Слоффемсквигла, на днях поведет к брачному алтарю прелестную и высокообразованную дочь Соломона Кратти, проживающего там же. Приданое невесты, по слухам, составляет двадцать тысяч фунтов стерлингов. "Лишь отважный достоин прекрасной".

* * *

- А ты известила своих родных, любовь моя? - спросил я Магдален, отослав заметку. - Будет ли кто-нибудь из них на твоей свадьбе?

- Я надеюсь, приедет дядя Сэм, - отвечала мне мисс Кратти, - это брат моей маменьки.

- А кто была твоя маменька? - поинтересовался я, ибо почтенная родительница моей невесты давным-давно скончалась, и я никогда не слышал, чтобы ее имя упоминалось в доме.

Магдален покраснела и потупилась.

- Маменька была иностранка, - наконец вымолвила она.

- Откуда родом?

- Из Германии. Она была очень молода, когда папенька женился на ней. Маменька не из очень хорошей семьи, - добавила мисс Кратти неуверенно.

- Какое мне дело до ее семьи, сокровище мое! - пылко воскликнул я, покрывая нежными поцелуями пальчики, которые как раз в это время сжимал.Раз она родила тебя, значит, это был ангел!

- Она была дочь сапожника.

"Немец, да еще сапожник! - подумал я. - Черт их всех раздери, сыт я ими по горло".

На этом наш разговор закончился, но у меня от него почему-то остался неприятный осадок.

Счастливый день приближался, приданое было почти готово, священник прочел оглашение. Матушка испекла пирог величиной с лохань. Всего неделя отделяла Роберта Стабза от часа, когда он должен был стать обладателем двенадцати тысяч фунтов в пятипроцентных бумагах, в восхитительных, несравненных пятипроцентных бумагах тех дней! Если бы я знал, какая буря налетит на меня, какое разочарование уготовано человеку, который, право же, сделал все возможное для того, чтобы приобрести состояние!

* * *

- Ах, Роберт! - сказала Магдален, когда до заключения нашего союза осталось два дня. - Я получила такое доброе письмо от дяди Сэма. По твоей просьбе я написала ему в Лондон; он пишет, что приедет завтра и что он много о тебе слышал и хорошо знает, что ты собой представляешь; и что везет нам необыкновенный подарок. Интересно, что бы это могло быть?

- Он богат, обожаемый цветок моего сердца? - спросил я.

- Семьи у него нет, а дела идут очень хорошо, и завещать свое состояние ему некому.

- Он подарит нам не меньше тысячи фунтов, как ты думаешь?

- А может быть, серебряный чайный сервиз?

Но это нам было гораздо менее по душе, - слишком уж дешевый подарок для такого богача, - и в конце концов мы утвердились в мысли, что получим от дядюшки тысячу фунтов.

- Милый, добрый дядюшка! Он приедет дилижансом, - сказала Магдален. Давай пригласим в его честь гостей.

Так мы и сделали. Собрались мои родители и священник, который должен был обвенчать нас завтра, а старый Кратти даже надел ради такого случая свой лучший парик. Почтовая карета прибывала в шесть часов вечера. Стол был накрыт, посредине возвышалась чаша с пуншем, все сияли улыбками, ожидая прибытия нашего дорогого лондонского дядюшки.

Пробило шесть, и против гостиницы "Зеленый Дракон" остановился дилижанс. Слуга вытащил из него картонку, потом вылез старый толстый джентльмен, которого я не успел как следует разглядеть, - очень почтенный джентльмен; мне показалось, я встречал его где-то раньше.

* * *

У двери позвонили, в коридоре затопали шаги, старик Кратти ринулся вон из гостиной, послышался громкий смех и восклицания: "Здравствуйте, здравствуйте!" - потом дверь в гостиную отворилась, и Кратти провозгласил:

- Дорогие друзья, позвольте представить вам моего шурина, мистера Штиффелькинда!

Мистера Штиффелькинда! Я задрожал с головы до ног.