Иван Лазутин - Суд идет

— Может быть, попытаться записать на пленку их разговор? — предложил Бардюков.

— Этого не нужно делать. Ануров слишком хитер, чтобы не заметить медвежью технику Таганской тюрьмы. Через его руки прошли и магнитофоны, и наши несовершенные микрофоны. Наоборот: обставить это свидание так, чтобы он мог до конца, без всяких подозрений, выговориться. А там — идти по следу жены.

Богданов посмотрел на Бардюкова, который сидел с недовольным лицом и о чем-то хмуро и сосредоточенно думал.

— Ваше мнение, старший следователь?

— Я считаю этот эксперимент рискованным. Записать разговор можно аккуратно.

— А я считаю, что живая агентура куда надежней нашей несовершенной техники. — И, переведя взгляд на Шадрина, спросил: — А как мыслит молодой следователь?

Шадрин привстал с кресла.

— Я считаю, что это свидание без записи на пленку или иных средств фиксации разговора может даже повредить.

Богданов строго-осуждающе улыбнулся, не сводя глаз с Шадрина.

— Вы служили в армии, товарищ Шадрин?

— Да.

— Вы знаете о том, что на войне перед боем оперативным временем считается время старшего начальника?

— Знаю.

— Так вот, с первых же дней работы зарубите себе на носу, товарищ молодой следователь, что в нашем деле, в опасном деле, подчиненные сверяют свои часы с часами старшего начальника. Вам ясно?

— Ясно! — ответил Шадрин.

— Итак, действуйте! Вы свободны.

В среду в тюрьму к Анурову пришла на свидание жена. Они не виделись уже несколько месяцев, с тех пор, как Ануров выехал с дачи на «Победе» с коврами и ценностями. Осунулся и постарел за это время Ануров. Его и без того седеющие виски еще сильнее подернулись серебристым инеем. В усталых глазах, воспаленных от бессонных ночей, уже не светились та сила и несгибаемая вера в себя, которые всегда подавляли Раису Павловну. Что-то жалкое, нерешительное сквозило во всем его облике. Серый помятый пиджак сидел на нем мешковато, неловко.

Стриженым Раиса Павловна его никогда не видела.

— Что они с тобой сделали!.. — всхлипывая, тихо проговорила Раиса Павловна и принялась платком тереть повлажневшие глаза.

— Перестань, Раиса, слезы тут не помогут, — сказал Ануров, не глядя на жену.

За время пребывания в тюрьме Ануров многое узнал от старых уголовников о методах и технике расследования преступлений. Прежде чем начинать беседу с женой, он воровато огляделся и, напряженно прислушиваясь к каждому звуку, старался уловить среди них еле слышное шипение магнитофонного диска. Этот звук ему был хорошо знаком раньше. Но ни в одном звуке, ни в одном шорохе он не улавливал специфического монотонного шипения звукозаписывающего аппарата.

Больше всего Анурова удивил и даже насторожил тот факт, что вышел из комнаты солдат, конвоировавший его. По всем правилам тюремного режима свидание заключенных должно всегда проходить в присутствии служителя тюрьмы. «Здесь что-то не то…» — подумал Ануров, прислушиваясь к громкому разговору в коридоре. Он узнал ивановский, окающий говорок солдата-конвоира. Солдата кто-то отчитывал, а он оправдывался.

Ануров решил поспешить, пока нет солдата. «Просто их оплошность», — подумал он и повернулся к жене.

— Ну, как там?

— Все по-старому.

— У Богданова была?

— Была. Да что толку-то?

— Что, отказался помочь?.. Да говори же ты, не плакать же ты пришла ко мне, тут своего горя под завязку.

— Трус он, твой Богданов. Чуть ли не в ногах у него валялась, молила, чтоб чем-нибудь помог. Твердит одно: против закона пойти не могу. Рад бы душой, да теперь уже поздно. Только навредить можно.

Ануров улыбнулся. Его белозубая улыбка походила скорее на хищноватый волчий оскал, чем на выражение душевной радости.

— Трусит, говоришь?! А ценные подарки его женушка в дни рождения и по праздникам принимать не трусила? Подлец! — И, пристально посмотрев на жену, почти в упор спросил: — Следователя видела?

— Ничего не получилось.

— Почему? — Глаза Анурова выжидающе сощурились.

Раиса Павловна рассказала, как безуспешно пыталась вручить взятку следователю Шадрину. Сказала и о том, что у самого входа в метро к нему подошла кассирша из его магазина и они под ручку пошли в сторону Оленьего вала.

— Какая кассирша?

— Такая молоденькая, помнишь, ты говорил, что она где-то в институте учится.

— Школьникова? — Что-то молниеносно припоминая, Ануров порывисто встал. «Постой, постой… — Он тер ребром ладони лоб. — Студент юридического факультета, фронтовик, назначение получил в прокуратуру города Москвы… После ранения была тяжелая операция… Нужна была курортная путевка, да не было денег… Да-а-а!.. Какое странное совпадение!»

— Ты понимаешь, что это можно здорово обыграть?..

Недалекая от природы, Раиса Павловна, словно спросонья, хлопала накрашенными ресницами и молчала.

— Эх, ты!.. Мозгами ворочаешь, как мельничными жерновами.

Раиса Павловна беззвучно заплакала.

Ануров решил смягчить свою грубость.

— Ну, не реви же, хватит! Что, шуток не понимаешь?

— Тебе все шутки! Тебе и здесь шутки, а у меня их двое осталось, да и сама-то…

Она не договорила фразы, ее оборвал Ануров. Он посмотрел на часы, потом метнул взгляд на дверь, точно опасаясь, что кто-нибудь вот-вот может войти и ему помешают сказать то главное, что неожиданно пришло на ум.

— Слушай внимательно. Слушай и запоминай! Один из следователей прокуратуры, который ведет наше дело… Запомни, его фамилия Шадрин. — Анурова словно лихорадило. — Так вот, следователь Шадрин есть тот самый жених или любовник Ольги Школьниковой, которая работает кассиршей в моем магазине. Ты видела ее с Шадриным у метро. Теперь что-нибудь понимаешь?

Раиса Павловна тупо смотрела на мужа.

Ануров сел и, сгорбившись, принял страдальческий вид несчастного человека. «Какая разница: четверо или шестеро? Все равно групповое хищение. Все равно статья… — мысленно убеждал он себя. — А если втяну двух этих пташек — тут, может быть, будет облегчение. Как-никак все-таки он связан со Школьниковой». С этими мыслями Ануров слегка повернулся к жене и очень тихо, сохраняя болезненное выражение лица, сквозь зубы начал цедить:

— Сегодня же, без промедления, ты должна повидаться с женами Фридмана и Шарапова. Скажи им, что кассирша Школьникова — жена следователя Шадрина. И если нам удастся втянуть ее в свое дело, то следователь встанет перед необходимостью дать делу другой ход. Теперь ты понимаешь?

— Теперь понимаю… Но как это сделать?

— Очень просто. Только слушай и запоминай. Пусть Фридман и Шарапов при допросе оговорят товароведа Лилиану Петровну Мерцалову и кассиршу Школьникову, ты их несколько раз видела в универмаге. Так вот, слушай. На следующем допросе Шарапова и Фридмана снова спросят, кто еще был причастен к продаже драпа, ковров и тюли. Пусть на этот раз они с горечью — ты слышишь, с горечью! — признаются, что об этих делах знали товаровед Мерцалова и кассирша Школьникова. Их участие в хищении было самое безобидное — одна заключала фиктивные договора с поставщиками, другая помогала в реализации «левого» дефицитного товара по спекулятивным ценам. Юристы это квалифицируют как преступление.