Николай Шпыркович - Лепила[СИ]

— Маша, Дмитрий Олегович, пойдемте, чаю попьем.

Маша, молодая девочка, лишь недавно принятая на работу, вопросительно глянула на меня. Мы, довольно часто ужинали вместе, а бывает, и горячительного принимали, по случаю дня рождения, например, однако, учитывая произошедшее, я немного помедлил с ответом:

— Спасибо, Света, я уже пил недавно, да и не хочется что–то.

— Пойдемте, Дмитрий Олегович — она умоляюще посмотрела на меня, а в голосе ее появилась какая–то звонкость — мне это очень важно.

Я почувствовал, что нитка, сдерживающая стальную полосу, превратилась в тонкий волосок. Не знаю, что последовало бы за моим повторным отказом — слезы, истерика — проверять я не стал, поэтому, сгорбившись и покряхтывая, будто больной радикулитом, медленно потащился в сестринскую. Машка, с какой–то глумливой ухмылочкой (будет что порассказать!) отправилась вслед за мной. Я ожидал чего–нибудь вроде бутылки шампанского, может чего и покрепче, а потом — не знаю: признания в любви мне, просьб о посредничестве в разговоре с Гошей, наконец, известия о том, что она бросает все к едрене–фене и уезжает с Денисом на край света. Однако на столе стоял наш обычный чайный сервиз, купленный вскладчину, пакет с печеньем, вазочка с конфетами, Светка хрустела ножом в утробе вафельного тортика — короче, все как обычно.

Мы с Машкой уселись и вопросительно уставились на Светку, которая, казалось, о чем–то задумалась, но вдруг вздрогнула, поднялась и, взяв со стола заварной чайник, разлила по чашкам чай.

— Кому сколько сахара? — вновь таким же тихим, и, я бы даже сказал, пустым голосом произнесла она. Я внимательно посмотрел на свою медсестру: может, каких таблеток с расстройства обдолбалась — нет, непохоже, вроде, мимика достаточно живая, у тех, кто на реланиуме, мышцы лица будто обвисают, и речь сильно замедляется, смазывается. Светка же все произносила четко.

— Мне две — подала голос Маша.

— Мне тоже — отозвался я.

Подав нам чашки с чаем, Светлана вновь уселась за стол, глядя прямо перед собой, — я глянул на ее пальцы — кончики мелко подрагивали.

— Света, что такое? — решился я прервать молчание. — У нас что: кто–то помер, и мы его поминаем? Маша фыркнула, но ее хохоток прозвучал неестественно и сразу оборвался.

Светка медленно повернула голову ко мне и посмотрела отрешенным взглядом, а потом, так и не сказав ни слова, отхлебнула из чашки. Разговор оборвался, не начавшись, я про себя ругнулся, быстро допил чай, даже не притронувшись к печенью и торту, сухо поблагодарил и отправился к себе. Маша тоже долго не задержалась, вскоре я услышал, как она зашуровала тряпкой в палате.

Время близилось к полуночи, и, по идее, давно было пора ложиться спать, тем более учитывая прошлое беспокойное дежурство. Однако период полураспада того термоядерного заряда, что содержался в порошке Лукича, составлял, по–видимому, несколько суток — сна не было ни в одном глазу, так, наступило какое–то отупение — и все. Повертевшись и так, и этак, я решил прибегнуть к совету, прочитанному когда–то: если не можешь заснуть, то надо все равно, лежать не шевелясь, с закрытыми глазами — организм в таком состоянии отдыхает все же лучше, нежели в режиме активного бодрствования. Слонов, что ли, посчитать.

Я лежал, посапывал, минуты текли за минутами. Прошло уже часа полтора, как все улеглись, и вроде сон, действительно начал подкрадываться ко мне, когда я услышал, как к двери, ведущей в нашу комнатенку, кто–то подошел. Надо сказать, на дежурстве вырабатывается совершенно особый тип сна, схожий со сном матери грудного младенца — все, что не касается ребенка, будь то грохот канонады, или шум бури за окном — проходит мимо мозга, мать реагирует лишь на плач малыша. Так и у нас — ухо настроено на «свои» звуки — пищание монитора, голос больного, звук падения опрокинутого стакана. Шаги за дверью — это тоже «свои» звуки, это значит, кто–то пришел просить о помощи — может сестры из своего, или чужого отделения, а может тот же Семеныч, к примеру, решил продолжить серию ночных операций.

Поэтому я моментально «вынырнул» из липкой дремоты и был готов к тому, что, сейчас меня куда–то призовут, но продолжал лежать по–прежнему тихо. Однако за дверью явно не спешили, кто–то стоял и прислушивался, затем дверь начала тихонько приотворяться. Затем, так же медленно и осторожно в дверь просунулась голова: по смутно белевшим в темноте волосам я понял, что ночной гость — не кто иной, как Светка. Да она что, в конце концов — нимфоманией от кого–то заразилась? Мало ей Гоши и Дениса, она и со мной решила поразвлечься? Не будь вчерашнего разговора с Семенычем, кто знает, как бы я себя повел, однако сейчас я сопел, будто видел третий сон, про себя же решив, что если сестрица ко мне сунется — дать отказ в наирешительнейшей форме — чтобы впредь неповадно было. Тем не менее, к моему удивлению, никто и не думал меня «домагиваться», голова немного помедлила в щели, затем дверь снова тихонько закрылась. Эт–то уже интересно. Похоже, никто на мою честь и не думал покушаться, а заходили ко мне с единственной целью: удостовериться, что я крепко сплю. Ну–ну. Был еще вариантик — заставляющий задумываться о тростях, съемных зубных протезах и валенках Рахимбаева — я (а может, на пару с Гошей), слишком стар уже, чтобы удовлетворить потребности молодого растущего организма, и Светке требовался кто–то помоложе: вроде фельдшера со «Скорой», например — парень метр девяносто, кровь с молоком и гормонами, или того же Дениса. Стало быть, удостоверилась, что начальник спит — и на сторону? «Ну и ладно» — вяло подумал я, — нехорошо, конечно, однако чья бы корова мычала, тем более, именно Светка дежурила на День медика, когда мы с Инной… или …

Звук, донесшийся с коридора, сразу порывом ветра выдул всякие посторонние мысли из моей, пропитанной кофеином башки и заставил распрямиться на кровати, будто мертвеца с китовым усом внутри из жутковатого рассказа Эдгара По, — на коридоре с лязгом сработал замок и отворилась дверь, ведущая в процедурную, а заодно и к сейфу с наркотиками. Вскочив, я торопливо нашарил туфли, стоящие возле кровати, застегнул «липучки» и, стараясь не шуметь, выскочил из комнаты. На коридоре царил полумрак, однако в процедурной горел свет, дверь в нее была открыта и стояла перпендикулярно к стене, удерживаясь в таком положении своим немалым весом.

Становилась понятной, на мой взгляд, странность поведения Светланы — не иначе, подкололась, а сейчас организм добавки требует. И когда, интересно, она начала? — соображал я. Вроде, нормальная же девчонка была.

Я ожидал, что сейчас из комнаты раздастся скрип открываемого сейфа; однако к моему удивлению, Светка вышла из процедурной, держа в каждой руке по клеенчатой сумке, в каждой из которой, судя по напряженным мышцам, было что–то тяжелое. Я едва успел отступить под прикрытие дверного полотнища, но она, даже не посмотрев в мою сторону, быстро пошла к выходу из отделения. Толкнув локтем приоткрытую дверь, она боком проскочила в образовавшуюся щель, а через пару секунд я услышал, как она спускается по лестнице черного хода. Немного помедлив, я бесшумно двинулся за ней. Проходя мимо освещенной комнаты, я бросил туда взгляд — сейф стоял закрытый, похоже, к нему и не подходили. Что же она вниз понесла? Я спустился по темной лестнице, немного задержался внизу и вышел в коридорчик, освещенный люминесцентной лампой, горевшей едва ли не в десятую часть накала. Дверь в конце коридора, которая должна было служить запасным выходом на случай экстренной эвакуации, была открыта, и оттуда тянуло ночной свежестью, из–за двери доносились негромкие голоса. Я подошел поближе.