Рихард Вурмбрандт - Христос спускается с нами в тюремный ад

Спаситель ли Он? Наконец, мне стало не трудно отвечать на все эти вопросы словом "да". После того, как я это проделал, я почувствовал себя так, будто с души моей сняли стопудовый груз.

В течение часа я лежал на своей постели и говорил сам себе: "Теперь я попытаюсь не думать о Христе." Но это было бесполезно Я не мог думать ни о чем другом. Без веры в Христа мое сердце было пусто. В последний раз я прокрутил в голове предложение Негреа. Я думал о тиранах, начиная с Навуходоносора, которого царь поставил над евреями, и кончая Гитлером, который дал своим марионеткам ключевые посты во всей Европе. На моей визитной карточке стояло бы: "Рихард Вурмбрандт, лютеранский епископ Румынии, назначен тайной полицией." Я бы никогда не стал епископом христиан в святом месте, а был бы полицейским шпионом государственного учреждения.

Потом я снова молился и после этого почувствовал, как в мою душу возвратился мир.

На следующий день меня снова вызвали. Среди многих других людей, которые окружали Негреа, находился также комендант Александреску. Когда я сказал, что не могу принять предложения, весь комплекс вопросов подвергся обсуждению снова. Однако, когда мы в очередной раз подошли к теме о Всемирном совете церквей, Негреа попросил остальных покинуть помещение.

Потом он настойчиво просил меня еще раз обдумать решение.

Я сказал: "Я считаю себя недостойным быть епископом. Я даже не пригоден для того, чтобы быть пастором. Даже быть простым христианином было для меня чрезмерным. Первые христиане шли на смерть со словами: "Christianus sum!" [39] Я христианин, но не сделал этого. Вместо я принял в расчет постыдное предложение".

"Мы найдем другого, кто это сделает", - пригрозил он. Я ответил: "Если вы думаете, что сможете доказать мне, что мои действия неправильны, тогда назовите мне свои атеистические аргументы. Я знаю на чем основывается моя вера, и я ищу только правды."

Он спросил: "Вы, конечно, знаете, какие это будет иметь последствия для вашего будущего?"

"Я это хорошо обдумал и принял в расчет опасности, и радуюсь тому, что смогу пострадать за то, что, по моему твердому убеждению, является единственной и окончательной правдой."

Негреа посмотрел на меня взглядом человека, осознавшего, что напрасно потратил свое время. Он вежливо кивнул мне, закрыл папку, встал и подошел к окну. Стоял и смотрел в окно, пока охранники надевали на меня наручники и уводили.

"Христианство - умерло"

Долгое время я оставался в "специальном отделении", но сколь долго это длилось - не могу точно сказать. С течением времени отдельные отрезки моего существования сузились в тюрьме до одного единственного длинного дня. Промывание мозгов стало интенсивнее, но лишь немного изменило методы. Из громкоговорителей теперь раздавалось:

Христианство умерло,

христианство умерло,

христианство умерло.

Однажды я смог все ясно осмыслить. Нам раздали почтовые открытки, чтобы мы пригласили наши семьи и попросили их привезти нам посылки. Когда наступил назначенный день, меня побрили, помыли и выдали чистую верхнюю рубашку. Проходили часы. Я сидел в камере, пристально смотрел на сверкающий белый кафель, но никто не приходил. Вечером сменились караульные. Тогда я не мог знать, что мою открытку никогда не отправляли. Подобный трюк они разыгрывали с другими упрямыми заключенными. Громкоговоритель вещал:

Теперь тебя никто больше не любит,

теперь тебя никто больше не любит,

теперь тебя никто больше не любит,

теперь тебя никто больше не любит. Я начал плакать. Громкоговоритель объявлял:

Не хотят больше ничего о тебе знать,

не хотят больше ничего о тебе знать,

не хотят больше ничего о тебе знать,

не хотят больше ничего о тебе знать.

Я не мог больше выносить этих слов, не мог от них убежать. Следующий день принес с собой жестокое "боевое собрание", в котором приняли участие только разочарованные мужья.

Ко многим другим заключенным пришли жены, сказал оратор, только мы были глупцами, нам отказали. Наши жены лежали в постели с другими мужчинами сейчас, в этот момент. Со всей имевшейся в его распоряжении непристойностью, он описывал нам все, что происходило между ними. А где были наши дети? На улице, и каждый из них в отдельности - атеист. У них не было никакого желания увидеть своих отцов. Как же все-таки глупы мы были!

В специальном отделении я слышал изо дня в день громкоговоритель:

Христианство - глупо,

христианство - глупо,

христианство - глупо.

Со временем я начал верить тому, что внушалось нам в эти месяцы. Христианство умерло. Библия предсказывала отход многих от веры. Я верил, что наступили эти времена.

Тогда я подумал о Марии Магдалине, и, наверное, как раз эта мысль спасла меня от душетленного яда последней и самой трудной стадии промывания мозгов.

Я вспомнил, как она оставалась верной Иисусу, даже когда Он воскликнул на Кресте: "Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?" А когда Его тело лежало в пещере, она стояла, плача неподалеку, и ждала, пока Он воскреснет. Когда я, в конце концов, поверил, что христианство умерло, я подумал, что несмотря на это, хочу верить в Христа и плакать у Его пещеры до тех пор, пока Он снова воскреснет, а это будет непременно.

Объявленный погибшим, жив

В июне 1964 года всех заключенных собрали в главном зале. Вошел комендант в сопровождении своих офицеров, и мы настроились на новую стадию "боевых собраний".

Вместо этого Александреску объявил, что все политические заключенные подлежат освобождению по объявленной правительством общей амнистии.

Я не мог в это поверить. Когда я оглянулся, то увидел сплошь ничего не выражающие лица. Потом комендант подал знак, и весь зал разразился аплодисментами. Если бы он им сказал: "Завтра вы все будете расстреляны", они бы также зааплодировали и закричали: "Это правильно, мы не достойны жить!"

Однако, это объявление не было новым трюком, как мы вначале предполагали. Летом этого года было выпущено много тысяч заключенных. За это мы должны были благодарить новую, так называемую "оттепель" между Востоком и Западом, а еще, хотя я тогда этого не знал, истинную перемену в мышлении нашего премьер-министра Георгиу-Дежа. После сомнения в принципах коммунизма он вернулся к вере, в которой воспитала его мать, и которой она была верна всю свою жизнь. Деж пришел к вере через служанку в своем доме и ее дядю, добродушного пожилого человека, который часто беседовал с ним о Библии. Вера в Христа, хотя он и не признавал ее открыто, придала ему силы, чтобы оказать сопротивление своим советским повелителям. Он не обращал внимания и установил отношения с Западом. Этим он подал пример другим угнетенным странам. К несчастью, через несколько месяцев он умер. Говорят, что его смерть была ускорена советскими агентами.