Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— Совсем не ясно, — сказал Герасим. — Я спросил, почему не собирают станки, а ты…

— Здесь речь идет не обо мне, а о партии! И я не позволю говорить таким тоном о партии. Что тебе надо? Что ты предлагаешь?

— То же, что предлагал товарищ Хорват. Если уездный комитет принял решение собирать станки, нечего с этим тянуть. Пусть как можно скорее приступят к сборке. Решение существует, барон посмеивается в кулак, а мы разводим дискуссии. Если виноват уездный комитет, пусть он и отвечает. Мы, текстильщики, если надо, готовы ежедневно по два часа добровольно работать на сборке станков.

Трифан зааплодировал.

Клара удивленно посмотрела на отца.

— Если я правильно понимаю… это означает, что намек, который ты сделал мне несколько дней назад по поводу Албу…

— Да. Если вначале я просил тебя быть вежливой с ним, то сейчас, ради наших интересов, я этого требую. Пойми, Клара. Теперь все не так, как прежде. Я не могу сказать тебе ничего определенного, но я боюсь.

— Ты, папа? — изумилась Клара.

— Да, Клара. Я думал, что, когда Хорвата не будет, люди успокоятся. А вышло наоборот. Вот поэтому я и боюсь. Мне стыдно, поверь мне, но бессмысленно обманывать себя. Вначале я пытался обмануть самого себя, но это мне не удалось. Правда… Может быть, если б я был много моложе… Большое несчастье, что у меня нет сына. Поэтому говорю все это тебе. Я хотел бы сделать из тебя сильного человека, такого, каким я сам когда-то был. Хочу научить тебя жить для того, чтобы…

— Для того, чтобы что, папа?

Признание облегчило его.

— Уж ни в коем случае не для того, чтобы стать роскошной куклой, которая будет содержать на мои деньги любовников. Потому что жизнь ведь не сводится к тому, чтобы дотащиться от стола к постели и оттуда обратно к столу. Вспомни о нашем дедушке, который…

— Я знаю эту историю, — скучающим тоном сказала Клара. — Торговец свирелями из Галиции, заем, покупка титула, исторический дилижанс, высокий цилиндр, маленькая мельница, спиртовой завод, чугунные ткацкие станки, настойчивость, акции, капиталовложения и сказочное богатство… Обо всем этом я отлично помню… И во имя всего этого я должна быть вежливой с Албу, только из-за того, что нашелся сумасшедший, который требует сборки станков? Только ради этого? Ну скажи? Ради этого? Если бы ты попросил меня об этом просто так, для собственного удовольствия, тогда совсем другое дело. В конце концов ты тоже приносил жертвы ради меня… Ты должен меня понять… Это вульгарный надоедливый тип…

— Вся жизнь вульгарна и надоедлива, Клара. Вся. Сделаем, как ты хочешь, уедем наконец в один прекрасный день отсюда. Но мне нужна помощь…

Дверь открылась и вошла горничная, молоденькая девушка, нанятая две недели назад.

— Пришел господин Албу.

— Хорошо, — сказал Вольман. Когда девушка вышла, он с беспокойством, испытующе посмотрел на дочь. Она молчала, глядя в сторону. — Клара, — произнес барон просительно.

— Будь спокоен, — ответила Клара, сознавая свое превосходство. — Я пересплю с ним. — Увидев, что отцу стало стыдно, что она победила его, она испытала какое-то странное чувство удовлетворения, смешанного с жалостью.

Вольман подошел к ней и поцеловал в лоб.

— Ты хорошая девочка, Клара.

Она отвернулась и быстро убежала в свою комнату.

Албу был явно не в духе. Видно было, что ему не терпится побыстрей закончить разговор.

— Я говорил уже вам, что мне не нравится ваша манера вызывать меня, когда вам вздумается, словно вы дергаете паяца за ниточку. Это мне не нравится, и это нехорошо. И для меня, и для вас. Зачем вы меня вызвали?

— Мне нужно было вам кое-что сказать, да и Клара хотела вас видеть. Она жаловалась мне, что вы редко приходите…

— У меня тысяча дел, я занят, — извинился Албу. — Что случилось?

Видя, что Албу торопится, Вольман решил, что лучше всего сказать ему все напрямик.

— Хорвата нет, а они никак не успокоятся…

— Я предупреждал вас.

— Все это не совсем так… Один человек мутит всех. Если бы его не было…

— Невозможно! — испугался Албу.

— Не о том речь… Кто-нибудь из ваших мог бы успокоить его… Насколько мне известно, кое-кто хочет даже выдвинуть его в комитет, на место Хорвата. Это развязало бы ему руки. Нельзя ли его куда-нибудь перевести?..

— О ком идет речь?

— О Герасиме!

Албу нахмурился.

— Перевести куда-нибудь в село… Вот и все. Думаю, Бэрбуц мог бы это очень легко сделать… Впрочем, он сделал все, что было в его силах… Можете передать ему мою благодарность… я не останусь в долгу. Ну, больше не буду вас задерживать… Если хотите зайти к Кларе, она там. — Он показал на комнату Клары. — Она одна.

Албу, как обычно, некоторое время постоял у ворот, осмотрелся, нет ли на улице прохожих, которые могли бы узнать его. Никого. Убедившись, что на пустынной улице он один, вышел. И тут его охватила теплая волна радости. Клара сегодня была нежнее обычного. «Она, конечно, поняла, что я не кто-нибудь, — гордо подумал он, и ему захотелось засвистеть. — В конце концов, жизнь со всеми ее сложностями все же имеет свою прелесть. Было бы глупо отступать и не принимать ее достойно и мужественно. Ведь в конце-то концов эти пустые слова — „классовая борьба“, „партия“ — не согреют тебя так, как женская грудь». Ему показалось, что он открыл смысл жизни… Он так прост! Албу засмеялся при мысли, что люди потому и не могут его открыть, что он так прост.

Навстречу шли двое пьяных, они, казалось, ссорились между собою. Албу посторонился, пропуская их, но они остановились прямо перед ним. Албу хотел отступить, но скорее почувствовал, чем услышал, что и сзади кто-то стоит. Он быстро обернулся и столкнулся нос к носу с каким-то человеком в надвинутой на глаза шляпе. В первое мгновение он подумал, что это полицейские, которые шли за ним следом, но, узнав Василикэ Балша, сунул руку в карман, где лежал пистолет. Один из пьяных схватил Албу за руку.

— Без шума, птенчик…

Испугавшись, он хотел позвать на помощь, но и этого не успел сделать. Второй пьяный зажал, ему рот рукой. Албу задрыгал ногами, потом услышал слово «мешок». Сильный короткий удар по темени, и он потерял сознание.

Очнулся Албу в совершенно пустой, ярко освещенной комнате. Сначала он не понял, где находится, потом вспомнил о Вольмане, о Кларе, о встрече с Василикэ Балшем. «Дорого ты заплатишь за это», — со злостью подумал он и хотел встать, но голова болела так, что в глазах темнело. Собрав все силы, он с трудом приподнялся. В этот момент дверь открылась и на пороге появился Василикэ Балш в сопровождении тех двух пьяных, которые были с ним на улице.

— О-о, очнулся? — вытянул губы Василикэ Балш. — У тебя крепкая башка…