Джеймс Коззенс - Почетный караул

Они допросили лейтенанта Эндрюса — сперва вежливо и доброжелательно, потом строго и на повышенных тонах. С чисто флотской бесцеремонностью они, пользуясь тем, что на плечах у них адмиральские погоны, устроили разнос полковнику Ван Пелту: вот до чего он распустил подчиненных. Вызвали экспертов. В комнату, робея, вошли капитаны первого и третьего рангов, представители контрразведки и специалисты по шифровальному делу. Они задавали лейтенанту Эндрюсу неожиданные технические вопросы в надежде, что он проговорится и обнаружит познания в области шифров. В конце концов ему дали пять новых шифровок сходного типа и предложили расшифровать за один час.

Лейтенант Эндрюс не сумел справиться с заданием за час, возможно из-за того, что нервничал, да еще ему все время мешали, спрашивали без конца, какую именно операцию он в данный момент выполняет, но даже на основании того, что он успел сделать, стало ясно, что задача разрешима — во всяком случае, для лейтенанта Эндрюса. После сурового многословного предупреждения впредь применять свои таланты лишь для исполнения непосредственных обязанностей, обоих наконец отпустили с миром.

Натаниел Хикс хорошо понимал, о чем свидетельствует история с шифром. Эндрюс обладал незаурядным интеллектом, который некоторые путают с обычной сообразительностью, живым умом или способностью запомнить какие-то сведения, которые никому другому просто не приходило в голову запоминать. Он был наделен такой силой и ясностью мышления, что мог удержать в памяти и видеть одновременно бесконечное или по крайней мере очень большое количество сочетаний чисел. Каждое сочетание и каждое из чисел тоже имело большое, но не бесконечное число допустимых случайных вариантов. Нужно было последовательно, одно за другим, не забывая ни одно из них и не путая между собой, сравнивать каждое сочетание вместе с допустимыми вариантами, с пятью наборами чисел до тех пор, пока не станет очевидно, что одно из них повторяется несколько раз в виде знакомого набора цифр среди бессмысленных случайных групп чисел. Считалось, что шифр нельзя разгадать не потому, что никто не в состоянии был проделать такую логическую операцию, а потому, что для этого требовался многонедельный труд нескольких людей, вооруженных калькуляторами. Но и эти усилия не дали бы желаемого результата. Через произвольные короткие промежутки времени несложное изменение в системе размещения сочетаний путало всю картину. Для того, чтобы разгадать шифр, нужно было начинать все сначала, потому что прежний шифр годился лишь для сообщений недельной или даже месячной давности. Вот почему следовало признать, что за высоким лбом капитана Эндрюса скрывался незаурядный ум.

— Ты спрашиваешь, как я отличаю, что истинно, а что ложно, — сказал капитан Эндрюс. — Видишь ли, в математике истина — это некий известный факт, который не противоречит другим известным фактам. Это всего лишь вопрос соотношения с другими фактами. Истинно то, что не противоречит чему-то другому. Без этого «другого» понятие истинности теряет смысл. Это так же, как когда мы говорим «рядом». Рядом с чем? Просто рядом, безотносительно к чему-либо — это бессмыслица.

— Допустим, — сказал Натаниел Хикс, — но…

— Что такое «над чем-то»? Или «под чем-то»? — Чувствовалось, что капитану Эндрюсу самому понравилось пришедшее ему в голову сравнение. — Черт, не умею я выражать свои мысли. Всегда завидовал людям с литературным даром. Особенно писателям, вроде тебя или Джима Эдселла.

— Ну, я-то, положим, не писатель, — сказал Хикс. — И писательскую братию терпеть не могу. Во всяком случае, нечего меня мешать в одну компанию с Эдселлом. Эдселл — болван.

— Но писатель-то он хороший. Я читал в журнале его рассказ «Зал ожидания». И сразу догадался, что это про Грейвелли-Пойнт, о том, как мы ждали там назначения. По-моему, замечательный рассказ. Очень точно передано, что мы все тогда чувствовали. А тебе что, не понравилось?

— Да нет, почему же, — сказал Хикс. — Хороший рассказ. Просто сам Эдселл меня утомляет. Меня вообще писатели утомляют. Обычная болезнь всех редакторов. Впрочем, уверен, что и он меня не слишком-то жалует.

— Он говорил, что ты самая светлая личность в вашей секции. И что ты — славный парень.

— С чего бы это вдруг? — удивился Хикс, но, как ни странно, слова Эндрюса доставили ему удовольствие. — Мы же с ним все время цапаемся. Он когда-нибудь нарвется на неприятности, и это, кстати, подтвердит твою философию.

— Думаю, он уже нарвался, — понизив голос, сообщил капитан Эндрюс, шагая рядом с Хиксом к черному ходу. — Вчера с ним долго беседовал начальник военной полиции, майор Сирс. Эдселл мне ничего не рассказал, а сам я не стал спрашивать. Хотя, конечно, мне было интересно, о чем они говорили. Я уж думаю, не из-за этого ли рассказа? Ты его хорошо помнишь?

— Вполне. Вряд ли начальству понравится, что он изобразил армию в виде сборища кретинов. Впрочем, это неизбежный профессиональный риск в писательском ремесле…

— Как ты думаешь, тот капитан — ну, который выдумывает все эти бессмысленные задания для подчиненных, это Уитни?

— Разумеется, — ответил Хикс. — Всякий, кто общается с писателем, рискует стать героем повествования, которое воспримет не иначе как «злобную карикатуру».

— Я рад, что мы об этом заговорили, — сказал капитан Эндрюс. — Я, конечно, не думаю, что Билли Уитни пойдет жаловаться. Он только вчера прочел и, мне кажется, очень расстроился. Он и меня спросил, но я сказал, что не нахожу никакого сходства, хотя на самом деле это, конечно, не так. У Джима в рассказе капитан говорит точь-в-точь как Уитни. Думаю, он и тебя спросит.

— Я могу соврать не хуже тебя, — сказал Хикс. — И не переживай ты так за всех на свете, Дон. Ты же сам всегда говоришь, что чему быть, того не миновать.

— Думаю, будет лучше, если вы сделаете это лично, Нюд, — сказал полковник Росс. — Позвоните ему часиков в девять, к этому времени он уже должен быть на месте.

Генерал Бил сидел на краешке письменного стола. Рукава закатаны выше бицепсов, так, что выше некуда, мускулистые загорелые руки обнажены. Молодые летчики почему-то любят именно так закатывать рукава; может быть, тут какие-то психологические или физиологические причины, подумал полковник Росс. Во всяком случае, закатывать рукава до локтей, как все люди, им казалось недостаточным. Генерал Бил нервно покачивал ногой, так что упругие мышцы перекатывались под тонким сукном брюк, обтягивающих узкие бедра. На ногах у него были так называемые техасские сапожки, некогда элегантные, а теперь раздолбанные, с закрывающими икры узорчатыми отворотами и высокими каблуками. То ли потому, что они удобны в полете, то ли просто из юношеского тщеславия, но многие летчики, проходившие обучение в Сан-Антонио лет десять-двенадцать назад, покупали именно такие сапожки; и, покинув базу в Келли, появлялись в них в Селфридже, Лангли или Максуэлле — лихие командиры эскадрилий, которым сам черт не брат. И возможно, в эту самую минуту на взлетной полосе какой-нибудь бравый лейтенантик, только что вернувшийся с переподготовки, с веселой улыбкой, словно не чувствуя тяжелого парашюта за плечами, небрежно ступает с крыла самолета в кабину, демонстрируя наземному обслуживающему экипажу такие же — только новые — техасские сапожки.