Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Наверху несколько комнат личных губернаторских апартаментов были превращены в уютную, не отличавшуюся порядком, холостяцкую квартиру. Джонс и Росли расположились в гостиной, обставленной в строго мужском вкусе. Черный слуга, весь в белом, принес чай. Губернатор не преминул поблагодарить его.

«Правильный подход», — подумал Джонс.

— Вот что, Джонс, я хотел поговорить именно с вами, и очень рад, что Смизерс не мог остаться. Он смотрит на все глазами старого служаки, воспитанного в колониальных традициях, и реагирует соответственно.

— Боюсь, что вы недооцениваете Смизерса, сэр. Он держится напыщенно, он рутинер, и все же, говоря откровенно, он один из немногих действительно толковых колониальных администраторов.

— Я вовсе не хочу умалять его достоинства, Джонс. Но мне кажется, назвав его «рутинером», вы попали в самую точку. Так вот, помогут ли сейчас те методы, на которых настаивает Смизерс? Действительно ли это буря в стакане воды, мыльный пузырь, как он считает?.. Подождите отвечать. Позвольте, я сначала скажу вам, почему, как мне кажется, мы стоим сейчас перед такими трудностями во всех наших колониях. И не только мы. Дело в том, что миром сегодня владеет одна идея, и суть ее такова: ни один народ не должен управлять другим народом, каким бы хорошим это правление ни было. Словно над землей пронеслась туча, зараженная вирусами этой идеи. Отсюда это стремление, это страстное желание, эта потребность народов самим управлять своими странами, пусть даже из рук вон плохо. Вы понимаете, о чем я говорю? Существуют ли такие настроения здесь?

— Понимаю. Да, такие настроения здесь существуют.

— Вы не думаете, что я сошел с ума? Если думаете — ради бога, скажите прямо. Смизерс, конечно, подумал бы, но никогда бы не сказал этого. Слишком хорошо воспитан.

Джонс улыбнулся. Его желтоватое лицо вдруг стало мальчишеским и милым.

— Нет, сэр. Я не думаю, что вы сошли с ума. Я как-то попытался сказать Смизерсу то же самое, но не сумел выразить свою мысль. Думать об этом проще, чем говорить. А еще англичан называют нацией Шекспира! Я лично убежден, что вы совершенно правы. Я уже давно это заметил. Среди людей растет беспокойство. Массовый психоз какой-то. Хорошие ребята, старые приятели, с которыми свободно говорили обо всем, вдруг ни с того ни с сего обижаются, огрызаются на самые безобидные замечания. Повышенная чувствительность, которой раньше не было…

— Да, — задумчиво сказал Росли.

— Вам нужно бы съездить в город, — сказал Джонс. — Сегодня я почувствовал это особенно остро.

— Как пороховой склад?

— Скорее как грозовая туча.

— Ив этот момент на сцену выходит наш друг Удомо. Как вы считаете — он причина или следствие?

— Ни то ни другое, сэр. По-моему, все это произошло помимо него.

— Но он может воспользоваться ситуацией в своих целях.

— Безусловно, сэр.

— Знаете, Джонс, не надо было арестовывать его.

— Существует закон, сэр. Я сам посылал ему правила печати.

— Значит, вы с ним знакомы?

— Я много слышал о нем, и мне захотелось с ним познакомиться. Я его встретил на пляже как раз в день вашего приезда.

— И какое впечатление он на вас произвел?

— Забавнее всего, что он мне понравился. Держался независимо и дал мне понять, что ничего общего у нас с ним быть не может. Не грубо, но достаточно ясно. — Джонс грустно улыбнулся.

— Да, в нашем Удомо что-то есть.

— Вы встречали его в Лондоне, сэр?

— Я познакомился с ним у одной очаровательной женщины, тонкой и умной, немного богемного склада. Слышал потом, что она стала его любовницей. Я этому не верю. Не похоже на нее. Сплетня, в общем. И еще раз я видел его на нашей конференции. — Росли улыбнулся. — Знаете, Смизерсу особенно не нравится, что я — член прогрессивной партии.

— Лично против вас, сэр, он ничего не имеет. Тут вопрос принципа.

— Не сомневаюсь! Право, вы зря так старательно его защищаете.

— Извините, сэр.

— Поверьте, я очень ценю добродетели Смизерса. Так вот, Удомо произвел на меня впечатление. Такая в нем клокотала ярость. Речь, которую он произнес, совершенно потрясла всех. Вроде сегодняшнего воззвания в газете. Что же нам с ним делать? Если бы он, черт бы его побрал, не был таким искренним патриотом….

Оба замолчали. В комнате было прохладно. Ослепительное солнце не добиралось сюда. Джонс сидел, посасывая трубку. «Спасают, наверное, каменные плиты, из которых сложен дворец, — подумал он. — Имеет смысл быть губернатором, раз уж приходится жить в таком пекле… А этот, по-видимому, превосходный малый».

Росли встал и подошел к окну.

— Вот что, Джонс, — сказал он, глядя на улицу. — Я кое-что придумал. Мы ведь никак не связаны со здешней интеллигенцией. Да и Совет, возглавляемый Эндьюрой, далек от нее. Если этот Совет и может на кого-то опереться, так только на племена в самых глухих районах. Такое у меня впечатление. Вот я и хочу попытаться установить дружеские отношения с африканской интеллигенцией. Мне нужен список этих людей. Его превосходительство даст большой прием, на который все они будут приглашены. И никаких фраков и вечерних туалетов. Как вы на это смотрите?

— Превосходная мысль, сэр.

Росли резко повернулся и пристально посмотрел на Джонса.

— Вы серьезно?

— Это как раз тот путь, о котором я давно думаю, — сказал Джонс. — Я даже Удомо приглашал к себе.

— И что же? Не вышло?

— Возможно, потому, что я из службы безопасности, сэр. Откровенно говоря, я их понимаю. У нас в Англии к полиции тоже относятся с предубеждением. Что уж там говорить о службе безопасности.

— Да, пожалуй, вы правы. Так вы составите мне список? Я хочу завтра же разослать приглашения.

— Слушаюсь, сэр!

— И еще одно: как вы думаете, дать им понять, что новый губернатор за широкие контакты?

— В этом есть смысл, сэр.

— А теперь самый щекотливый вопрос. Помните первое правило «Руководства для губернаторов»? Как заручиться одобрением Смизерса?

Джонс пожевал трубку. Затем поднял на Росли весело поблескивающие глаза.

— Его превосходительство могли бы дать неофициальный обед для начальников отделов и кое-кого из деловых тузов. Поводом для обеда могло бы послужить желание губернатора выразить признательность своему начальнику канцелярии, который так мудро ведет его мимо разных ловушек, неизбежных на пути всякого, кто берется за новую для него работу.

— Замечательно! А на обеде я выберу момент и попытаюсь поговорить с ним. Великолепно, Джонс! Думаю, надо дать обед сегодня же.

— Это будет пощечина мне, — улыбнулся Джонс.

— Вы уж как-нибудь переживете. А теперь насчет Удомо. Он представляет гораздо большую угрозу в тюрьме, чем на свободе. Вы ведь это понимаете?

— Да, однако теперь уже ничего нельзя сделать. Делу дан ход.