Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука

И тут он увидел черноволосого, который, сидя у самой кромки моря, по-прежнему тупо загребал руками мелкую гальку и процеживал ее сквозь пальцы. Видно было, что он еще как следует не пришел в себя, а то давно последовал бы за своими дружками. Такие один на один не дерутся, только компанией, примерно пятеро на одного!

- А-а, это тот самый с железным дрыном! - обрадовался Василий, подходя к нему.

Таким же манером, как и Кирилла, поставил его на ноги, вгляделся в лицо.

- Где-то я эту рожу видел... - пробормотал он. - Значит, я дырявый тюфяк?

- А? - тупо спросил парень и громко икнул. - Какой тюфяк?

Голос у него был тихий и вполне миролюбивый. Даже не верилось, что этот верзила только что носился вокруг Иванова с железной трубой и с ненавистью обзывал того последними словами. Перед ним, немного покачиваясь, стоял молодой человек с несколько блуждающим взглядом. В сумраке даже лошадиная челюсть не особенно выделялась. Он в потертом джинсовом костюме, вываленном в песке. Длинные волосы почти до плеч, из карманчика куртки выглядывает сплющенная пачка сигарет. Кажется, он пришел в себя и, тоскливо озираясь, подумывал о том, как бы поскорее унести отсюда свои ноги. Кирилл с удовлетворением заметил, что лицо чернявого дало заметный перекос в левую сторону. Завтра этому типу будет не до ухаживаний... Настроение сразу упало, когда Кирилл подумал, что и ему утром на пляже делать нечего. Ладно, синяк на скуле он за два дня сведет бодягой, наверное, это средство в местной аптеке есть, а вот разбитая губа не заживет раньше чем через неделю... Еще хорошо, что удар Васькиной лапищи пришелся вскользь, зацепив кончик носа и верхнюю губу, а то и в Ленинград пришлось бы возвращаться покалеченным.

- Что будем с ним делать? - взглянул на Кирилла Иванов. - Утопим, как паршивого щенка, или... - Неожиданно он нагнулся и поднял с песка трубу. Парень инстинктивно отшатнулся и закрылся руками.

- Этой штукой меня в брюхо, а? - повертел Василий трубу в руках.

Напружинился и согнул ее на колене кренделем. Затем поднял над головой присевшего от испуга парня и надел ему на шею, сведя концы трубы вместе.

- Дырявый тюфяк... - бормотал Василий, впрочем, уже без особой злости. - Меня так даже жена не обзывала! А уж она-то знает толк в ругани...

Про жирного борона он запамятовал, а вот дырявый тюфяк врезался в память!

Парень вертел черной длинноволосой головой и озирался, может быть, надеялся, что приятели выручат, но вокруг было тихо. Только неподалеку под навесом что-то смутно маячило. Кирилл еще раньше обратил внимание на эту неподвижную фигуру, но принял ее за тень от навеса. Тень пошевелилась, чиркнула спичка, и сидящий под навесом человек закурил. Значит, он спокойно сидел на лежаке и все это видел?..

Нелепая фигура парня с трубой на шее съежилась, будто верзила захотел ростом поменьше стать, глаза его испуганно шарили по их лицам, губы шевелились, но слов не было слышно. Василий, хмуря лоб, раздумывал, что бы такое еще выкинуть? Кириллу надоела вся эта канитель, он не любил такие вещи: ну, подрались, противник сломлен, сдался, все кончилось, что дальше волынку тянуть?

- Ну его к черту, - сказал Кирилл, тронув приятеля за плечо. - Пошли спать.

- Я пойду? - просительно заглянул ему в глаза чернявый, он все еще не решался снять трубу, будто спасательный круг обвившую его шею.

- Ты поплывешь! - осенило Иванова.

Он сгреб долговязого в охапку и, зайдя в море почти по колено, швырнул того в воду. Раздался оглушительный всплеск, громкое фырканье и плачущий голос:

- Гады, у меня билет на самолет в кармане!

- Зайцем на поезде поедешь, - совсем уже добродушно сказал Василий - он, очевидно, не расслышал "гады" - и повернулся к Кириллу: - Подонки! Выпили четыре бутылки шампанского в ларьке и хотели уйти, не заплатив. Девчонка-продавщица со слезами выскочила за ними на набережную, так они ее разными словами обозвали... оказывается, завтра сматываются отсюда, вот и решили погулять на дармовщинку!

- Ну и отдали? - поинтересовался Кирилл.

- Что отдали? - не понял Иванов. - Ах, деньги? Когда я часы с одного снял, отдали. А потом, когда я вышел к морю покурить, они и налетели... Видно, специально караулили!

Из-под навеса послышался приглушенный смех. Парень, не решившись выйти на берег напротив них, зашагал по воде. Злосчастная труба все еще болталась на его шее. Глядя на него, Кирилл не выдержал и рассмеялся, почувствовав, какая у него стала неповоротливая верхняя губа.

- Сувенир-то с юга на память решил взять? - крикнул он вслед парню.

Тот с трудом освободился от ржавого украшения и швырнул его в море.

- В Питере мы вас найдем, фрайеры... - употребив словечко из воровского жаргона, произнес с угрозой чернявый.

Кирилл тогда и внимания не обратил на эти слова, но потом, гораздо позже, вспомнил их...

- Что он там бубнит? - сделал шаг в его сторону Василий.

Парень зачмокал, зачмокал ногами по воде, выбравшись на берег, припустил бегом, крикнув еще что-то, но они не расслышали.

И снова из-под навеса послышался негромкий смех. Кирилл стоял и молча вглядывался в сумрак, где-то он слышал этот характерный девичий смех...

Василий уже поднимался с пляжа по каменным ступенькам на набережную, оглянулся и сказал:

- Кирилл! А девчонка-то, продавщица, нагнитесь, говорит, дяденька... и веришь, чмокнула прямо в губы!

- Верю, - рассеянно ответил Кирилл и, чувствуя, как под ногами ворочается, визжит мокрая галька, пошел к навесу.

- Что же вы хотя бы морально не поддержали своего кавалера? - сказал Кирилл и внутренне поморщился: слишком уж старомодно прозвучало "кавалер"... теперь "хахалями" или "хахарями" называют их?..

- С чего вы взяли, что он со мной... - она запнулась на этом месте, но все же так и не произнесла "кавалер", а подыскала другое слово, более современное: вздыхатель.

- Я видел вас вместе на набережной.

- Вам было бы приятнее, если бы я гуляла только с папой? - с улыбкой сказала она, проявив неожиданную для него проницательность.

Кирилл улыбнулся и чуть было не брякнул, как он прозвал ее отца, но вовремя остановился, решив, что ей это может не понравиться. Как-то трудно началось его знакомство с Евой. Он понимал, что говорит совсем не те слова, но ничего поделать не мог, философски рассудив, что со временем все станет на свои места... Правда, на какие такие места, он пока и представления не имел. И так он уже проявил завидный героизм, первым заговорив с ней. И это чувство скованности и напряженности не проходило, что раздражало его.

- Что вы тут ночью делаете одна? - полюбопытствовал он.

Она улыбнулась и ничего не ответила. В сумраке влажно блестели ее небольшие карие глаза. Что они карие, он еще днем разглядел. Она была в брюках, и лунный свет рельефно обрисовывал высокие бедра. Ева сидела на лежаке, упершись в колени острыми локтями. Гладкие каштановые волосы серебристо струились по узкой, обтянутой шерстяной кофточкой спине. В них запутался рассеянный лунный свет.