Николай Шпыркович - Лепила[СИ]

Все события, произошедшие в этой повести — вымышлены, всякое сходство описанных персонажей, с реальными людьми — случайно.

— …Ну и что…. Говорили же мне дурню: не жалей никого. Мне бы пихнуть зонд, а я выпендриться захотел: на спонтане, мол, сделаю. Релашку — по вене, она чуть–чуть отъехала, кетанеста, клинок в зубы — не разжать, щель высоко, а она давится, синеет, давай дитилин — тут она и струганула. Всё, думаю, Мендельсон, … слава Богу, трубу пропихнул, грибы с огурцами убрал, послушал — вроде не хрипит, соды линул, того — сего. Отстоял в целом нормально, но спиной поплакал.

Ага?! А урки ещё гордятся своей феней, и эти, хакеры, туда же — с мышами, чатами, байтами, серверами. Пускай бы они послушали вот этот монолог моего напарника и друга Васи Котова, вот тогда бы прониклись. Вы, кстати, что — нибудь — поняли? Скорей всего, мало что, если вы, конечно, не анестезиолог, и не хирург, близко знающий его проблемы. А проблемка у Васи была ещё та…. На дежурстве ему бросили на стол роженицу — схватки уже начались, но у плода резко ослабли сердечные тоны, родоразрешать надо было операцией кесарево сечение. На Васин вопрос, кормили ли больную, сёстры родилки сделали большие глаза, ответив «нет — нет, что вы». Сама роженица, бледненькая девчушка 18 лет, тоже клялась, что ничего — ничего не ела, и умолила — тки Васю зонд в желудок не ставить. Зонд в желудок, удовольствие, конечно, ниже среднего, но Котофеич правильно заметил — все наши беды от жалости. Когда начинаешь кого — нибудь жалеть — сестру ли, работающую вторую смену подряд, лаборантку, которую дергают за ночь пятый раз, себя ли уставшего, или больного — рано или поздно вляпаешься. А и не пожалеть нельзя.

Но в данном случае Васёк, конечно, лопухнулся сам, по собственной дурости. По младости лет, я, когда мне говорили о чём–то подобном, снисходительно усмехался, а потом, в правильной компании объяснял, что уж я бы… М-да. После пары случаев, зеркально копировавших те, что я с таким жаром предотвращал и устранял на словах у других, и закончившиеся ба–а–льшой задницей у меня, я каждый раз теперь говорю себе, когда слышу о промахах кого — либо: «Помни 1996 г., и ту операцию, после которой ты поехал учиться». Иногда, как чёрт тобой водит — знаешь, что делаешь не верно, а всё равно делаешь, пока не скажешь знаменитую фразу из рекламы «Твикса».

Вася, конечно, нельзя было верить беременной, и он сам прекрасно это знал. Он её чуть не угробил, захотев её заинтубировать на «спонтане» — спонтанном, т. е. своём собственном дыхании, без выключения мышц с помощью миорелаксантов, и, естественно, ему это не удалось — для этого надо иметь сильную руку, а главное — навык, да и то не всегда удается ввести дышащему человеку в трахею довольно — таки толстую трубку, захватив стальным клинком ларингоскопа надгортанник. Он и сознание ей–то как следует, не выключил, одним реланиумом с кетанестом мало чего добьешься. Ну а потом, намацавши ей корень языка и активировав тем самым рвотный рефлекс, он ввёл пациентке миорелаксант — дитилин. И когда по лицу, рукам, нелепо выпяченному под свет удивленных глаз операционной лампы животу, побежали ломаные волны мышечных спазмов — подергиваний, желудок ответил на всё предыдущие немедленным и обильным ответом, то бишь «струганул».

… Девочка, тоже, конечно, виновата: ну, сказала бы, что слопала за час до схваток банку домашней солянки, ну, помучилась бы немного, пока ей желудок промывали — и вся любовь.

Но соляночку — то ей передали контрабандно — из глухой деревни девочка, самых, что ни на есть Торфяников. И ладно бы только солянку, а с ней баночку самогона, для умилостивления младшего мед. персонала. Вот и наелась девочка досыта, устав от каши больничной, а когда Вася, грозно нахмурив брови, вопросил «Когда ела и пила?», слово «пила» связала, естественно с самогоном, уж неизвестно, что ей почудилось в исстрадавшейся за 9 месяцев голове. Ну, а когда возник вопрос о постановке зонда, вообще запаниковала, и, как сказал бы Череп, «пошла в несознанку…

Вася, в общем — то молодец — несмотря на неприглядную картину, не растерялся, рассмотрел в дурнопахнущей жиже вход в гортань, ввёл туда трубку, убрал всю пакость изо рта, нейтрализовал содой кислый желудочный сок, преднизолона, наверное, ввел. Кстати, Мендельсон — это другой Мендельсон, не тот, под марш которого я с Иркой на руках чуть не загремел со ступенек ЗАГСа; после «нашего» Мендельсона чаще другой марш играют, тот самый, визжащий, тянущий слёзы из самого нутра… «Синдром Мендельсона» — так он называется в специальной литературе, смертность после него колоссальная, возникает он после попадания желудочного сока в лепестково — нежную ткань лёгких и у беременных протекает особенно тяжело.

Но Господь сегодня ночью был к нам, грешникам, милостив, и Котофеич обошёлся мокрой спиной, стаканом адреналина в крови и неизвестно сколькими часами или днями, приблизившими его к раннему инфаркту.

Васька свой эмоциональный монолог выпалил секунд за тридцать, мне же, чтобы перевести привычный сленг в удобоваримую (и то ещё, не каждым мозгом, а тем более — желудком) речь, понадобилось значительно больше времени. На то и сленг — он упрощает общение. Возможно, в других больницах свои кодовые слова, может быть, там говорят не «стругануть», а «метнуть», но во всех больницах есть оно, своё профессиональное арго, а лучше меня об этом написал Гюго в «Отверженных».

Прошу прощения за некоторые, не повышающие аппетита подробности, но они ведь существуют, мы в этих подробностях порой по самые уши бываем, и, между прочим, всё равно потом кушать приходим.

Вообще, когда я читаю фразу: «…зрелище, от которого покоробило (вывернуло — содрогнуло) даже видавшего виды патологоанатома (судмедэксперта, хирурга)», мне всегда ехидно хочется спросить: какие — такие виды видывал этот, с позволения сказать, опытный специалист, и где — уж не в «Плейбое» ли? Наверное, наверное, почитывал что–то эдакое долгими годами, вместо того чтобы честно вскрывать трупы и отрезать гангренозные конечности, а то бы давно уже привык.

Ну, а даже помимо трупов, да ног гнилых, ещё что? Внутренности вывороченные — так они на каждой операции перед глазами маячат, тех же релаксантов не введёшь — кишки только что на лампе не болтаются. Раны рваные? Руки — головы раздробленные? Вон, в позапрошлом месяце привозили умельца, пытавшегося отверткой и молотком разобрать немецкую малокалиберную мину — всего этого у него было на двоих, не рук, естественно, рук уже не было вовсе, так никто, в общем–то, и не покоробился, с вывертом, даже санитарки, что только месяц как в больницу пришли, работали, да и всё. Или тот тракторист, которого в жатку комбайна закрутило…