Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Попав на праздник жизни, где сильные мужские руки одинаково хорошо владеют и гитарами и топорами, а женщины ходят почти нагишом, но ими только любуются, деревенские мужички явно затосковали и затаились в «здоровом недобре».

Но у костра любили всех. Налили и им. Эта простота, с которой деревенских мужиков встретили, простота, с которой налили им водки, опять ввергла Надеждина в раздумья.

В молодости, бывая в походах и трудовых студенческих лагерях, Надеждину довольно часто приходилось конфликтовать с местным населением, по одному возможному варианту — мордобою. Хотя, спроси его «Что делили?», то ни тогда, ни сейчас он бы не вспомнил. Просто сталкивались две культуры. Одна от земли, от природы. Этой почвенной культуре надо было прорастать, как семени из земли, ей было всё в диковину и всё непонятно. Пусть она была и на «голубом глазу» от вечной российской грязи деревенской жизни и такой же вечной российской безнадёги, но она верила, что всё должно перемениться к лучшему. Она искала, как это может быть. Как может быть это изменение к лучшему. Ведь семя тянется из Земли к Солнцу. Значит и надежда есть. Но семя всё время было «заражено» и ни черта хорошего не выходило, не прорастало.

Другая культура, к которой принадлежал Надеждин — была культура, замурованная в асфальт. Из этой культуры, сквозь асфальт, крайне редко и с большим трудом что–то пробивалось на поверхность. А если и пробивалось, то асфальтоукладчик и каток всегда были наготове. В культуре Надеждина расти было некуда. Там получали знания, но они были очень далеки от деревенской мудрости. В этой асимметрии позиция академика Лысенко и его сопротивление генетику Вавилову приобретали совсем иной смысл. Во времена Надеждина уже весь мир был против генетических семян и их производных.

Поэтому и врезались эти культуры друг в друга. Мягкая, податливая земля в твёрдый асфальт, и появлялись синяки под глазами, шла носом кровь. Всё было. Обе культуры не видели пограничного стыка. Обе стороны ничего не связывало, а «закатанные в асфальт» ещё и ничему не верили. Они видели в крестьянах только грязные натруженные руки и часто серые, пропитые лица, ничего общего не имеющие с таким понятием, как «кровь с молоком». Для горожан — это были существа, при виде которых надо было сразу креститься и твердить: «Боже упаси от такой доли».

А оказывается, нужно–то было всего лишь поздороваться и выпить за знакомство. И всё. Так просто и так сложно, что невозможно додуматься.

Надеждин вновь вернулся к мыслям о естественном отборе.

— Конечно, — думал он, — естественный отбор среди людей — это ещё не вершина правды и Божьей справедливости, но уже и не середина. У человека из–за этого отбора ещё бывают проблемы, но его счастье, если они не сильно отличимы от лосиных. Основная людская масса бодается точно так же, как и лось и бычок–первогодок. Чья голова и рога на ней крепче, тот и главный. Тот и лезет на самый верх в своей иерархии, а для остальных и чащи лесные по жижи, и еды поменьше, и лосихи помельче. Но всё это для человека, который хоть раз задумался над своим местом в оси координат мироздания, полная ерунда. Это всё инстинкты. Это всё круг, по которому бегают самые хитромудрые. Они сами себя гоняют, сами себя изводят, но ни в какую не хотят из этого круга выйти.

Надеждин посмотрел на небо. Надеждин посмотрел на воду. Надеждин поискал глазами Аннушку. Ему хотелось её о чём–то спросить. Может быть, о том, видит ли она это синее небо и эту прозрачную воду. Но Аннушки рядом не было, и мысль Надеждина текла дальше. А дальше Надеждин задумался надолго.

Он что–то и от кого–то слышал о Падшем Ангеле, который осуществляет альтернативное управление всей Землёй. Падший Ангел решил усомниться в правильности Божьих замыслов и намерений. Бог не стал ущемлять его волю. Усомнился — дерзай. Проявляй себя, доказывай. Мешать не буду, но и помогать, пока до всего сам не дойдешь — нет. Выбор сделан. Естественный отбор произведён. Вроде и не сшибались головами, не подставляли друг другу ножки. Вроде бы не было никакой конкуренции, что по сути звучит смешно: «Конкуренция с Богом». Падший ангел сам выбрал свой путь, его на него никто не подталкивал. Он взялся «рулить» Землёй. И вот теперь люди своими большими и малыми шалостями вразумляли его, заставляли работать над ошибками и вновь искать дорогу к Богу.

То, что Падший Ангел уже намаялся с людьми, у Надеждина не вызывало никаких сомнений. Все эти правительства, департаменты, министерства, фонды, корпорации и прочее…, созданное им себе в помощь, люди так завалили своими отходами, что его как Ангела видеть уже никто не хотел. Падший Ангел, наверное, уже много раз ругал себя за что, что не захотел быть простым наблюдателем, и как все остальные ангелы, не вмешиваться в дела людские. А если и вмешиваться, то только в крайних случаях. Он захотел «порулить» сам. От его желания родились массы других рулевых. Все рулили, а корабль стоял. Он бы так и стоял вечно, если бы не Божьи людские Души в своём Со–творчестве и Со–звучие с Богом, не открывали иногда запертые для Ангела двери. Так человек помогает иногда Падшему Ангелу. Для Бога ведь и он, хоть Падший, но Ангел.

Надеждин начал размышлять над человеком как помощником высших сил. Он думал над тем, что если человек слышит Бога и помогает Ангелу, то попран ли здесь закон мироздания. Вроде бы в Святой Иерархии даже Падший ангел выше любого, самого мудрого человека. Но так выходит, что человек может услышать Бога, а ангел, так выходит, что не всегда.

Надеждин посмотрел на деревенских мужиков. Им уже было необыкновенно хорошо. Женщины проявляли к ним неподдельный познавательный интерес и постоянно их о чём–то расспрашивали, а их мужчины пели песни о деревни. Деревенские мужики не оставались в долгу, они, по многочисленным просьбам, сыпали местными частушками:

«Полюбила тракториста,

Один раз ему дала,

Всю неделю сиськи мыла

И соляркою ссала».

Этот гибрид бардовской интеллигентности и деревенской простоты, даже пошлости, открывал для Надеждина неизведанные им ранее глубины народной жизни.

— Кто–то же всё это сочиняет, кто–то же всё это поёт, — думал он, — А раз так, значит в мире есть всё, а значит спасёмся. Бог не без милости, казак не без счастья. Всё что требуется от людей — не мешать друг другу, раз даже Господь не мешает Падшему Ангелу.

Надеждин был на пике своего вдоха. Но, увы, вдохнуть полной грудью до конца ему опять не удалось. А за вдохом, как известно, опять следует выдох.

1. Психической энергией пользуется, питается всё окружающее пространство. Высшая положительная психическая энергия — Святой Дух (Светлый Дух). Высшая отрицательная психическая энергия — Низший Дух (Тёмный Дух). Разнятся знаки, а сам запас одинаков.