Иван Лазутин - Суд идет

С характеристикой Миренкова, мужика со злым тонкогубым лицом, заросшим рыжей щетиной, и маленькими бегающими глазками, выступили два человека — оба односельчане и оба хорошо знают эту семью. После их выступлений зал дружно загудел:

— Хорош гусь!

— Бабу с воза — кобыле легче.

— Пусть поезжает и научится, как трудом копейку добывать!

— Подвести черту!

Когда односельчане-колхозники, уполномоченные колхозными собраниями, выступали по следующим кандидатурам, назначенным к выселению, прокурор Глушков сидел мрачнее тучи: по каждому из обсуждаемых уже давно плакала скамья подсудимых. Почти все граждане, подлежащие административному выселению по Указу, или систематически и открыто занимались спекуляцией, или тайком расхищали колхозное добро. Несколько раз Кирбай бросал на него такие взгляды, в которых стыл упрек и осуждение: «Эх ты, прокурор района, под самым носом твоим воровали и продавали, а ты мух ловил».

Вскоре в зале начало темнеть, и сторожиха зажгла четыре керосиновые лампы, висевшие на стенах. Треснутые стекла ламп были заклеены подгоревшей бумагой. На столе президиума появилась огромная «молния», свет которой, падая на сцену, вырисовывал на фоне занавеса угловатые тени сидящих за столом.

Еще десять кандидатур были также единогласно подведены сходом под Указ. Когда же очередь дошла до предпоследнего — до Цыплакова, в зале произошло некоторое замешательство. Вышедший к барьеру пожилой и низенький односельчанин Цыплакова, шмыгая носом и комкая в руках картуз, несколько минут не мог начать свою речь — с задних рядов доносились выкрики:

— Понапрасну!

— Мужик дельный!

— Не поладил с председателем сельсовета!

Цыплаков обвинялся в том, что за последний год заработал в колхозе всего-навсего пятьдесят трудодней, которые он якобы имеет для отвода глаз, чтобы считаться колхозником и пользоваться приусадебным участком. А последние полгода и вовсе перестал появляться в бригаде и, как частник, занялся сапожным делом.

Выступление маленького юркого мужика с сурчиным лицом никого не убеждало. А когда кто-то с места спросил, что решило колхозное собрание и привез ли с собой выступавший протокол о выселении, тот беспокойно забегал глазками по головам присутствующих и сделал вид, что не слышал вопроса.

— Вот тут спрашивают, что решили на месте, на колхозном собрании? — раздался из средних рядов чей-то тоненький мужской голос.

— Некогда было собирать собрание. Сейчас покос, тут не до собрания. Сено в валках горит, дождик обещают, а тут обсуждать Цыплакова. Ему что? Он днем шильцем поковыряет, а вечером идет самогонку в баню гнать.

— А ты сам где ее гонишь — под полом? — глухо донеслось откуда-то из задних рядов.

— Без собрания не годится! Мало ли что один человек может наговорить, а то бывает и по злобе! — поддержал реплику все тот же тоненький голосок из средних рядов.

— Как хотите, товарищи, так сами решайте, а мне как велел председатель выступить, так я и сказал, а больше ничего не знаю. — Словно в чем-то оправдываясь, уполномоченный с сурчиным лицом развел руками, окинул взглядом приумолкший президиум и пошел на свое место.

В зале нарастал говорок. Заскрипели колченогие скамейки. Фитюньков поднес колокольчик к самому уху и усердно тряс им, призывая сход к порядку.

— Товарищи, прошу соблюдать дисциплину. Кто еще хочет выступить по данной кандидатуре?

Никто выступать не хотел. По лицам всех было видно, что не так уж опасен Цыплаков, как его разрисовал уполномоченный.

Видя, что сход начинает гудеть и колыхаться, а председательский колокольчик все глубже тонул в нарастающем рокоте зала, Кирбай, не вставая с места, поднял свою белую мягкую ладонь на уровне плеча и, продержав ее с полминуты, дождался полной тишины.

— Гражданин Цыплаков, сколько трудодней вы заработали за текущий год?

Узкоплечий Цыплаков поднялся со скамьи и, моргая глазами, ответил:

— Пятьдесят девять трудодней.

— А сколько как минимум полагается по Уставу сельскохозяйственной артели?

Цыплаков виновато молчал.

— Я спрашиваю, сколько полагается по Уставу сельскохозяйственной артели, который является незыблемым трудовым законом для каждого колхозника?

— Сто двадцать трудодней, — чуть слышно ответил Цыплаков и еще выше поднял свои острые плечи, на которых выцветшая солдатская гимнастерка висела, как старый застиранный мешок. Цыплаков был без пояса, отчего подол гимнастерки оттопырился.

«Их, наверное, содержат, как уголовных преступников в тюрьмах, — подумал Дмитрий. — Отнимают ремни, шнурки и все, что предусмотрено тюремной инструкцией».

— Как вы считаете: напрасно или не напрасно вас посадили на эту скамью, чтобы решить дальнейшую судьбу вашего местожительства? — Кирбай любовался своим зычным голосом. — Что же вы молчите, товарищ Цыплаков? Или считаете, что вас посадили сюда незаконно? Ну, отвечайте же.

— Председатель сельсовета… — ответил Цыплаков.

— Так, так… Значит, председатель сельсовета вас упек в этот черный список? За что же, интересно знать, у него к вам такая немилость?

— Поедом съедает… — Голова Цыплакова вздрогнула, голос прозвучал по-детски жалобно. — Со свету сживает…

— За что же, расскажите сходу, гражданин Цыплаков. Очень интересно об этом послушать!

— Вперед наши бабы… поскандалили, а потом и я попал в эту карусель.

— Из-за чего же не поладили ваши бабы? — с улыбкой оглядывая сидящих за столом в президиуме, шутливо спросил Кирбай.

— У меня огород на бугре, а у него в лощине; у меня земля навозная, а у него — клеклая; на моем и капуста, и картошка, и всякая овощ родится, а у него нет. Из-за этого и начала его баба вгрызаться в мою, обидки ее брали, она председателева жена, а огород у них хуже… Вот и порешили изжить с земли…

Цыплаков замолк, переступая с ноги на ногу.

А Кирбай продолжал шутить.

— Любопытно, любопытно… Расскажите, как же дальше шла эта баталия и к чему она привела?

— Потом он велел мне задарма сшить сапоги. Я возьми и откажись. Тогда он перевел меня из шорников в сторожа.

— А дальше?

— Сторожем я не захотел, вот и ушел из колхоза.

— Как же он мог вас перевести в сторожа, он же не председатель колхоза?

— А у них одна лавочка, они кумовья, вместе пьют.

— Так, так, значит, председатель сельсовета и председатель колхоза — одна шайка-лейка? Вместе пьют и вместе кумовствуют? Ответьте мне, гражданин Цыплаков, на какие же такие доходы вы существуете с тех пор, как перестали работать в колхозе? Как кормите свою семью?

— По сапожному делу работаю.

— А почему же сторожем отказались работать? Разве беречь колхозное добро вы считаете для себя зазорным?