Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— Умойся.

Хорват ищет ее взгляда, но она смотрит в другую сторону. «Значит, виновата». После ужина Флорика начала стелить дочке постель. Хорват следил за каждым ее движением, но она спокойно разгладила ладонью шелковое одеяло, даже не вздрогнув. Вздрогнула она, лишь когда послышался скрип входной двери.

— Кто-то идет, — сказал Хорват и подошел к дверям.

Флорика оперлась о спинку стула и опустила голову.

Послышался стук. Хорват живо распахнул дверь. На пороге стоял высокий человек с утомленным лицом, ему, должно быть, перевалило за пятьдесят. Широкополая шляпа затеняла глубоко запавшие глаза.

— Дядя Руди! — закричала Софика и побежала ему навстречу.

Около двери она запуталась в ночной рубашке и растянулась на полу. Хорват поднял ее и посадил на стул. Потом, не говоря ни слова, скатал оба одеяла и протянул их:

— Пожалуйста, господин Руди.

Стоявший на пороге человек в замешательстве часто мигал. Его длинные брови дрогнули. Он нервно кусал губы, потом, совсем растерявшись, пробормотал «до свидания» и спустился по ступенькам. Успокоившись, Хорват закрыл за ним дверь, избегая встречаться взглядам с Флорикой, и сел за стол.

Он сидел неподвижно, потом поднял голову:

— Ладно, Флорика, наши постели тоже не плохи.

Софика расплакалась.

Хорват никак не мог уснуть. Вот так же ворочался он с боку на бок в первую ночь после оглашения приговора. Как и тогда, ему хотелось заснуть и ни о чем не думать. Перед глазами смутно маячила фигура Руди, тупо смотрящего на одеяла, которые он сунул ему. Хорват даже открыл несуществующее сходство между дядей Руди и прокурором, выступавшим на его процессе. Тот тоже смотрел растерянно, а может быть, просто сонно. Потом он вспомнил седую бороду судьи, усталые лица свидетелей обвинения, Барду — товарища по скамье подсудимых. За день до процесса Барду прокусил себе вены на левой руке, но его в последний момент все-таки спасли. Из-за этой истории оглашение приговора отложили на две недели. После суда Барду поместили в соседней с Хорватом камере. Эту ночь Барду тоже провел без сна. Сквозь толстую, неоштукатуренную стену слышались его шаги, он словно мерил камеру: четыре шага к окну, четыре — обратно.

Хорват старался думать о Барду, чтобы не вспоминать о Руди. Ложась спать, он не решился заговорить о нем с женой и теперь жалел. Ему хотелось знать, что было между ним и Флорикой, кто такой этот дядя Руди, как они познакомились. Каждый из этих вопросов в отдельности и все они вместе мучили его теперь больше, чем прежде мучило желание стереть нацарапанную на двери камеры черточку, обозначающую месяц. Хотя там, в тюрьме, он смирился с мыслью, что в один прекрасный день Флорика скажет ему: «Андрей, я встретила другого человека, который вырастит Софику», теперь, оказавшись перед фактом, он почувствовал себя униженным. Возможно, если бы не раздавалось рядом ровного дыхания дочери, он зажег бы ночник и попытался объясниться с Флорикой.

Сквозь занавески в комнату проскользнул лунный луч и, посеребрив край постели, разлился по ковру, разостланному под полкой с игрушками. «Полнолуние, — подумал Хорват, — как и в ту ночь, когда повесился Барду». Барду все хорошо продумал: чтобы не шуметь, он обернул ноги одеялом. Ни Хорват, ни дежурный надзиратель в коридоре ничего не слышали. Тело обнаружили только утром, после побудки. Хорват расценил это как предательство, он знал, что Барду повесился из-за жены, которая сразу же после его провала сбежала с каким-то фельдфебелем. Только сейчас, в первый раз, он пожалел Барду.

В комнате было жарко. На соседней кровати, сбросив с себя одеяло, беспокойно ворочалась жена. «Значит, и она не спит». Хорват следил за ней краем глаза. Она приподнялась на локте, посмотрела на Хорвата и спросила:

— Ты спишь?

Он не ответил, притворился спящим и тут же пожалел об этом. Затаив дыхание, он ждал, что она повторит свой вопрос, но Флорика отвернулась к стене. Теперь уже было бессмысленно отвечать ей. Он шумно заворочался, вызывающе сбросил одеяло, засопел, кашлянул, чтобы привлечь к себе ее внимание, но она не повернулась. «Что же она хотела сказать? Собиралась защищаться, оправдываться, отрицать?» Мало-помалу Хорват успокоился. «Может, это даже хорошо. Сейчас я так размяк, что поверил бы любому ее слову. Гораздо лучше обсудить все днем, на свежую голову».

Перед домом запели какие-то подвыпившие прохожие, потом они стали выкрикивать лозунги: «Да здравствует великая Румыния!» Вдали послышалось несколько выстрелов, и снова раздались крики: «Долой мадьяр!»

Хорват хотел было встать, выйти на улицу и навести, порядок. Но он подумал, что не к чему связываться с пьяными и подвергать свою жизнь опасности, ведь завтра он должен встретиться с Трифаном и другими товарищами, чтобы обсудить важные вопросы. Под утро, засыпая, он услышал вой сирены, возвещавшей воздушную тревогу. Хорват даже не вздрогнул. Он знал, что в это время пролетают «титобусы», как их прозвали, с продуктами и снаряжением для сербских партизан. Сигналы тревоги он слышал каждое утро и в Тимишоаре.

Когда Хорват проснулся, Флорика была уже на ногах. Завтрак стоял на столе, а на стуле был приготовлен таз с водой для умывания. Софика тоже встала-Через открытое окно она здоровалась с прохожими. Хорват подошел и поднял ее на руки. Девочка поцеловала его в подбородок и спросила:

— Что ты видел во сне, папочка?

Хорвату не хотелось ее разочаровывать, он выдумал сон про медведей и охотника, который потерял свое ружье.

— Ну, а потом? — расспрашивала Софика.

— А потом — ничего. Я проснулся.

— А ты знаешь, папочка, что это значит?

— Нет, Софика, не знаю.

— Надо поговорить с тетей Мэриоарой, нашей соседкой. Она мне всегда рассказывает, какой сон что значит.

Вошла Флорика. Она сердито посмотрела на девочку и потянула ее за руку:

— Оставь папочку. Он устал, ему некогда слушать твои глупости.

— Почему ты не хочешь, чтобы она была со мной? — набросился на жену Хорват. — Или уже даже… — но он не кончил фразы.

Флорика посмотрела ему прямо в глаза. Хорват не выдержал ее взгляда, опустил голову, потом повернулся к Софике:

— Тетя Мэриоара разгадывает все сны?

— Да, она все сны разгадывает. У нее есть такая книга. Она мне всегда говорит, когда я получу пирожное или когда меня накажут. Только мама не позволяет мне ходить к ней. Она говорит, что тетя Мэриоара какая-то…

Хорват улыбнулся. Он так долго мечтал о таком вот пасмурном утре и милой детской болтовне, и после первых же слов девочки в душе его воцарилось какое-то спокойствие, словно исполнились все желания. Теперь пусть еще Флорика спросит, что приготовить на обед, а он ответит: «Лапшу с капустой». Иона пожалуется: «Капуста подорожала на два лея, денег вечно не хватает».