Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Мигель быстро поднял голову:

- Откуда вы знаете?

- Гонитесь за призраком, за тенью, но в вас самом все еще неясно...

- Я хочу счастья.

- Его хотят все.

- Но - счастье исключительного!

- Многие желают того же.

- И красоты!

- И к ней стремятся многие.

- Любви!

- Ах, мой мальчик, это так обычно...

- Нет, нет, я хочу женщину, единственную, самую прекрасную, самую удивительную...

Улыбается Руфина:

- Такова любая из нас.

- Нет, - резко возразил Мигель. - Любой из вас чего-то недостает, чтоб быть совершенством.

- Даже зная об этом, мы не желаем в этом признаться.

- Но не можете отрицать!

- Я и не отрицаю, мой сеньор. Не сказала ли я вам, что мне, например, не хватает молодости? Вот видите.

Тишина, словно эти двое одни посреди бесконечной ночи, в которой не шелохнется листок, ни жучок, ни травинка не шевельнутся...

Руфина гладит виски Мигеля. Заговорила тихо:

- Я думала, вы томитесь по славе, жаждете или власти, или крови, или святости, стремитесь подняться до головокружительных высот. Что хотите сделать плодородными каменистые равнины, хотите песок обратить в золото, а золото - в цветы на лугах...

- О, вы правы! - взрывается юноша. - Все это я хотел. Хотел проложить себе путь к престолу самого бога, подчинить себе толпы князей неба, достигнуть мощи божьей, стать вечным...

- Тише, мальчик, слишком многого вы хотите.

- Но самое ужасное то, что я уже не хочу этого! - судорожно восклицает Мигель. - Хочу только женщину, женщину, женщину!

- А это одно и то же, мой милый, - говорит Руфина. - Ибо любовь небесные врата. Она не достижение всего, что задумала ваша пылающая голова, но путь к этому. Одни ищут бога посредством церкви, другие - изучая сотни томов, в которых заключена мудрость, третьи - при помощи чар и черной магии. Вы же - через женщину.

- Да, но я не только хочу искать бога и найти его, я хочу столкнуть свою силу с его силой...

- Или слиться с ним воедино, - закончила женщина.

Мигель, пораженный, вздрогнул, устремил взгляд на пламя свечей. Помолчав, тихо сказал:

- Как вы поняли это? Бороться - и слиться... Как это близко...

- Как это походит на любовь...

- О, найти женщину! - горячо прорывается у Мигеля. - Женщину, которая сочетает в себе нежность всех матерей и страстность всех любовниц, которая была бы пламенем и прохладной водой, мудростью и сумасбродством, детскостью и искушенностью... Женщину, древнюю, как мир, и юную, как дитя, мягкую и твердую, жестокую и преданную, женщину, от которой бы пахло смрадом кабака и ладаном храма, которая была бы ложем и надгробием, человеком и зверем, святой и дьяволицей, найти жену из жен, прекрасную своей человечностью, любовным пылом, телом и духом!

Руфина улыбается молча и снисходительно, глядя в расширенные зрачки юноши.

- Скажите, госпожа моя, есть ли такая женщина? Найду ли я ее?

Сошла улыбка с ее лица, женщина стала серьезной, подняла голову.

- Найдете, - твердо сказала она.

Мигель вскочил, дрожа всем телом.

- Кто вы? - судорожно выдавил он из себя. - Кто вы такая? И чего вы желаете?

Она устремила взор в пространство и медленно проговорила:

- Покоя. Тишины. Одиночества.

- А счастья?

- Это и есть счастье для меня, мой мальчик, - престо ответила Руфина, глядя прямо в глаза ему. Потом вдруг засмеялась. - Вы не забыли цели своего посещения? И ваших слов о том, что хотите меня?

Мигель упал на колени, обнял ноги ее, воскликнул бурно, восторженно:

- О да, я хочу вас, но хочу слушать вас, положить вам голову на колени, ощущать на лбу своем ваши ладони!

Руфина погладила его по щеке и проводила на улицу другим ходом.

* * *

В комнате Мигеля сидит дон Флавио де Сандрис и шумно выговаривает сыну своего друга. Забыл-де этот сын о давних узах, связывающих его отца с доном Флавио, который готов за друга кровь пролить. Забыл Мигель и обещание свое, скрепленное рукопожатием, так долго не показывается у них в доме. В чем дело? Ученье? Не верю! Скорее вино и женщины - так?

Не успел Мигель и рта раскрыть для ответа, как в комнату влетел Паскуаль. Опешил было при виде гостя, но гнев перекипает через край, и Паскуаль, забыв о приличиях, бросает Мигелю:

- Подлец! Негодяй!

- Не видишь - гость у меня? - нахмурился Мигель.

- Гость извинит, - скрипнул зубами Паскуаль.

- Я - граф де Сандрис, - надменно произносит дон Флавио.

- Овисена, - цедит сквозь зубы Паскуаль и снова поворачивается к Мигелю. - Что ты сделал с Марией?

- Уйди, не мешай, - сухо отрезал Мигель.

- Она все время говорит о тебе и плачет. Почему?! - истерично кричит Паскуаль.

- Уйди, - повторил Мигель.

- Слышишь, чего я от тебя требую? Женись на ней! - сипит Паскуаль.

- Слышу и оставляю без внимания, - бросил Мигель. - Прощай.

- Как?! - Голос Паскуаля срывается, кровь бросилась ему в лицо, он стискивает кулаки. - Как, ты даже объясниться со мной не желаешь, подлец?

- Мне нечего объяснять тебе, - презрительно отвечает Мигель. - Быть может, она польстилась на мое богатство и увидела, что ее домогательства напрасны.

От такого оскорбления Паскуаль лишился дара речи.

- Да, - вмешивается дон Флавио. - Есть такие люди. Они похожи на воронов, подстерегающих добычу. Еще это похоже на силки для дичи или манки для птиц...

- Что вы себе позволяете? - хрипит, весь дрожа, Паскуаль.

- Да, - продолжает дон Флавио, - это смахивает на вымогательство. Дешевый способ жить...

- Я не за деньгами пришел, а чтобы вернуть ей честь! - выкрикнул Паскуаль.

- Уйдешь ли ты? - встал Мигель.

Паскуаль смотрит на его сжатые губы, вглядывается в глубину его темных глаз, и страх объемлет его. Он отступает.

- Я уйду, - просипел он, - но стократно отомщу за оскорбление!

Поникнув, бледный, обессиленный, сломленный, он выходит.

За воротами его остановил иезуит в широкополой шляпе, надвинутой на глаза.

- Простите, сеньор, что, граф Маньяра дома?

- Дома этот мерзавец, и жаль, что ваше преподобие - не палач, который явился бы снести его подлую голову...

- За что вы так браните его? - хочет знать Трифон. - Граф Маньяра образец дворянина...

- Я расскажу вам кое-что о его совершенствах. - И Паскуаль увлекает священника за собой.

А дон Флавио хохочет во все горло:

- Я смеюсь словам этого сумасшедшего и даже ни о чем тебя не спрашиваю. Жалобы плебея ничего не значат. Но, вижу, ты умеешь пользоваться жизнью, и это мне нравится, мальчик мой. Твое место - в моем доме, ты внесешь в него оживление. Приходи, не мешкая!

* * *

Летиции и Паскуаля нет дома, и Мария пользуется минуткой одиночества. Вынув из сундука голубое платье, надела его, села к зеркалу. Это платье было на ней в том саду, где он сказал ей, что любит. Вот здесь, на рукаве, он нечаянно порвал кружево, этого места касалась его рука...

Лампа коптит, шипит фитилек, давая скудный свет. Отражение в зеркале смутное, неясное.