Эйлин Гудж - Две сестры

Как бы то ни было, но ужин в конце концов закончился и гости вернулись в гостиную, чтобы перейти к кофе и десерту. Вокруг мисс Хони вновь образовался кружок мужчин, которых она развлекала колоритными историями из своей жизни. Линдсей старалась сохранять самообладание, отвечая на вопросы о том, какие книги сейчас входят в список бестселлеров. Грант тоже не остался в стороне — он живописно повествовал о своей поездке на Галапагосские острова, которую совершил в прошлом году по приглашению правительства Венесуэлы. Казалось, никто не обращал внимания на Керри-Энн, которая сидела тихонько, забившись в уголок, потягивая диетическую пепси-колу и глядя в окно.

К счастью, вскоре гости начали расходиться. Линдсей хотела извиниться перед Грантом, прежде чем уйти, и поспешила за ним в спальню, куда он пошел, чтобы принести их верхнюю одежду.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Тебе совершенно не о чем сожалеть, — заверил он ее.

— Но моя сестра…

Он не дал ей договорить.

— Тебе не стоит извиняться за свою сестру. Я уверен, что Поль сам виноват. Он явно нарвался на отповедь. Если хочешь знать правду, у него и репутация соответствующая. — Грант привлек ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Не беспокойся, все уладится.

Линдсей не поняла, имеет ли он в виду только сегодняшний случай или же социальную адаптацию ее сестры вообще, в более широком смысле.

— Как ты можешь быть так уверен в этом? — Она опустила глаза на груду верхней одежды на кровати, где из-под плаща свободного покроя с погончиками и поясом, на котором красовался ярлык фешенебельного магазина «Сакс Пятая Авеню», неполиткорректно выглядывало манто мисс Хони из искусственного кролика.

— Потому что я знаю тебя, — ответил он.

И вновь на нее обрушилось воспоминание о том, как она по мере сил воспитывала свою сестру и ухаживала за ней, сама пребывая в том возрасте, когда единственной ее заботой должны быть лишь хорошие отметки в школе. Она вспомнила свой тогдашний испуг и растерянность и вновь подумала о том, что, если бы не мисс Хони, то подобная задача наверняка оказалась бы ей не по плечу.

И сейчас Линдсей больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь другой — Грант, например, — взял всю ответственность на себя. Увы, это была несбыточная мечта. Да и что он мог сделать? Керри-Энн была ее сестрой, а не его. И она отвечала за нее. Так что, как ни крути, а расхлебывать всю эту кашу ей предстояло самостоятельно.

Керри-Энн видела, что сестра расстроена донельзя. Она вела машину, а Линдсей сидела на месте пассажира, выпрямив спину, словно жердь проглотила, и ее молчание было красноречивее любых слов. Даже обычно разговорчивая мисс Хони притихла на заднем сиденье.

Наконец напряжение стало невыносимым.

— Может быть, кто-нибудь все-таки выскажется? — вспылила Керри-Энн. — Вы ведь считаете, что это я во всем виновата, не правда ли?

— Никто тебя ни в чем не обвиняет, сладкая моя, — сказала мисс Хони. — Насколько я могу судить, парень получил то, чего заслуживал.

Линдсей нарушила свое многозначительное молчание, чтобы обронить деланно равнодушным тоном:

— Может быть, и так, но не все следует озвучивать на людях. Иногда лучше… не заметить кое-чего, а не устраивать сцену.

Керри-Энн прекрасно понимала, что сестра права, но тем не менее мгновенно ощетинилась.

— Ага, значит, когда какой-нибудь урод кладет руку тебе на бедро и шепчет на ухо, что хотел бы увидеть, что вытатуировано у тебя на заднице, ты должна всего лишь похвалить цвет его галстука? — с сарказмом осведомилась она.

— Я всего лишь хочу сказать, что иногда в подобных ситуациях следует думать и о других людях тоже.

В этот момент сестра олицетворяла для Керри-Энн всех ее бесчисленных школьных учительниц, долгие годы постоянно укорявших ее за что-либо — за разговоры в классе во время урока, за слишком короткие юбки, за курение в женском туалете, за не вовремя сданное домашнее задание.

— Я не хочу сказать, что этот человек не… что он не делал таких вещей, — продолжала Линдсей. — Но он все-таки компаньон Гранта. А ты видела выражение лица его жены? Бедная женщина!

— Я знаю, кто будет жить в собачьей будке, когда вернется домой, — злорадно пропела с заднего сиденья мисс Хони. — Ему достанутся лишь сухари да кости.

— Почему это я должна жалеть ее? — Пальцы Керри-Энн, сжимавшие руль, побелели от напряжения. — Она ведь вышла за него замуж, так? Никогда не поверю, что жена такого парня, как он, не знала, что он за птица.

— Даже если и так, Аманда наверняка бы предпочла, чтобы это не стало известно всем и каждому за столом. Она не заслужила подобного обращения. Она — милая женщина.

— В самом деле? А мне она показалась заносчивой и высокомерной особой. — В действительности Керри-Энн так не думала, но она чувствовала себя настолько чужой среди гостей Гранта — людей культурных и образованных, в отличие от нее, измеряющих свою жизнь достижениями, а не неудачами, — что ей было легче выставить их в черном свете, чем признать, что она сама в чем-то не права.

Не помогало делу и то, что Линдси грудью встала на защиту этой женщины, не беря во внимание оскорбление, нанесенное ее сестре.

— Откуда тебе знать? Ты же практически не разговаривала с нею. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Слабый, едва слышный голос разума призывал Керри-Энн на этом остановиться и замолчать, но гордыня взяла верх.

— Нет, как раз об этом, — заявила она. — Видишь ли, именно в этом все дело. Вот ты обеспокоилась ее чувствами, а мне предлагаешь просто утереться и забыть обо всем? — Керри-Энн раздраженно потрясла головой. — Вечная история. А я-то надеялась, что с родной сестрой все будет по-другому. Очевидно, я ошиблась.

Линдсей не ответила, но в свете фар встречного автомобиля Керри-Энн заметила сердито насупленные брови сестры и запаниковала. Точно такое же выражение она видела на лицах взрослых, когда сама была еще подростком и заходила, на их взгляд, слишком далеко. Звучала фраза: «Прощай, деточка», — и ее отправляли в новую приемную семью. Что, если и Линдсей отправит ее восвояси? А ведь она даже не успела рассказать ей о Белле! Керри-Энн запаниковала. Пожалуй, она заслужила такое к себе отношение. Она оказалась столь же паршивой сестрой, как и матерью.

Но когда Линдсей наконец заговорила, по ее тону было понятно, что она скорее уязвлена, нежели сердита.

— Мне очень жаль, если у тебя сложилось такое впечатление, — сказала она. — Но, если честно, я не понимаю, что заставляет тебя так думать.

Керри-Энн вновь посмотрела на сестру, на ее чистый профиль, на элегантную золотую сережку, игриво выглядывающую из-под пряди гладких каштановых волос, лежащих у нее щеке. Какая же она красивая… собранная… невозмутимая… и чужая! Она покачала головой и сказала: