Михаил Строганов - Лексикон Таро

Тот, кто перенес клиническую смерть, свидетельствуют, что все пережитое проходит перед глазами бесконечной вереницей цветных картинок. Одни видения как бы повторяют течение и порядок жизни, другие появляются хаотично, перемешивая события и выстраивая их в новый смысловой ряд. Так вечность по-своему ранжирует и оценивает дела человеческие, указывая на ключевые моменты его жизни.

«Тогда отвечал мне посланный ко мне Ангел, которому имя Уриил, и сказал: сердце твое слишком далеко зашло в этом веке, что ты помышляешь постигнуть путь Всевышнего. Я отвечал: так, господин мой. Он же сказал мне: три пути послан я показать тебе и три подобия предложить тебе. Если ты одно из них объяснишь мне, то и я покажу тебе путь, который желаешь ты видеть, и научу тебя, откуда произошло сердце лукавое. Тогда я сказал: говори, господин мой. Он же сказал мне: иди и взвесь тяжесть огня, или измерь мне дуновение ветра, или возврати мне день, который уже прошел. Какой человек, отвечал я, может сделать то, чего ты требуешь от меня? А он сказал мне: если бы я спросил тебя, сколько обиталищ в сердце морском, или сколько источников в самом основании бездны, или сколько жил над твердью, или какие пределы у рая, ты, может быть, сказал бы мне: «в бездну я не сходил, и в ад также, и на небо никогда не восходил». Теперь же я спросил тебя только об огне, ветре и дне, который ты пережил, и о том, без чего ты быть не можешь, и на это ты не отвечал мне. И сказал мне: ты и того, что твое и с тобою от юности, не можешь познать; как же сосуд твой мог бы вместить в себе путь Всевышнего и в этом уже заметно растленном веке понять растление, которое очевидно в глазах моих?»

Ветхий завет. «Третья книга Ездры»

Карты ТАРО — те же видения, рожденные на пограничной черте бытия, только не определенного человека, а всего человечества. Поэтому в них запечатлен «механизм» того, что было, есть и будет во все времена. Оттого и напрашивается сравнение ТАРО с трейлерами к еще не вышедшему на большой экран фильму о Судьбе человечества.

Очевидно, что съемки закончены, материала отснято с лихвою и многое неизбежно остается за монтажом… А пока, до премьеры, на всеобщее обозрение выставлена «нарезка» из наиболее важных, «ключевых» сцен.

«Мы читаем Книгу Мира, как малограмотные люди, не отрывая глаз и водя пальцами по строкам; и, только тогда, когда чья-то быстрая, как молния, рука перевертывает страницу, мы видим, что мелькает что-то «написанное сбоку, на полях», может быть самое важное, но мы не успеваем прочесть: чтобы успеть, нужны другие глаза, те «вещие зеницы», что бывают только у пророков.»

Дмитрий Мережковский «Тайна Трех»

Рассматривая такие наивные, точно нарисованные детскою рукой картинки ТАРО, невольно предполагаешь: уж не приглашает ли Бог поучаствовать в монтаже Своего фильма?

Почему Бог? Да потому что только изображения великого Продюсера, Сценариста и Режиссера нет и не найдете на этих учебных кубиках-картах.

Для того, чтобы делать кино, или режиссировать саму Жизнь, совсем не обязательно мельтешить в кадрах, светиться на TV, отмечаться в журналах и газетах. Для того, чтобы быть Иллюстратором, вовсе не надо рисовать самого себя…

Незадолго перед смертью великий религиозный реформатор Лютер любил повторять: «Есть у Бога прекрасная колода карт, вся из королей, и одну карту Он бьет другой: так Папу побил Лютером, а потом всю колоду Он кидает под стол, как дети, которым надоело играть».

В этой истории сконцентрирован дух ТАРО, его изначальный смысл, еще нетронутый более поздними спекуляциями и попытками сделать арканы производными всевозможных оккультных доктрин. Истинный смысл еще не искажен спекулятивными интерпретациями.

Стоит открыть любую книгу, посвященную ТАРО, как тут же обрушится поток «экзотического эзотеризма», повествующего о наследии исчезнувшей Атлантиды, мистериях Древнего Египта во главе с Тотом-Гермесом и даже цыганах, вечно странствующих по миру и записывающих свои путевые заметки в виде идеографического письма. Такая предыстория кочует со страницы на страницу, от одного автора к другому, не имея под собой ни малейшего исторического и смыслового обоснования.

«Не ясно ли, где источник упадка духовных сил всей Европы за последние полвека, т. е. именно за то время, когда школа (современные массовая культура и социальные институты) стала интенсивно работающею фабрикой под наблюдением государственных инспекторов, некоторым интенсивным производством душ человеческих почти по тому способу, как некогда Парацельс производил своего маленького гомункула. Этих гомункулов, человекообразных, но без живой души, мы и видим на протяжении всей Европы все последние десятилетия…

Младенец с опытностью старца; точнее — младенец, подсмотревший все, что делает его дед, и этого не понявший, но этому подражающий, — вот определение такого человека…»

Василий Розанов «Сумерки просвещения»

Неверные истоки, ложные связи, подтасованные выводы — негодные наставники и опасные инструменты для познающего ума. Они не открывают истину, а травмируют разум, не оттачивают знания, а истощают мысль в бесплодных блужданиях. Возведенные в неоспоримые правила заблуждения всегда приводят к роковым ошибкам.

Анализируя символы, можно безошибочно определить только породившую их эпоху. Потому что символ всегда говорит человеку о насущном, но его голос приходит в мир из вечности.

Человек стремится понимать и толковать для того, чтобы выжить физически и наполнить свою жизнь высокими духовными значениями и связями.

Если присмотреться к наиболее близкому изначальному образцу марсельского ТАРО, станет очевидно, что по своей концепции мироздания и своим мировоззренческим источникам карты являются типичным детищем западноевропейского средневековья, передающим излюбленные образы и аллегории того времени: Жонглер, Любовники, Отшельник, Колесо Фортуны, Смерть, Дьявол, Страшный Суд. Цветовая гамма также подтверждает ее особый, «иконографический» стиль изображения.

Семь цветов: красный, розовый, желтый, зеленый, синий, черный и белый — положенные на особую графическую технику изображения, напоминают о средневековых книжных миниатюрах. Да и первые известные колоды ТАРО появились в центе европейской книжности — северной Италии на рубеже XIV–XV века.