Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

В поисках этих крупных проблем он обнаружил, что фабрика производит гораздо меньше полотна, чем до войны. Это открытие привело его в ярость, и он мигом помчался к барону.

— Что случилось, господин Хорват? Насколько мне известно, на сегодня никакого заседания не назначено.

— Ничего. Мы назначим его сейчас.

— Сейчас невозможно. У меня очень важные дела.

— У меня, то есть у нас, еще более важные дела. Вы знаете, что объем продукции фабрики ниже уровня тридцать восьмого года?

— Знаю, — спокойно ответил барон. — Гораздо ниже уровня тридцать восьмого года.

— А что вы делаете, чтобы это изменить?

— Разрешите мне сохранить в тайне секреты руководства? Или вы имеете что-нибудь против?

— Нет. Меня ничуть не интересуют ваши секреты. Но меня интересует производство. Необходимо что-то предпринять.

— Вы правы. Давайте предпримем что-нибудь.

Хорват с облегчением пододвинул стул поближе к барону и сел. Он пристально посмотрел на Вольмана: тот сидел неподвижно, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки. Только едва заметные складки в уголках рта выдавали его: он улыбался. Хорват сразу почувствовал себя ужасно неловко. Да, не надо было набрасываться на него вот так, не подготовившись. В сущности, он ведь совсем не знал секретов производства, не знал ни одной из причин снижения выпуска продукции. Он знал только, что дело обстоит неблагополучно и что теперь барон смеется над ним. Он подождал еще мгновение, надеясь, что ошибается и что барон расскажет ему о причинах, которые следовало устранить, или условиях, которые следует создать, чтобы выпуск продукции достиг уровня тридцать восьмого года. Напрасно. Барон сидел неподвижно, как бронзовая статуя. За его спиной в витрине красовались призы футбольной команды фабрики. Свет, падавший с потолка, отражался в пузатых серебряных кубках. Этот отблеск словно нимбом окружал голову Вольмана. «Черт тебя подери!» — выругался про себя Хорват и поднялся.

— Попробуем сделать что-нибудь.

Барон улыбнулся, обнажив свои белые крепкие зубы.

— Напрасно улыбаетесь, господин барон, — добавил Хорват. — И напрасно будете стараться ставить нам палки в колеса.

Он собрался уходить, но барон остановил его.

— Слушайте, господин Хорват, будем откровенны. В сущности, нам нечего скрывать. У вас, коммунистов, одни идеалы, у меня лично — другие, совсем другие. Надеюсь, вы понимаете, что ссорясь мы вовсе не решим наших разногласий. Я и не собираюсь этого делать. Вероятно, вы тоже. Но если бы мы попытались внимательнее проанализировать наши противоречия, мы смогли бы найти и кое-какие точки, в которых наши интересы в настоящий момент совпадают. Точнее — и в этом нет ничего странного, — у нас сейчас общие цели.

— Общие цели?

— Да. Даже в вопросе, по которому вы обратились ко мне. Вам нужно больше полотна. Для меня чем больше полотна, тем больше прибыли. Не так ли?.

— Так.

— Не знаю, насколько вы разбираетесь в политической экономии. У меня сложилось впечатление, что вы не очень-то смыслите в ней.

— Нет, не очень, — признался Хорват.

— Я разбираюсь в политической экономии, ведь я непосредственно в этом заинтересован.

— Не лучше ли говорить начистоту?

— Ну да! Я этого и хочу. Сейчас инфляция. Деньги с каждым днем обесцениваются. У меня есть деньги. Есть у меня и связи с некоторыми предприятиями в Англии. Есть у меня и известный кредит. Я мог бы купить серию машин. Чем больше машин, тем больше мы можем дать полотна. Я не знаю, какой кредит вы имеете у коммунистов.

— У нас нет кредита, как у… — он замолчал. Ему, хотелось знать, куда клонит барон.

— Я не хотел обидеть вас, господин Хорват. Если фабричный комитет, ваша партия и партия социал-демократов захотели бы помочь мне купить машины в Англии, мы смогли бы очень скоро превысить уровень производства тридцать восьмого года. Вам ясно то, что я сказал?

— Да, думаю, что ясно. И это единственный выход?

— Единственный, который меня устраивает. Пусть вам все до конца будет ясно.

— А в чем должна состоять наша помощь?

— В поддержке моего обращения в Национальный банк. Речь идет о моральной поддержке. Я не хочу произносить высокие слова — патриотизм, родина и другие. И все же речь идет о румынской продукции.

— Я дам вам ответ через несколько дней. Нужно поговорить с товарищами из уездного комитета.

— Очень хорошо. Когда придете с ответом, мы проведем внеочередное заседание. Как сейчас.

Хорват вернулся в фабричный комитет, сел в угол и принялся размышлять. Чем больше он думал о предложении барона, тем разумнее оно ему казалось. И все-таки его одолевали сомнения. Слишком уж все было ясно. В сущности, почему это не должно было быть ясным? Странно только, как переплетаются интересы капиталиста с интересами рабочих. Потом он вспомнил, что однажды и Симон говорил ему о чем-то подобном. И даже в очень решительных выражениях. Может быть, из-за того, что Симон был слишком возбужден, Хорват не придал значения его словам. Тот говорил с таким пылом, словно открыл Америку.

— Нужно заставить барона закупить машины. Чтобы прибавочная стоимость не шла больше, в его карман.

— Ты говоришь глупости, Симон, — ответил ему Хорват. — Где барон закупит ткацкие станки?.. Только что кончилась война…

— Как это где?.. В Англии… У англичан их хватит… И этим мы убьем сразу двух зайцев. Барон вкладывает свои доходы, а англичане, то есть империалисты, дают нам машины. Тем самым укрепляется наш лагерь, а их лагерь…

— Ты рассуждаешь, как ребенок.

— Если ты не хочешь принимать меня всерьез, что ж! Мы, социал-демократы, будем бороться за то, чтобы заставить барона… А тебе я посоветовал бы немножко почитать Маркса… Потому что вся наша политическая борьба есть на самом деле борьба экономическая…

— Ты хочешь прочесть мне лекцию, заняться моим политическим воспитанием?

Симон не сумел ничего ответить. Мрачно отошел, не попрощавшись. Сделав несколько шагов, он остановился, потом повернулся к Хорвату, который недоверчиво смотрел на него.

— И вот еще что. Если мы достанем машины, мы сможем ввести еще одну смену… Знаешь, что значит еще одна смена в прядильном?.. Это значит, что и ткачи будут обеспечены работой, смогут работать все три смены.

Это был очень серьезный аргумент. Хорвату стало досадно, что Симон разбирается в положении лучше него. Он был уверен, что все это объяснялось отсутствием у него знаний по политэкономии. Он узнал от Симона, что социал-демократы даже обсуждали вопрос о станках в своем уездном комитете и вслед за Молнаром одобрили действия барона. Позднее Симон сказал ему, что дело уже очень продвинулось. Инженер Пре-куп, один из директоров Вольмана, уехал в Бухарест для переговоров с министерством торговли и с представителями Национального банка.