Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Прошлое угрожает.

Оно угрожает, разлагая душу Мигеля, ибо, как во всем, он преувеличивает и здесь, громоздя на свою голову все более тяжкие обвинения, не признавая ни одного смягчающего обстоятельства.

Он бросается на колени перед Хироламой, просит выслушать исповедь его, извергает поток яростных самообвинений, но Хиролама закрывает ладонью его губы и бежит, восклицая, что не хочет ничего слышать - не слышит ничего...

Мигель впадает в отчаяние и еще резче и беспощаднее обвиняет себя, скрывая от жены свою боль, которая вырастает, как гигантские, гнетущие тени, которые постепенно подтачивают его счастье.

Хиролама, видя, что любимый изнемогает от тоски и горестного одиночества, окружает его любовью.

Но лишь на время удается ей поддержать мир в его душе.

Неотвязные, разрушительные угрызения совести губят блаженство, которое принесла ему Хиролама.

И на дне каждой мысли спит вполглаза чувство, что жжет более прочих, чувство страха за обретенное счастье.

Как это сказал тот безумец?

Смерть сидит у любви на плечах, едва она расцветет.

* * *

Мастерская Мурильо полна солнца и яркого света.

- Маэстро, где вы?!

- Пишу облако над головой своей святой!

- Спуститесь к нам с облаков, дон Бартоломе!

- Кто это зовет? Голос знакомый, но никак не вспомню... О, Мигель!

Художник показывает дорогим гостям свою мастерскую и от избытка радости мешает божественное с мирским.

- Вот моя последняя Мадонна. А это мои ученики и помощники. Знакомьтесь - Гутьеррес, хороший живописец, но человек вспыльчивый - не хмурься, ведь я правду говорю! Там вон Сарабиа - я поручил ему написать фон той картины. Это - Педро Виллависенсио, а тот - Себастиан Гомес. Он был моим рабом, - Мурильо понизил голос, - я задешево купил его в Танжере, мы называем его Мулат. На первых порах он мыл мои кисти и растирал краски. Я отпустил его на волю и сделал своим учеником. И теперь этот вольноотпущенник - мастер кисти, соревнуется с самим Оссорио.

- Мой господин - избранный дух, - льстиво кланяется Гомес. - Дух возвышенный, который...

- ...не боится быть безграничным, - подхватывает Оссорио. - Ваша милость, мы любим его как господа бога.

- Не греши! - одергивает его Мурильо. - И не преувеличивай. Что привело тебя ко мне, Мигель? Каприз или любопытство? Приветствую все, что исходит от тебя.

- Я хочу, чтобы ты написал мне Хироламу.

Художник покраснел от радости.

- Я? Донью Хироламу? В самом деле?

Смех Хироламы показывает, что настроение отличное.

- Это огромное счастье для меня... Прежде всего - потому, что ваше лицо, донья Хиролама, прекрасно и благородно, и еще потому, что вы с Мигелем так верите мне.

Мурильо взволнован заказом.

Он ходит вокруг Хироламы, сажает ее в различном освещении, изучает ее лицо.

- Я себе представляю так...

Но Мигель быстро перебивает его:

- Позволь мне сказать, как я себе представляю: видение, которое одновременно и свет, и воздух, и плоть...

- Довольно, довольно! - останавливает его Хиролама, но Мигель продолжает с жаром:

- Там, где-то внизу, в тумане и тучах, - земля, Бартоломе, и из этой серости облаков, словно белый цветок, поднимается лицо с большими темными глазами. Ты только посмотри, какие у нее глаза!

- Непорочное зачатье, - невольно пробормотал художник.

Хиролама краснеет от смущения.

- Когда вы начнете работу, дон Бартоломе?

- Дни сейчас ясные, свет прелестный, но у меня начато несколько вещей... Нет! Брошу все!

- Нет, нет, я не допущу, чтобы вы из-за меня откладывали другие работы, - говорит Хиролама. - Начнем после рождества, хорошо?

- Так поздно? - недоволен Мигель.

- Тогда еще позднее - в марте. В это время самый прозрачный свет... Согласны, донья Хиролама?

- Отлично! - И она улыбается Мигелю.

Провожаемые Мурильо, они выходят.

- Только в марте! Как это долго! - хмурится Мигель.

Жена прижимает к себе его руку.

- Ах ты, нетерпеливое дитя... Как ты загораешься! Пожалуй, портрет мой ты будешь любить больше меня...

- Сегодня я безмерно счастлив, Хиролама.

- С тобою я счастлива всегда, милый.

* * *

Он проводил жену домой и отправился на площадь де Градас за цветами.

Хиролама же спустилась в сад - гуляет неторопливо по дорожкам, улыбается.

Мигель вернулся с охапкой цветов, поднялся по лестнице. Открыл дверь.

- Приветствую тебя, королева!

Но комната пуста, только зажженная свеча живет тут, светя бесцельно.

Мигель заглянул в спальню Хироламы и увидел письмо на ее ложе.

Схватил, вскрыл, прочитал: "Трепещите - вы, укравшая мужчину, которого я любила! За его измену месть моя и бога постигнет вас!"

И подписи нет.

Перед обезумевшим взором Мигеля пляшут лица обольщенных, хороводы лиц кружатся, вьются вокруг него.

- Ах, которая из вас написала это?! - восклицает он, окруженный толпою призраков.

Как безумный, со свечою в одной и со шпагой в другой руке, бросается Мигель к призрачным фигурам, светит им в лицо, но призраки тают перед светом, уплывают во тьму, насмешливо скалятся из углов.

- Которая из вас писала?! - кричит Мигель.

Но ему отвечает молчание призраков, слившихся в бесформенной тишине.

Он зажег все свечи - видения исчезли.

Услышав шаги Хироламы, он быстро спрятал письмо.

Она вошла, она полетела к нему в объятия. Целует - и чувствует его холод.

- Мигель, что случилось? - Жена тревожно всматривается в его бледное, измученное лицо. Каждая черточка его выдает, какой ужас терзает душу Мигеля.

Хиролама дрожит за каждую его мысль. Ей хочется согнать тень с его лба, задушить отсвет отчаяния в его глазах.

Что сделать для него? Увы, даже половодье любви, которое она изливает на него, бессильно усыпить демонов, опустошающих его душу.

- Взгляни на меня. Я надела новую мантилью. К лицу ли она мне?

Мантилья - изумительное произведение искусства из белого шелка и кружев, она подчеркивает контрастом персиковый цвет ее лица, обрамленного черными волосами. Мигель восхищен, но уже в следующее мгновение в нем вновь просыпается страх перед угрозой в письме - страх тем более жестокий, чем прелестнее Хиролама.

Он хвалит мантилью, но голос его хрипл, потому что за белым одеянием ему видятся лица, шепчущие проклятия и угрозы.

- Не думай ни о чем, милый, - успокаивает его жена. - Думай только обо мне. О том, что я сделаю все, лишь бы ты был счастлив. Твой покой - мое счастье...

Напряжение на минуту отпустило Мигеля, он медленно, глубоко перевел дух и поцеловал ей руки. И лег на низенькую кушетку, закрыл глаза. Как после тяжелой битвы.

Хиролама опустилась возле него, нежно гладит воспаленный лоб мужа. Кончики длинных пальцев скользят по его лицу - каждую складочку кожи, каждую морщинку хочет она осязать, чтоб воспринять их до самого дна сознания.