Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы

При виде мясных консервов Григорий распорядился:

— Тушенку откроем, когда вернутся Иванников и Вакула.

Альмень выбрал пайку, самую дальнюю от него. Наверное, предпочел ее остальным потому, что в ней было больше корки.

Иванников и Вакуленко вернулись из медсанбата часа через полтора, когда в штабе закончили допрос пленного полковника и командир полка прислал связного за лейтенантом Казариновым.

— Как Солдаткин? — с тревогой в голосе спросил Казаринов.

— Готовят к операции.

— Он что-нибудь передавал?

— Просил навестить его. Что-то хочет сказать вам. — Иванников не сводил глаз с двух ломтей хлеба, лежавших на ящике из-под патронов.

— Хлеб этот ваш. — Григорий взглядом показал на порции. — Мы свой уже съели. — И, повернувшись к Альменю, исходившему слюной в предвкушении тушенки, приказал: — Давай, Альмень, раскрывай банку!

Свои порции хлеба Иванников и Вакуленко уплели мгновенно. Когда Альмень открыл тушенку, то всем пятерым пришлось есть ее без хлеба.

Измученные за день разведчики спали крепко.

В дальнем углу землянки раздавался чей-то могучий храп. Ему вторил жалобный посвист с захлебом.

…Штаб полка от землянки разведчиков находился его более чем в километре. Было видно, что связной командира полка настолько изучил путь в разведроту, что шел смело, как днем, не путая извилин траншей.

— Кто по званию командир? — спросил Казаринов.

— Полковник. Дудоров Петр Лаврентьевич. Не слыхали?

— Нет.

— Его фамилию уже два раза в сводках Совинформбюро упоминали. Так и сказали: воинская часть полковника Дудорова продолжает упорно удерживать оборону и по нескольку раз в день отбивает атаки превосходящих сил противника. Так что вы это учтите, товарищ лейтенант. И еще скажу, но это уже по секрету: если будет предлагать остаться в полку — не отказывайтесь.

— Что значит — отказываться? — удивился Казаринов. Вот уже больше месяца он жил одной-единственной мыслью: скорей бы пробиться к своим и влиться в сражающийся полк.

— А то, что некоторые окруженцы просят пустить их дальше, на восток. Хотят догнать свою часть. А части-то, может быть, уже и в помине нет. А у нас в полку последние две недели большие потери.

Был уже час ночи, когда Казаринов в сопровождении связного вошел в просторную землянку, где размещался штаб стрелкового полка.

Докладывал связной громко и старательно:

— Товарищ полковник, привел по вашему приказанию старшего в группе, что вышла из окружения!

Полковник, не поднимая головы от карты, насмешливо, снизу вверх, посмотрел на вытянувшегося перед ним связного.

— Приводят за уздцы лошадь и на поводке собаку… Командира Красной Армии приглашают или вызывают.

— Виноват, товарищ полковник! Вызвал лейтенанта… то есть пригласил лейтенанта…

— Ладно, иди отдохни. За день сегодня ты уже изрядно отмолотил ноги.

Связной козырнул и скрылся в затемненном тупике командирской землянки. Не разуваясь, лег на нары, устланные мятой соломой.

Командиру полка было за сорок. Два ордена Красного Знамени и медаль «XX лет РККА» говорили о том, что какие-то обстоятельства помешали полковнику подняться по лестнице военной иерархии выше и задержали его на полку. Мужество и чувство собственной значимости отпечатались в облике командира полка: в дерзком и пронизывающем взгляде серых глаз, в энергичных поворотах головы, тронутой заметной сединой, в изломах подвижных бровей, над которыми бросался в глаза высокий и чистый лоб с небольшими полуостровками залысин. Темная щетка коротко подстриженных усов как бы завершала портрет человека с твердо сложившейся военной биографией.

Рядом с командиром полка сидел подполковник. Что-то сугубо штатское проступало в его фигуре и облике. Это был начальник штаба. Ероша левой рукой ежик черных волос, подполковник пристально посмотрел на вошедших в продолжал листать исписанный разными чернилами журнал.

Столом в штабной землянке служили два сбитых деревянных борта грузовика, на которых лежала оперативная карта полосы обороны полка и соседей но флангам. Для порядка подполковник, в котором Казаринов сразу угадал начальника штаба, накрыл карту двумя газетами.

«Секретно», — подумал Казаринов и отвел взгляд от карты.

Полковник Дудоров остановил на Казаринове изучающий взгляд и, не дождавшись того, с чего бы, по его мнению, должен был начаться разговор с прибывшим лейтенантом, нервно спросил:

— Что же молчите, лейтенант? Докладывать надо, когда прибываете по вызову старшего начальника.

Вскинув к виску руку, Казаринов четко доложил:

— Товарищ полковник, вышедший из окружения командир батареи второго дивизиона пятьсот шестьдесят пятого артиллерийского полка лейтенант Казаринов прибыл по вашему приказанию!

Полковник устало улыбнулся.

— Садитесь.

Казаринов сел на чурбак у стола. Полковник открыл удостоверение, которое положил перед ним Казаринов, и, внимательно прочитав его, возвратил. — Это хорошо, что сохранили документы. Некоторые этого не сделали, хотя к тому было много причин. Сколько вас вышло?

— Со мной четыре бойца и командир отделения. Один из бойцов тяжело ранен.

— Где список вашей группы?

Заранее зная, что в штабе этот список могут потребовать, Казаринов набросал на клочке бумаги, когда сидел в землянке у разведчиков, фамилии бойцов.

Григорий положил на стол перед полковником список. Тот пробежал его глазами и пододвинул начальнику штаба.

— Все из одного полка?

— Из одного. Бойцы кадровые. Все показали себя с лучшей стороны в боях на Улле и под Витебском.

— Под Витебском?.. А именно?

— В составе сводной группы артполка все принимали участие в артобстреле немецкого аэродрома.

— А вы?

— Я корректировал огонь батареи.

— Так это вы под Витебском дали прикурить немецким асам? Об этом даже в газете писали. Если не ошибаюсь, только одних самолетов уничтожили около сорока.

— Мы газет не видели уже больше месяца, товарищ полковник. — Казаринов почувствовал, как от волнения у пего начало дергаться левое веко.

— Когда это было? — спросил полковник.

— В ночь на девятнадцатое июля, между часом и часом тридцатью по московскому времени.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

— А по бороде можно дать все сорок. Да и седеть-то вроде бы рановато.

— Как?.. — Казаринов не понял, о какой седине говорит полковник.

Полковник понял: о своей преждевременной седине молодой лейтенант еще не знает.

— Сам-то откуда? — улыбнулся полковник.

— Из Москвы.

— Так вот, земляк, как говорится, без лишних слов! По приказанию командующего армией мне предоставлено право подчинять себе в зоне обороны моего полка все вышедшие из окружения группы и разрозненные подразделения, а также одиночных бойцов и командиров и пополнять ими понесший большие потери полк. Что на это скажете?