Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

И вот теперь смотрю я на вас и думаю, как велики и необъятны своды небесные, как немощен и слаб сын человеческий под ними — это же трое сильных, умных мужиков — и должны убивать себя работой на хуторе. Ведь ее может делать любой Истукан, который всей своей плотью и малой толикой разума уцепился за землю, как репейник за обочину. Добро бы еще был майорат или что-нибудь в этом роде, тогда и гордись, а бобылям — чему завидовать. Хутор — он дураку в насмешку, умному — в наказание!

- Правда, вот правда! - радостно встрял Ионатан.

- Конечно, правда, а ты пасть не разевай! - одернул его Пеэтрус.

- Я и говорю, - продолжал Нипернаади, все более воодушевляясь, - в наше время человек живет с торговли и для торговли. Сейчас настоящий мужчина — купец да барышник, это они всегда получают денежки, а мы всегда их отдаем. Вот я о вас и подумал — что если вам втроем сложиться да и открыть, ну, скажем, какое-нибудь кино? Сейчас такие аппараты есть — сунь в него картину, и он, аппарат этот, такое тебе продемонстрирует, что живот лопнет со смеху. В городе эти аппараты теперь на каждом углу работают, а деревне-то они в диковинку. Можно, к примеру, кочевать с одной ярмарки на другую, всего-то и нужно, что соорудить балаган из брезента, а там заводи аппарат, и деньги потекут рекой. А чтобы подогреть любопытство деревенских, можно у входа мартышку держать или что-нибудь в этом роде.

Ах, ребятушки, жизнь тогда начинается, когда у тебя карманы оттопыриваются, тут уж все эти Истуканы, Миллы и как их там еще с визгом побегут за вами. Развернется дело — заедете на хутор, побыть денек-другой, местных посмотреть, себя показать. Вам и заговаривать ни с кем не придется — Истуканы сами прибегут к вам и станут просить утешить их добрым словом. А вы усмехнетесь в кулак и велите Янке спросить, что, собственно, угодно этому господину Истукану?

Чем вам плохо, матушка оставила вам чуть не мешок денег, можете употребить их и так и сяк, как душе угодно.

- Это верно, - согласился теперь и Пеэтрус.

- Это дело надо бы как следует обмозговать, - сказал Паулус.

- Вечно ты со своими мозгами! - досадливо заметил Ионатан. - Ой, ребята, вот это был бы номер! Только вообразите себе на минутку, как у старого Мадиса Сиркуля, Истукана и Микка с Дырамаа рожи от зависти перекосит, если нам подфартит и в один прекрасный день мы заявимся на хутор господами. Голову даю на отсечение, что Сиркуль повесится на первом же суку, а Дырамаа от зависти совсем сопьется. Да они семь свиных шкур сожрут, смолой и дымом плеваться будут! Сыновья старой Лийз, эти пьяницы и лоботрясы, станут-таки мужчинами, да еще какими — в целом уезде не найдется такого, кто стоил хотя бы их мизинца! Ах, черт возьми, этот план по мне!

А Нипернаади продолжал:

- Оно ведь как заведено — деньги любят деловых ребят. Но если уж потекут, то не остановишь. И тогда знай подставляй мешок побольше, чтобы они текли привольно и мимо не падали. А там не за горами то время, когда вы наденете шикарные пиджаки и придете взглянуть, как живут-поживают старые друзья и знакомые. Тут вы, понятно, скупите хутора всех этих Истуканов, Сипкулей- и Дырамаа со всем движимым и недвижимым барахлом, разумеется, шика ради, для забавы, чтобы все эти хуторские земли слить и устроить приличную усадьбу. На берегу озера можно будет построить шикарные апартаменты, а на том холме — хорошую текстильную фабрику. Истуканы и Сиркули, которые тем временем уже спустили денежки, за свои хутора полученные, пойдут к вам батраками, надсмотрщиками, конюхами или еще кем-нибудь. Вот тебе и Ныгикикасы!

- Отличный план, просто замечательный, - с наслаждением произнес Пеэтрус, - нам позарез большие деньги нужны, чтобы натянуть нос всем этим недоделанным. Я бы, черт возьми, всех их зазвал в трактир и напоил бы за свои пречистые до смерти!

- А я бы для начала нанял здоровяков и оборванцев, чтобы они задали им по первое число! - высказывается Ионатан.

- И нахлобучка от пастора не помешает, - добавляет Паулус, - интересно, сколько пастор взял бы за то, чтобы врезать как следует с кафедры Истукану?! Что-нибудь вроде того, мол, дрожи, трепещи, беспутный отпрыск рода человеческого, врата ада разверзлись перед тобой, словно пасть разъяренного быка. Я, Истукан, наслышан, что ты беспутничаешь, нарушает сон невинных девиц, что напиваешься, как последняя свинья! Да низвергнется на тебя огонь и пепел, пусть запаршивеет весь твой скот! Позор тебе, старый прохвост, побируха несчастный! - Да, такая вздрючка с кафедры совсем не помешает. Представляю, как вытянулась бы физиономия у этого богобоязненного старикашки. За такое дело я готов заплатить, и как следует заплатить!

- Теперь мать по-быстрому похороним и айда отсюда! - выпалил Ионатан. - А что если завтра же отнести ее в часовню?

- Нет, так не годится, - возразил Пеэтрус, - покойник три дня должен лежать в гробу, и только потом можно им распоряжаться. Да и не горит у нас ничего, можно и потерпеть денек-другой.

- Это верно, - согласился Паулус, - нужно еще все обмозговать, да и с хутором пока дело темное. Кто же будет на хуторе, когда мы уедем?

- Понимаете, - объяснил Нипернаади, - раз уж я оказался здесь и мне стало вас жаль, то я могу, недолго, правда, посмотреть за этим хутором. Сами понимаете мне это — ни уму ни сердцу. Но на первых порах, думаю, смогу вам помочь, пока не подыщется толковы арендатор или испольщик. Но батраков надо будет нанять, сторговать хозяйку — с этим я, наверное, управлюсь. Вот так-то, дорогие. А развернете удачно свое дело — в это я верю как в самого Господа бога! - тогда можете все устраивать, как захотите. Главное, чтобы вы смогли поскорей отсюда уехать.

В черном небе зажглись звезды. Поперек Млечного Пути, словно огромный корабль, встало облако, желтое от выплывающей луны. Ближний лес дышал жарой и смолистым духом. Какая-то птица вскрикнула во сне, испуганно поднялась, потом снова тяжело опустилась на дерево. Мерцающим серебром отливало озеро, мучимые жаждой деревья мочили в нем ветви. По ту сторону озера ухала сова, по-над водой будто стая ласточек кружили летучие мыши. С хутора все еще доносились песнопения и молитвы. Кто-то мрачным голосом читал библию, будто молотом отбивая каждое слово.

И вдруг Нипернаади почувствовал, что хватит с него разговоров. Он устал от долгих рассуждений. Воодушевление иссякло, запас слов исчерпался. Он провел рукой по мокрому лбу и встал. Да какое ему дело до всего этого, всех этих Истуканов и Сиркулей, братьев и хутора. Пусть поступают как хотят, его это не касается.

- Пора на боковую, - сонно произнес он. - Вы тут думайте, мозгуйте и решайте, а завтра мне скажете.

Он приподнял шляпу, взял стоявший у стенки каннель и полез на сеновал.

Оттуда еще какое-то время доносилось тихое теньканье струн.