Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

- Местечко? - кричит Меос Мартин под громыхание колес и визг свиней. - Ничего себе местечко, это же чертова задница. Господи, Иисус Христос, единственный сын и радость Божья, держи меня в поводу, чтобы ни в жизнь не очутиться мне больше в этом проклятом месте! Тут тебя мало того что ограбят, так еще в придачу измордуют!

Хозяин Леозу Яан Мельц тоже получил пару крепких тумаков и теперь торопится к своей лошади.

- Была нужда мне сюда приезжать, - расстраивается он. - Только в дом вошел, а они стол на пол и давай драться. Очень надо было покупать столько водки и другого добра — теперь гости затопчут всю еду, а если что осталось, то Меос увез. Тысяча несчастий, пусть они сами справляют свою свадьбу, он сыт по горло. Он едет домой, он свое получил — два крепких удара в лоб.

Кадри Парви уже наплакалась досыта и теперь, успокоенная, сидит в амбаре рядом со стонущим Тынисом Тикута. С молчаливым равнодушием слушает она крики и отъезд части гостей. Дурачье, грустно думает она, подхватились и побежали, будто чума в доме. Будто раньше такого не бывало, мужики за водкой всегда любили поругаться да подраться, для того и позвали на праздник городского фельдшера. А этот старый мерин, Меос Мартин, тут же бежать, и остальные следом. Неужели не могли подождать до утра, новый паасоруский кистер наверняка уладил бы все. И ребенка окрестил бы и прочел бы проповедь. А этот старый мерин сразу заголосил, опрокинул столы, затеял драку и сам же удрал. И что, стало ему лучше? Да еще оставшуюся водку и еду прихватил — как теперь завтра свадьбу справлять? Да пускай, черт возьми, они все разбегутся по целому уезду, только бы Йоона остался здесь! Кадри непременно хочется послушать его пение на третий или четвертый день, когда он поднастроит свои связки и дело дойдет до настоящих песен. Этот парень мог бы и подзадержаться, теперь ведь сын Тоомас перейдет жить к молодой жене в Леозе, а Кадри останется в Терикесте одна, совсем одна! Ах, Йоона, бедный певец Таавет Йоона, куда он подевался? И в саду искала его Кадри, и в кустарнике, даже в лес ходила, аукала, но Йооны нигде не видать. Вдруг да сбежал со своим длинным приятелем-проповедником и не вернется? Ведь Йоона не виноват, Йоона сидел и пел, чего ему скрываться?

У Кадри сердце за него болит, она встает и снова отправляется искать певца, который пришелся ей так по душе.

В поисках невесты Тоомас Парви попадает в хлев и чутко прислушивается. Не Маарьи ли это голос, невестушки его? С кем это она говорит, кому нашептывает любезности?! Проклятье, что за распутство, измена! Тоомас Парви подкрадывается поближе, чиркает спичкой и видит: сидит на корточках его невеста Маарья Мельц, а рядом с ней — с ней рядом этот распутник, этот негодяй, этот самозваный кистер, первопричина всех сегодняшних бедствий.

- Ах так! - кричит он загораясь от злости. - Вот где вы притаились, схоронились под коровье вымя?! Не будет у нас завтра венчания, вот что я скажу. Она прячет этого убийцу и мошенника, и чтобы я пошел с такой к святому алтарю?!

- Уймись, - укорят Маарья своего жениха, - или тебе сегодняшней драки мало?

- Мало! - кричит Тоомас Парви, - ох, как мало!

Он подбегает к дверям и кричит:

- Сюда, сюда, все сюда, кистер в хлеву запрятался!

- Да замолчишь ты наконец? - кричит Маарья и бросается к Парви.

- Не замолчу, вот не замолчу. Ребята, мужики, скорей сюда, кистер в хлеву!

А сам стоит в дверях, загораживая выход, чтобы никто не сбежал. Минуту спустя в хлеву уже целая орава мужиков. Оказывается, в хлеву спасались и кое-кто из женщин, и мужики потрусливее, потому что вдруг изо всех углов, от каждой навозной кучи раздаются перепуганные крики и шум. Поросята, овцы и коровы в испуге выбегают во двор, мужики барахтаются в навозе, жиже. В темноте ищут, наталкиваются друг ан друга, бьют воображаемого ненавистника почем зря.

- Ай, не бейте меня, я не кистер, - жалобно кричит кто-то, - я констебль Йоонас Симпсон!

- Опять констебль! - сердито отвечают ему, - чего тебе, черт побери, в хлеву понадобилось-то?

- До утра пережидает, чтобы протокол составить! - смеются во дворе.

Шум, крики, стоны, душераздирающие женские рыдания. Без конца следуют тычки и объяснения, удары и извинения.

- Кто меня бьет, я Тоомас Парви! - орет бедолага жених. - Ох, кто-то мне заехал по голове, приведите доктора, скорее доктора, мне же голову раскроили.

- Ничего страшного, а если боишься, что слегка зашибут, держись подальше! - ответствуют ему.

В дальнем уголке сада, между камней, Кадри Парви обнаруживает Йоону.

- Ах ты, мальчонка, смотри куда запрятался! - радостно восклицает она. - Чуяло мое сердце, чуяло, что ты где-то поблизости. Ты не ранен, они тебя не мучили? Погоди, пока я еще здесь хозяйка, я еще не сказала своего слова. С собаками выгоню всех драчунов, попрошу из деревни блюстителей порядка позвать на помощь. Так они и тебя избили, певца, стыд и позор! Пойдем, Йоона, очистим дом от этой нечисти, и потом, дня через три-четыре, ты споешь мне обещанные песни! Пошил, Йоона, не бойся, раз ты со мной рядом, они ничего не посмеют тебе сделать!

На ощупь, держась за руки, они выходят во двор. Здесь они останавливаются, и Кадри возвещает:

- Люди, я приказываю прекратить ссоры и драки. Блюстители порядка уже в пути, и им дан строгий приказ — поймать всех драчунов и забияк и посадить за решетку. Люди, праздник окончен, можете разъезжаться по домам. И чем скорее, тем лучше!

Кромка неба становится все светлее.

Вскоре над пригорками, горушками, холмами Терикесте подымается солнце. Телега за телегой выезжают с господского двора, мрачно, угрюмо, молча. Удаляется стук колес, разъезжающиеся по домам телеги вздымают на дороге густые клубы пыли.

Тоомас Нипернаади сидит на берегу реки, промывает и перевязывает раны, оглядывается через плечо и вздыхает:

- Так это и было Терикесте!

Теплая осенняя истома разлилась над лугами, осенняя тишь и покой. Нет ни ветра, ни солнца, ни дуновения ветерка, ни лучика солнца, налитая нива, затаив дыхание, ждет запоздалого жнеца.

Ночи уже длиной в локоть, а дни опасливо съеживаются, скоро — еще месяц-другой — и от них останется только тоненькая струйка сероватого света, как ручеек, что пробивается из-под сугроба. Даже в полдень будет сумеречно, а желтоватый воздух напитается запахами земли, ароматами спелого хлеба и хмеля, тихим, неумолчным шорохом крыльев улетающих птиц. Высоко-высоко в выгоревшем небе улетают курлыкая журавли, один клин за другим будет появляться и пропадать в дали. Курлы-курлы! - днем и ночью будет доноситься в осенней тиши и покое, куры-курлы! И люди на полях скинут шапки, рукавом отрут потные лбы и проводят взглядом курлычущий треугольник, сдерживая комок в горле. Вот, мол, и уплывает наше лето и солнце на юг, вместе с курлыкающими птицами и южными ветрами.