Николай Шпыркович - Лепила[СИ]

— Ну, что это братва дожилась, что авторитету доставать все надо?

— Да нет, какой он авторитет, — досадливо поморщился Череп. — В соседнем районе смотрящего закрыли, так он на хозяйстве остался, а у них в больничке еще хуже, чем у нас — голяк беспросветный, последний хрен без соли доедают. А он сам на мели, но в долгу не останется, зуб даю.

— Да ладно, нафик мне твой зуб, у тебя ж и так одни фиксы. — Я немного подумал. — Хорошо, зайди ко мне в отделение, не маячь тут.

Мы зашли внутрь, Череп вежливо пожелал «здоровьичка всем присутствующим». Я пошел рыться по заначкам, отобрал пару зеленых «единичек», подумал, добавил синенький на 0.9 мм., может там вены поганые. Людям надо верить, так что будем надеяться, что через эти катетеры зальются сплошь пользительные снадобья, а не какая–нибудь «ханка».

Когда я вышел, Черепа у дверей не было. Сестрица вышла из палаты, и я с недоумением спросил у неё:

— А Бастырев где?

— Не знаю, — пожала плечами та. — Я давление ушла мерить, он здесь был.

Я заглянул в ремзал и увидел там Черепа, низко наклонившегося над коматозником.

— Э, ты чего там творишь? — разозлился я. — Тебя что, звали сюда?

Подойдя, я кинул взглядом пациента и аппаратуру. Всё, вроде бы, работало нормально, аппарат гудел, пациент дышал. От сердца у меня отлегло, но злость не прошла.

— Я тебя, как человека пустил, для чего, что бы ты тут шастал? — Себя я уже корил последними словами, что вообще прельстился на пакет и впустил бандюгана в отделение.

— Димыч, не сердись, я по любопытству, я ж у него ничего не трогал, что я — придурок, услышал — гудит что–то, дай, думаю, загляну. А тут смотрю — ё-моё. А чего с ним?

— Не твоё дело — хмуро отозвался я. — На, держи свои катетеры и, давай, пошли отсюда.

— Да Димыч, не сделал я ему ничего, ну прости, если что…. А он, промежду прочим, тоже сиделец, — толстым пальцем Череп указал на запястье парня.

Там действительно виднелись пять точек: четыре образовывали квадрат с пятой в центре.

— Крытка, — уверенно пояснил Череп. — А ещё какие–нибудь партаки есть у него? Ну, наколки?

— Есть вроде, — я немного задумался, вспоминая, потом обошел стол и повернул ладонью вверх левую руку больного. Почти на всё предплечье, синел мастерски выколотый кинжал, который обвивала змея, тоже очень искусно выполненная. Клыки она хищно оскалила, и над головой у неё была выколота маленькая коронка с расходящимися от неё лучами.

— Интересно, — протянул Череп. — Если пацан не врет, кивнул он головой на парня, — то он обещался ментам за что — то отплатить, а коронка вот эта означает, что обещание своё он уже выполнил.

— Ладно, давай, пошли.

— Спасибо за катетеры. Димыч, ну, не сердись.

Мы вышли из отделения, Череп потопал вниз по лестнице, я же пошел в ординаторскую, думая над прощальным взглядом, который Череп бросил на ремзал, а перед окончательным уходом — и на меня. Уже возле дверей ординаторской я вспомнил, когда Череп смотрел точно так же, холодно и деловито, — это было в кафешке, где я был мимоходом, забежал выпить бутылочку пивка. Череп же там гулял со своей кодлой — мелкими шавками, вчерашними десятиклассниками, польщенными влиянием такого крутого уркагана к своей особе. И кто–то из них высказал Черепу чего–то невпопад, точно, именно тогда Женя Бастырев и посмотрел таким же взглядом на собеседника. За столом у них сразу стало тихо, чего я и обратил на них внимание, и Черепов взгляд запомнил. Через секунду тарелка с чем–то дымящимся разбилась у бедолаге на голове, щедро сдобрив короткий ёжик кетчупом, сам же обладатель ёжика ошалело вскочил, но получив короткий, без замаха удар в челюсть, полетел спиной вперед, сметая по пути стулья и столики.

Н–да–с, такой хоккей нам не нужен, но об этом опосля, пока же я постучал в дверь, а через пару секунд Инна впустила меня внутрь.

— О–о–о, пропажа явилась, — хмельным голосом приветствовал меня Семёныч, зав. хирургии. По его раскрасневшемуся лицу я понял, что праздник уверенно движется в нужном направлении. Ну, Семёныч не дежурит, ребята у него ловкие, если что — справятся и сами, из дома не потянут.

— Чего это ты несешь нам в этом замечательном пакетике, — полюбопытствовал Гоша, который наметанным глазом тоже определил форму содержимого черного пластика.

— Да вот, кланялась вам всем мафия и просила передать, со словами глубокой благодарности, — я извлек из глубины пакета бутылочку «Абсолюта».

— Они бы лучше бошки свои дурные не разбивали, да ножами бы друг в дружке не ковырялись, — пробормотал Семеныч. — ну, дай–ка заценить, — он многозначительно прищурился на синеву букв. — Что, взаправду ее из ледников гонят?

— Ну, положим, не гонят, воду берут.

— Так давай, давай, — заторопил он Гошу, — наливай, надо же попробовать, чем шведский лед лучше нашего.

Мы выпили, Степановна, наклонив голову к плечу, немного поприслушивалась к себе и решительно заявила:

— Один хрен, водка и водка. Ничем особенным нашей «Гусарской» не лучше, — она кивнула в сторону уже опустошенной бутылки, с этикетки которой нагловато ухмылялся кучерявый красавец в доломане.

— А что вы от водки хотели, неземного блаженства? — полюбопытствовал я. — Ее, родимую, еще Дмитрий Иванович Менделеев расписал, как готовить — сорок частей спирта на шестьдесят частей воды — больше ничего придумывать и добавлять к водке и не надо.

— Вообще, — развил мысль Гоша, — от водки и нечего ждать какого–то особенного вкуса. Вернее, водка должна быть как раз безвкусной — в идеале. Мягко так — хоп — и оказаться в желудке, ты ее почувствовать не должен, тепло только должно разойтись, если жжет в горле — уже не то. А уж потом, это безвкусие и надо оттенить закуской — колбаской там или селедочкой. Вдумайтесь даже в слово — за–куска, за рюмкой — кусочек. Враги этого не понимают, глотают свой вискарь чистяком, и нашу водочку так же на раутах тянут без закуски, как алкаши, только что коробком спичечным не занюхивают. Ну, с виски, это может и правильно, у него собственный вкус есть, хотя какой там вкус у самогона, — Гоша махнул рукой, — а вот водку надо обязательно чем–то сдабривать, — и многозначительно поддел на вилку янтарный боровик.

Я с уважением посмотрел на Гошу.

— Сам теорию питья водки разработал?

— Нет, — улыбнулся он, — какой–то диссидент по «Голосу» трепался, какие буржуи дураки.

— Виски — точно самогон, — согласился Семеныч. — От их «Белой лошади» сам на коня сядешь.

— А коньяк клопами пахнет, — пискнула Инна.

— Ну, уж нет, — решительно не согласился я. — Во–первых, 80 % людей, заявляющих, что коньяк пахнет клопами, не знают, в общем–то, и запаха, собственно, этих самых клопов, так что им и сравнивать не с чем. А во–вторых — надо пить качественный коньяк, фирменный, и не граненными стопарями, заедая огурцом, а маленькими рюмочками, согрев в ладони. Вот взять хотя бы, настоящий «Арарат»…