Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— До каких пор мы будем позволять барону эксплуатировать нас? До каких пор он будет выжимать из нас все соки? Да, товарищи! Мы, рабочие, сознавая свою классовую миссию, должны бороться против всех эксплуататоров!

Рабочие смотрели на него с удивлением, потом, заразившись его отвагой, тоже начали кричать:

— Правильно!..

— Правильно!..

— Господин Албу прав!

Поп, хилый рабочий с высохшим, как сухая маслина, лицом, вскарабкался на станок и запел «Интернационал».

Увидев приближающихся Суру и Герасима, Албу встал:

— Вы товарищ Суру?

— Да, я, — ответил Суру, протягивая ему руку. — Я слышал, что вы пришли от рабочих текстильной фабрики. Трифана знаешь?

— Ну как же! Это кочегар из котельной. Сегодня я провел собрание в прядильном цехе, и мы приняли резолюцию. — Албу порылся в карманах, вытащил помятую бумажку. — Первый пункт — установление спокойствия и порядка в городе. Речь идет об охране общественной собственности и имущества всех честных граждан.

Суру не скрывал, что доволен этим. Он хлопнул Албу по плечу и спросил, умеет ли тот красиво писать. Албу показалось, что он ослышался.

— Да, да, я спросил тебя, товарищ, умеешь ли ты красиво писать. Ну, умеешь ли ты красиво рисовать? Нам нужны плакаты. Сегодня вечером мы проводим митинг перед примарией.

Плакаты, сделанные цветными карандашами и развешанные в железнодорожном депо на вагоностроительном заводе и других крупных предприятиях города, дали небывалые результаты. Никогда раньше не собиралось так много народа, как на этот первый митинг, организованный коммунистами. За полчаса до начала появился Бэрбуц. Под глазами у него темнели круги, он коротко извинился:

— Я отвозил жену в больницу в Радну. Она очень больна.

— Ладно, ладно. Важно, что ты пришел. Тебя лучше знают в городе. Ты и откроешь митинг.

Бэрбуц произнес хорошую речь из окна зала заседаний. У него был густой баритон. Он умело подчеркивал согласные, говорил вдохновенно, выдерживал паузы, и слова лились бурным потоком. Фаркаш произнес речь на венгерском языке, а Албу согласился выступать по-немецки. Всем ораторам хлопали, митинг закончился пением «Интернационала». Люди не хотели расходиться, и Суру послал Албу на площадь сказать, что армия-освободительница завтра вступает в город.

Как только Трифан отпер двери зала заседаний, примарь города доктор Еремия Ион вбежал в комнату и стал требовать у Хорвата объяснений, почему его выгнали из собственного кабинета.

— На каком основании?.. — закричал он, но не успел закончить вопроса.

Хорват схватил его за плечо и спросил:

— Скажи-ка мне, за сколько времени ты сможешь построить триумфальную арку при въезде в Микалаку?

— Что?

— Ты меня отлично понял. Триумфальную арку в честь прихода советских войск. Даю тебе срок до завтрашнего дня: завтра после обеда арка должна быть готова!

— Срок, мне?.. Ты?.. Мне… которой…

Хорват встряхнул его:

— Завтра после обеда, говорю я тебе!

Только сейчас примарь понял, что Хорват не шутит. Он потер плечо, когда Хорват наконец разжал пальцы, и забормотал:

— Ну, как сказать… у нас нет бревен, нет людей… невозможно…

Хорват сделал знак Трифану встать у двери и следить, чтобы примарь не убежал. Примарь испуганно озирался по сторонам в поисках союзника, но вокруг все были незнакомые люди. Он потихоньку стал отступать к окну: надеялся позвать на помощь.

Хорват шел за ним по пятам, настиг его, снова схватил за плечо и рывком посадил на подоконник. Примарь задрыгал ногами и ударил Хорвата под ребро. На нем были желтые остроносые туфли, такие носили в двадцатых годах. Кто-то захихикал. Паску, лохматый рабочий из группы охраны, крикнул Хорвату:

— Выбрось его! Прошу тебя, Хорват, выбрось ты его на улицу!..

У примаря, побелевшего как полотно, захватило дух. Он не мог слова вымолвить. Хорват держал примаря так, что тот хорошо видел мостовую.

— Для фашистов у тебя были бревна, господин примарь! Для Советской Армии у тебя их нет?!

— Есть… есть… Я вам построю две триумфальные арки… Две арки… Только отпустите меня… У меня двое детей… Отпустите меня…

— Ну вот, видишь, как хорошо, когда мы находим общий язык…

Все расхохотались. Только Паску с досадой посмотрел на Хорвата.

— Почему ты не — выбросил его?.. Он ведь врет, как свинья!.. Нет у него никаких детей. Он бьет служащих примарии… Он и моему отцу дал пощечину, черт бы его побрал! Выбрось его!..

Потом, увидев, что Хорват не собирается выбрасывать примаря, Паску сам бросился к тому. Примарь схватил Хорвата за руку и спрятался у него за спиной. Хорват преградил дорогу Паску:

— Успокойся… Не будь дикарем! Придет время, рассчитаемся.

Когда Паску успокоился, Хорват повернулся к примарю:

— Думаю, что теперь мы договорились. Завтра утром ты примешься за постройку триумфальной арки.

По дороге домой Трифан упрекал Хорвата:

— Не надо было так шутить с примарем… Он может нам еще пригодиться.

— Если нам понадобится примарь, мы поставим кого-нибудь из наших.

Трифан неодобрительно покачал головой. Все это казалось ему слишком сложным. Он спросил:

— Ты не думаешь, что было бы лучше подождать распоряжений сверху?..

— Ну да, — иронически согласился Хорват. — Вероятно, завтра или послезавтра мы получим указания. Я уже вижу их: «Создайте местную партийную организацию». А то какие же еще распоряжения мы можем получить?.. Сейчас, в эти дни, связных используют для дел поважнее. На то мы и коммунисты, чтобы не плестись в хвосте событий. Конечно, через день-два, когда придут советские войска и установится порядок, все будет легче. Но до тех пор мы не имеем права сидеть сложа руки! И не забывай: советские воины тоже ждут нашей помощи. Немцы разрушили аэропорт. Нужно будет его восстановить.

У обочины тротуара бедно одетая женщина продавала вареные кукурузные початки. Товар ее лежал в новенькой детской коляске.

— Если бы ты не вернулся, — задумчиво сказал Трифан, — мы сидели бы и ждали манны небесной.

— Неправда! Вчера мы заглянули к Фаркашу. Он был как раз занят созданием партийной организации на фабрике. Я посмотрел на собравшихся людей и кое-кого узнал, Одного из них арестовали вместе со мной, ничего не нашли и через три месяца выпустили. Через него мы наладили связь с Бухарестом, а я вот до сих пор даже не знаю, как его зовут. Такие люди, как он, не станут ждать манны небесной… Потом, ведь и Фар-каш вернулся, и Бэрбуц здесь. Он хорошо работал. У него не было ни одного провала.

— Да, не было, верно, только…

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего… Просто подумал вслух. Черт его разберет, что на свете происходит, Может, купим кукурузы?

— Не надо. И советую тебе, Трифан, не думать вслух. Это вредно. Да, скажи мне, ты ведь все время жил в городе? Кто помогал моей жене?