Зигфрид Ленц - Живой пример

А Люси? Сначала она не видела никакой возможности переменить свою роль, ей приходилось довольствоваться положением безбилетного зрителя разнообразнейших несчастий — по крайней мере до тех пор, пока не появилась Андреа. Наступила минута, когда Люси больше не могла мириться с тем, что ей известно, и сочла своим долгом вмешаться, но даже не столько потому, что уже знала достаточно, а, скорее, по той причине, что Андреа была так удивительно похожа на нее.

Увидев впервые из своего укрытия незнакомую девочку, такую же худую и большеглазую, как она сама, с глазами и волосами того же цвета, что у нее, Люси испугалась. Андреа была босая. Лицо ее выражало настороженность и раннюю зрелость — оно было отмечено печатью преждевременной умудренности жизнью. На коленях у нее сидела маленькая сестренка, время от времени издававшая какой-то однообразный квакающий звук. Андреа пришла вместе со своей матерью и внимательно слушала весь разговор с таким видом, словно хотела запомнить самое важное на случай, если и ей в подобной ситуации придется обращаться к адвокату; она следила, какое впечатление производят на него — и производят ли — слова матери, и одергивала или шлепала ребенка, чтобы он не мешал. Мать была низкорослая, крепкая женщина, одетая во все черное — черный платок, черная вязаная кофта, черная юбка, изношенные, выгоревшие на солнце; когда она, захлебываясь словами, спешила поведать адвокату свое горе, все чувства отражались на ее подвижном лице.

Так вот: ее муж, ее дорогой Элиас, необыкновенный человек с замечательной фантазией (Ва! Никто не может с ним сравниться!), угодил в тюрьму (это было ясно с самого начала). Его фантазия была лучшим средством против безработицы, благодаря его фантазии вся семья жила в достатке, включая бабушку с дедушкой, но теперь он сидел в тюрьме, и роскошная фантазия билась о прутья решетки. А почему? Ва! Он ничего такого не сделал. Он только ловил воробьев, этих самых обыкновенных птиц он раскрашивал — может, по-вашему, они необыкновенные? — и потом в красивых клетках, как певчих птиц, продавал в порту иностранным туристам, перед самым отплытием парохода. Ва! Никого он этим не разорил! А за счет этих птиц кормилась целая семья. Пока однажды не явился какой-то иностранец и не купил сразу всех птиц, велев принести их к нему на пароход. Он расплатился крупной купюрой, но когда Элиас хотел разменять ее в банке, его арестовали. Банкнот был фальшивый. Элиаса причислили к банде фальшивомонетчиков и посадили под замок. Фантазии — кормилице подрезали крылья.

Пока мать Андреа бесконечно разглагольствовала о своем несчастье, Люси наблюдала только за босоногой девочкой — та все еще с надеждой смотрела на адвоката, но уже менее пристально, внимание Андреа рассеялось; быстрым взглядом шныряла она по комнате, замечая, что хорошо и что плохо лежит, и вдруг ее смуглая рука рванулась вперед. Она схватила два апельсина с керамического блюда для фруктов и сунула их малышке под платье.

Люси это видела, но не вышла из своего укрытия, она оставалась там, пока Андреа с матерью не ушли, а тогда последовала за ними. Она спокойно шла позади них и хорошенько заприметила дом с высоко отстоящими от земли окнами, в котором они скрылись. Потом вернулась еще раз, внимательно рассмотрела утоптанный, тенистый внутренний дворик и на обратном пути решила, что непременно придет сюда снова.

Люси пришла снова с маленькой сеткой, полной апельсинов, немного постояла во внутреннем дворике, но никто не вышел, тогда она стала под их окном и позвала Андреа, и через некоторое время девочка появилась. Она сделала несколько шагов, настороженная, недоверчивая, а Люси шла ей навстречу, смущенно улыбаясь и протягивая руку.

— Чего тебе надо? — враждебно спросила Андреа.

Люси подала ей сетку с апельсинами: «Это тебе!» — и увидела, как на лице девочки, так похожем на ее собственное, все четче проступают недоверие и презрение. Люси вздрогнула: то ли она почувствовала, что ее видят насквозь, то ли просто не ожидала такого высокомерного отказа. И тут Андреа неожиданно вырвала у нее сетку и швырнула ей обратно с такой силой, что Люси показалось, будто ее ударили в грудь. Апельсины покатились по двору.

Андреа молча вернулась домой, а Люси подобрала апельсины и отнесла к отцу в контору, где положила на блюдо для фруктов. Она была обижена, чувство разочарования от неудавшейся попытки сближения долго не проходило. И все же она не отказалась от мысли пойти туда еще раз и соображала, что бы такое принести девочке вместо апельсинов.

Не оставив надежду завоевать дружбу девочки, столь похожей на нее, Люси решила сначала пойти к ней без подарка. Но прежде чем она успела это сделать, Андреа с матерью вновь явились в контору. Люси загодя засела в своем убежище, дверь она прикрыла, поставила возле нее стул и, усевшись на него, стала подглядывать за девочкой в замочную скважину. И снова повторилось то же самое: как только мать Андреа склонилась над письменным столом и взяла перо, чтобы поставить свою подпись везде, где ей показывал адвокат, смуглая рука рванулась к блюду, да не один, а много раз подряд, и апельсины снова исчезли под платьицем маленькой сестренки. Люси была счастлива, она восхищалась Андреа.

Ей непременно надо было увидеть ее опять, назавтра же, и вот, возвращаясь из школы, она пошла кружным путем, мимо дома Андреа, заглянула во внутренний дворик, потом присела на лестницу дома напротив и принялась ждать. Андреа пришла скоро, она первая заметила Люси.

— Что тебе надо? — спросила она удивленно и зло. — Зачем ты опять пришла?

— Я ждала тебя, — сказала Люси.

— Зачем?

— Нас с тобой можно принять за сестер, мы ведь очень похожи, ты заметила, как мы похожи?

Андреа насмешливо улыбнулась и скользнула оценивающим взглядом по одежде Люси: черные туфли с застежкой, гольфы, плиссированная юбка, светлая блузка с отложным воротником.

— Это мы-то похожи? — спросила Андреа.

Люси протянула ей маленькое зеркальце.

— На, убедись сама. Ты только посмотри.

— Мотай отсюда, — сказала Андреа.

Но Люси не сдавалась.

— Посмотри в зеркальце, тогда я тебе его подарю.

Они стояли у подножия лестницы, не спуская глаз друг с друга, по вот наступил миг растерянности, обе взглянули на зеркальце, которое лежало у Люси на маленькой ладони, почти покрывая ее, и вдруг Андреа ударила ее снизу по руке — сильно и неожиданно.

— Ничего мне от тебя не надо, — сказала она. — Забирай свой подарок и катись отсюда. И не вздумай прийти еще!

Люси подняла зеркальце — оно было цело, — подождала, пока Андреа вошла в дом, а потом направилась к отцу в контору.

Отец Люси удивился тому интересу, какой она проявила к делу продавца крашеных птиц, и не менее удивился он радости, какую она выказала, узнав от него, что мать Андреа, наверно, еще не раз придет в контору. Она чуть было не попросила его поскорее уладить дела этой женщины.